Анатолий Серов - Зинаида Чалая

Анатолий Константинович рассказывал дальше, как он, вернувшись в исходную позицию, почти тотчас же увидел второй бомбардировщик!

«Эта „корова“ следует в том же направлении, что и первая. Но пилот, видно, заметил, что случилось с первым, развернулся и пошел назад, да еще набирает скорость, черт! Я — вдогонку за ним. Иду вот так довольно порядочное расстояние, как вдруг обращаю внимание, что зашел на территорию врага и еще, пожалуй, не хватит горючего на возвращение. Но, как нарочно, появляется третий бомбардировщик. Эк их сегодня повалило на разбой! Пошел за ним, обстрелял, он повернул обратно. Я опять за ним, догнал и снова обстрелял. Но луна скрылась за тучу, „корова“ пропала, что с ней — не знаю. У меня бензин кончился. Приходится садиться на „вынужденную“. Неприятно! Где я? Куда садиться?

Надо, пожалуй, сесть неподалеку от того места, где еще догорает сбитая машина. Но это не так просто…»

…На аэродром вернулся Якушин. Он видел, как падал зажженный самолет.

— Но он горел не так, как сбитый мною. Этот то вспыхивал, то погасал и только у самой земли запылал вовсю.

— Анатолий сдержал слово!

— Но его до сих пор еще нет!

— Сейчас прилетит.

Но как накануне Серов волновался за Якушина, так теперь Михаил с беспокойством подумал: «Может быть, это горит самолет Анатолия?». Кто-то рядом сказал:

— Или столкнулся с противником. Увидеть врага ночью можно только в момент столкновения с ним. Нелепая и слишком уж рискованная затея.

— Неправда, — вскричал Михаил, — вчера мы доказали…

— А, случайность!

— Это ум и смелость такого человека, как Анатолий. Не хороните его прежде времени.

Якушин зашагал к штабу. Если с Анатолием несчастье… об этом даже страшно подумать… то конец нашим ночным полетам. Трусы заговорят громче всех.

В штабе было получено сообщение, что самолет Серова летел в сторону противника. Товарищи стали еще больше тревожиться. Якушин вызвался лететь на поиски, но до утра ничего сделать было невозможно.

…Вынужденная посадка в незнакомой местности да еще на линии фронта дело не шуточное. Анатолий тревожно и напряженно всматривался в землю. Трепетный лунный свет изменял и причудливо искажал земные очертания. Поля и лощины мерещились там, где были вершины скал. Тени облаков ползли по земле. Очень далеко догорал сбитый самолет. Там должна быть местность, занятая республиканскими отрядами.

Надо ориентироваться на догорающий самолет. В то же время снижаться как можно осторожнее. Серов просматривает землю, все снижаясь и снижаясь, пока навстречу не выскочила, по-видимому, удобная посадочная площадка, окруженная черными тенями бугров или скал… Выбора нет. Сажусь!

Колеса «чатос» коснулись земли. Машина послушно остановилась почти сразу…

Выскочив из кабины, Анатолий осматривается. Вышел на тропинку, еле заметную при неверном свете луны, и пошел по направлению к единственному ориентиру — еще горевшему самолету. Поверженный враг словно указывал путь. «Хоть на это пригодился, — усмехнулся Анатолий. — Надо попытаться найти своих и добыть горючего». А тут еще луна заходит. Совсем потемнело. Стали ярче блестеть далекие звездочки. Такие милые, как на далекой родине!.. Тихий шелест кругом. Что это? Рука на ощупь узнает колышащиеся волны хлебного поля. Но вот… новый шорох, мелькнула неясная фигура, чьи-то тени… Схватился за кобуру. На тропинку выскакивает несколько человек. Раздается окрик:

— Yey hombre! (Эй, приятель!).

Серов пытается расстегнуть кобуру, ее «заело». Другой голос — тоже по-испански:

— Кто идет?

— А вы кто? — Серов уже справился с кобурой и вытащил револьвер.

На него направлено простое охотничье ружье.

— Я русский летчик (авиадор русо). Отвечайте, кто вы?

Поняв его не по речи, а по смыслу, они закричали:

— Республиканцы! Камарада! Русский!

Как из-под земли, выросли еще группы людей, вооруженных винтовками и охотничьими ружьями. Они окружили Серова, расспрашивали, показывая на огонь догоравшего самолета. Серов понял и удовлетворил их любопытство. Узнав, что это он сбил фашистского пирата бойцы огласили окрестности веселыми криками, бросая шляпы и береты вверх. Предложили проводить его на свой командный пункт.

Серов начал изучать испанский язык на практике, с первых же встреч с испанцами, говорил он смело, хоть и со смешными ошибками, но испанцы его понимали, как и он их.

Сейчас он, например, предложил им идти не толпой, а гуськом, цепочкой, чтобы не топтать хлеб. Они пришли в восторг:

— Сразу видно советского красного командира. Жалеет наш труд.

— А как же! Ведь это недавно еще повсюду гремел ваш лозунг: «Все на сев!» И еще знаю: «Хлеб кормит армию, хлеб кормит победу!»

— Офицер, а какой простой, совсем свой парень.

Старый доброволец в широкополой шляпе, с косой на плече объяснил:

— Хлеб уже созрел. Пора урожай снимать. Ночью косим пшеницу, а днем деремся с франкистами. Кровавая жатва. Только они косят наши головы все больше и больше… У них много войска и оружия.

— Фашистская Италия и нацистская Германия близко от Испании, и потому им сподручнее снабжать Франко войсками и оружием.

— Спасибо интернациональным бригадам, они с нами. Вам спасибо. Избавили хоть на время от бомбардировок населения с воздуха.

— Да, теперь ночью можно косить хлеб.

По просьбе Серова двое из испанцев остались сторожить самолет. На командном пункте русского летчика встретили с объятиями. Огромную радость доставило республиканцам известие о сбитых накануне и в эту ночь фашистских бомбардировщиках. Летчику предложили вина. Анатолий с благодарностью взял кружку и выпил ее, еле скрыв неудовольствие от этой приторной анисовой водки. По телефону он связался со своими, сообщил, где находится, и поспешил к своему самолету. Друзья привезли в грузовике горючее.

Уже светало.

Оставалось заправить баки и взлететь. Трудно же это сделать!

— Да и как я умудрился сесть на такое «блюдечко»? — изумлялся сам Анатолий.

Его «курносый» стоял на крошечной площадке, окруженной с трех сторон голыми скалами, с четвертой был обрыв. Внизу, за оврагом, виднелся передний край противника. При свете разгоравшегося утра там уже заметили самолет и, наверно, считали своей добычей. В самом деле, подняться с такой площадки было еще более немыслимо, чем сесть на нее. Что делать?

Испанцы с тревогой смотрели на летчика и на самолет, отлично понимая затруднительность положения. Неужели бросить машину врагам? Или взорвать ее?

Серов поглядел на своего «чатос». Самолет стоял мотором к оврагу, словно готовый ринуться на крикливых фашистов, уже поднявших возню в своем лагере.