Книготорговец из Кабула - Осне Сейерстад
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Они приезжают на рынок и идут к киоску. За окошечком стоит мальчик-подросток.
«Где Махмуд?» — спрашивает полицейский в штатском.
Махмуд ушел на обед. Полицейский показывает мальчику удостоверение и говорит, что хочет осмотреть открытки. Мальчик впускает их через боковую дверь, и они попадают в тесное пространство между стеной и прилавком, заваленное штабелями товара. Мансур с полицейским хватают с полок открытки — те, что отпечатаны Султаном, — складывают в пакет. Однако сложно сказать, какие из них Махмуд приобрел законным образом, а какие купил у Джалалуддина.
Полицейский забирает мальчика вместе с открытками в участок.
Другой полицейский остается ждать Махмуда. Киоск закрыли. Сегодня никому не суждено купить, у Махмуда ни открытку для выражения благодарности, ни фотографии горных военных героев.
Когда в участок, наконец, приводят Махмуда, от которого еще пахнет кебабом, допрос начинается заново. Сначала Махмуд отрицает, что вообще знаком со столяром. Он утверждает, что все открытки приобретены им законным образом у Султана, Юнуса, Экбала или Мансура. Потом признается, что да, однажды к нему приходил столяр с открытками, только он, Махмуд, ничего не купил.
Хозяину киоска тоже приходится провести ночь в следственном изоляторе. Наконец-то Мансур может идти. На выходе его поджидают отец, дядя, племянник и сын столяра. Они подходят к нему, протягивают руки. К ужасу несчастных, Мансур как будто их не замечает. Он больше не в состоянии выносит самого их вида. Джалалуддин признался, дело раскрыто. Султан будет доволен.
Теперь, когда удалось доказать факт кражи и продажи краденого, дело направят в суд.
На ум приходят слова начальника полиции: «Это твой последний шанс. Если ты признаешься, мы отпустим тебя домой к семье».
Мансура мучает совесть, он спешит поскорее выйти на улицу. Юноша старается думать о том, что сказал ему перед отъездом Султан: «Рискуя жизнью, я развивал свое дело, меня били, меня сажали в тюрьму. Я, не жалея сил, тружусь на пользу Афганистана, и вот появляется этот чертов столяр и хочет воспользоваться плодами моих трудов. Пусть его накажут. И ты, Мансур, не поддавайся жалости».
В обветшалом глинобитном домике в Дех-Худайдаде сидит женщина, уставившись в пустоту. Ее младшие дети плачут, они еще не ели и ждут возвращения из города дедушки. Может быть, он купил чего-нибудь поесть? Завидев на дороге дедовский велосипед, они бегут к воротам. Но у старика в руках ничего нет. И на багажнике ничего. Увидев, какое мрачное у него лицо, дети замирают. На какое-то мгновение воцаряется тишина, потом ребятишки дружно ударяются в плач, повиснув на деде: «Где папа? Когда он вернется?».
Моя мать Усама
Таймир прикладывает Коран ко лбу, целует его, открывает наугад и читает первый попавшийся стих. Опять целует его, засовывает в карман куртки и смотрит в окно. Машина выезжает из Кабула на восток, по направлению к беспокойным землям на границе с Пакистаном, где Талибан и «Аль-Каида» по-прежнему пользуются довольно широкой поддержкой населения. Американцы полагают, что в тамошних непроходимых горах скрываются террористы. Военные прочесывают местность, допрашивают жителей, взрывают пещеры, ищут склады оружия, находят тайники. Во время охоты на террористов и своего главного врага — Усаму Бен Ладена — они случается, убивают и мирных жителей.
Весной в этом районе силы международной антитеррористической коалиции под командованием американцев отчаянно сражались с уцелевшими афганскими сторонниками Усамы во время широкомасштабной наступательной операции «Анаконда». По некоторым сведениям, множество боевиков «Аль-Каиды» по-прежнему скрываются здесь. Местные вожди никогда не признавали центральной власти и правил, опираясь единственно на племенные обычаи. Властям и американцам очень трудно заслать свою агентуру в деревни этого так называемого пуштунского пояса. По мнению разведки, если Усама Бен Ладен и лидер талибов мулла Омар еще не покинули Афганистан, они должны быть здесь.
Это на их поиски отправился Таймир. Или, во всяком случае, на поиски любого, кто видел — или думает, что видел, — руководителей террористов или кого-то похожего на них. В отличие от своего спутника, Таймир надеется, что они никого не найдут. Таймир не любит опасностей. Ему не нравиться разъезжать по районам, контролируемым племенными вождями, где в любой момент может начаться перестрелка. На заднем сидении лежат заранее подготовленные бронежилеты и шлемы.
— Что ты читал, Таймир?
— Священный Коран.
— Да, я видел, но что именно? Может быть, там есть какая-нибудь глава, предназначенная для путешественников?
— Я никогда не ищу какое-нибудь особое место, просто открываю книгу наугад. На этот раз мне попался стих о том, что повинующийся Богу и Его пророку отправится в райские сады, где звенят ручьи, а того, кто повернулся Богу спиной, настигнет жестокое наказание. Когда мне грустно или страшно, я всегда заглядываю в Коран.
— Ясно, — говорит Боб и прислоняет голову к стеклу. Прищурившись, он наблюдает, как грязные кабульские улицы постепенно тают вдали. Набирающее силу утреннее солнце бьет в глаза, так что, в конце концов, Бобу приходиться их закрыть.
Таймир размышляет над своим заданием. Крупный американский журнал нанял его переводчиком. Раньше во времена Талибана, он работал в гуманитарной организации, отвечал за распределение муки и риса среди бедноты. После 11 сентября все иностранцы уехали, и ответственность свалилась целиком на него одного. Талибан всячески ставил ему палки в колеса. Раздавать еду прекратили, а в один прекрасный день на пункт, где это происходило, упала бомба. Таймир благодарил Бога за то, что Он воспрепятствовал гуманитарной деятельности. Страшно даже представить, чтобы случилось, если бы множество женщин с детьми, как обычно, стояли в длинной очереди за едой.
Сейчас же ему кажется, будто работа на гуманитарные организации осталась в прошлой жизни. Когда журналисты хлынули в Кабул, с ним связался американский журнал. Ему предложили платить в день столько, сколько раньше он зарабатывал в месяц. Он подумал о семье, нуждавшейся в деньгах, бросил гуманитарную организацию и взялся переводить, призвав на помощь всю свою изобретательность и фантазию.
Таймир — единственный кормилец небольшой, по афганским меркам, семьи. Вместе с ним в маленькой квартирке в Микрорайоне, недалеко от дома Султана, живут мать, отец, сестра, жена и годовалая дочь Бахар. Султан приходится братом матери Таймира и, следовательно, дядей ему самому.
Во всяком случае, официально. На самом деле мать Таймира ему не мать, а сестра, свою настоящую мать он привык называть бабушкой.
Это случилось так. Теперешняя мать Таймира — Феруза, старшая дочь Бибигуль, на пять лет старше Султана. Она никогда не ходила в школу, потому что семья была бедна. Когда она подросла, ее выдали замуж за преуспевающего бизнесмена. После свадьбы Феруза переехала жить к мужу, который старше ее на двадцать лет.
Годы шли, а детей у нее не было. Она хваталась за любые средства, прислушивалась ко всем советам, принимала лекарства, молилась Богу, приходила в отчаяние. А в это время ее мать рожала одного ребенка за другим. После замужества Ферузы у Бибигуль родилось три сына подряд, а потом еще дочь. Ценность женщины заключается в детях, прежде всего в сыновьях. Бездетная женщина для общества никто. Когда пошел шестнадцатый год замужества Ферузы, а Бибигуль ждала десятого ребенка, Феруза стала умолять родительницу, чтобы отдала младенца ей.
Бибгуль отказалась:
— Как я могу отдать своего ребенка?
Феруза продолжала стенать и упрашивать, пустила в ход даже угрозы.
— Пожалей меня. У тебя и так много детей, а у меня никого. Отдай мне хотя бы одного этого, — плакала она.
— Я не могу жить без детей.
Под конец Бибигуль пообещала ей своего ребенка. После рождения Таймир двадцать дней оставался у матери. Она кормила его грудью, ласкала и оплакивала грядущую утрату. Благодаря детям Бибигуль превратилась в уважаемую женщину. Она хотела, чтобы их было как можно больше. Кроме них, у нее ничего не было, и без них она была никем. Как и договорились, через двадцать дней она отдала сына Ферузе. Из грудей капало молоко, но Феруза не разрешала ей кормить ребенка. Отныне всякая связь между матерью и сыном должна прерваться. Отныне она только его бабушка.
Феруза превратилась в суровевшую из матерей. С раннего детства Таймиру запрещено было резвиться во дворе с другими детьми. Он должен был тихо играть дома под присмотром Ферузы, а когда подрос, то все время сидел за уроками. После школы он был обязан идти прямиком домой, ему не разрешалось ходить в гости или приводить гостей к себе. Таймир даже не пытался спорить: себе дороже. Феруза могла всыпать, и всыпать крепко.