Охота за слоновой костью. Когда пируют львы. Голубой горизонт. Стервятники - Уилбур Смит

– Больше тридцати лет назад Том, Гай и я, трое братьев, отплыли из Плимута к мысу Доброй Надежды. Мы шли с твоим дедом Хэлом на старом «Серафиме». Я был еще ребенком десяти лет, а Том и Гай – почти взрослыми. На борту была еще одна семья. Мы везли ее в Бомбей, где мистер Битти должен был занять высокую должность в «Джон компани». С ним плыли его дочери. Старшая – Каролина – очень красивая девушка шестнадцати лет.

– Ты, конечно, говоришь не о кадушке, которую мы видели на борту «Арктура» в гавани?! – воскликнул Мансур.

– Похоже, что о ней, – кивнул Дориан. – Уверяю тебя, когда-то она была очень хороша. Время все меняет.

– Прости, отец. Мне не следовало перебивать. Ты собирался рассказать об остальных дочерях.

– Младшую звали Сара, и она была очень мила и дружелюбна.

– Сара?

Мансур искоса взглянул на него.

– Я знаю, о чем ты думаешь, и ты прав в своем предположении. Да, теперь это твоя тетя Сара, но подожди, я дойду до этого… если ты дашь мне возможность закончить. – Мансур посмотрел с раскаянием, а Дориан продолжил: – Не успел «Серафим» выйти из Плимута, как Гай безнадежно влюбился в Каролину. Она же, в свою очередь, влюбленно поглядывала на Тома. И твой дядя Том, будучи Томом, пошел ей навстречу. Он зарядил ее изящную пушку, прочистил ее очаг, переворошил там все поленья и в конце концов поставил в ее печку большой фруктовый пирог, где он и начал печься.

Мансур улыбнулся, несмотря на серьезность разговора.

– Я в ужасе оттого, что мой отец знаком с такими вульгарными выражениями!

– Прости, если оскорбил твою стыдливость… но продолжим. Гай пришел в ярость от того, что Том так обошелся с предметом его любви и преклонения, и вызвал Тома на дуэль. Даже в те ранние дни Том был отличным фехтовальщиком, а Гай – нисколько. Том не хотел убивать брата, но, с другой стороны, не хотел больше ничего знать о фруктовом пироге, который пекла Каролина. Ведь для Тома это было всего лишь развлечение. Я был тогда совсем мал и до сих пор не вполне понимаю, что произошло, но помню, какая буря разделила нашу семью. К счастью для Гая, отец запретил дуэль.

Мансур видел, что эти воспоминания неприятны Дориану, хотя он и пытался скрыть это за небрежностью. Уважая чувства отца, Мансур молчал.

Наконец Дориан продолжил:

– В конце концов Гай ушел от нас. Когда мы достигли Доброй Надежды, он женился на Каролине и принял незаконнорожденного сына Тома как родного. И отправился вместе с семейством Битти в Индию. С тех пор я ни разу не встречал его, пока мы с тобой не увидели их с Каролиной на палубе «Арктура».

И он снова замолчал, выдыхая облака голубого дыма.

– Но это еще не конец. В Бомбее под покровительством своего тестя Гай быстро сделал карьеру и стал консулом. Когда в двенадцать лет меня похитили и продали в рабство, Том явился к Гаю и попросил помощи, чтобы найти и освободить меня. Гай отказал и пытался арестовать Тома за убийство и иные преступления, которые тот не совершал. Том сбежал, прихватив с собой Сару. Это лишь разожгло ненависть Гая. Сэр Гай Кортни, генеральный консул его величества короля Англии на Востоке, умеет ненавидеть. Если он мне и брат, то только по имени. На самом деле он мой злейший враг и союзник Заяна аль-Дина. А теперь мне нужна твоя помощь, чтобы ответить ему.

Письмо далось им с огромным трудом. Оно было написано в арабском стиле и переполнено цветистыми комплиментами и выражениями доброй воли. В нем приносились глубочайшие извинения за любое возможное ненамеренное оскорбление. Письмо выражало глубокое уважение к влиятельности и важности поста генерального консула. И наконец, в нем содержалась просьба к генеральному консулу испросить аудиенцию у калифа в любое удобное для него, консула, время, но предпочтительно как можно быстрее.

– Я бы, конечно, сам отправился на «Арктур», но с точки зрения дипломатии это неправильно. Послание должен доставить ты. Что бы ты ни делал, не дай ему заподозрить, что мы кровные родственники, и не говори по-английски. Я хочу оценить его настроение и намерения. Спроси, можем ли мы пополнить на его корабле запасы пресной воды, мяса и свежих фруктов. Предложи ему и всему его экипажу гостеприимство города и свободный доступ в него. Если моряки спустятся на берег, наши шпионы смогут многое у них узнать. Мы должны как можно дольше держать его здесь, пока не будем готовы противостоять Заяну аль-Дину.

Для предстоящего визита Мансур тщательно оделся в стиле, который подобал старшему сыну калифа. На нем был зеленый тюрбан совершившего хадж с булавкой, украшенной большим изумрудом. Это был один из самых крупных драгоценных камней, оставшихся в сокровищнице после грабежа Заяна аль-Дина. Сандалии Мансура, пояс и ножны кинжала были покрыты тончайшей филигранью работы искусных ремесленников города.

Когда Мансур поднялся по лестнице на палубу «Арктура», он со своей сверкающей на солнце рыжей бородой представлял такую величественную фигуру, что капитан и офицеры уставились на него и целую минуту не могли прийти в себя.

– Мои комплименты, сэр, я Уильям Корниш, капитан этого корабля. – По-арабски капитан говорил плохо, с сильным акцентом. – Могу ли я спросить, к кому имею честь обращаться?

Его багровое лицо, из-за которого во флоте Английской Ост-Индской компании его прозвали Рубиновый Корниш, блестело на солнце.

– Я принц Мансур ибн аль-Салил аль-Малик, – ответил на беглом арабском Мансур, приветственно коснувшись сердца и губ. – Я прибыл как посол моего отца, калифа аль-Салила ибн аль-Малика. Имею честь доставить послание его превосходительству генеральному консулу его британского величества.

Рубиновый Корниш выглядел неуверенно. Он с трудом понимал слова Мансура, и ему строго-настрого приказали не признавать никакие царские титулы, которые могли присвоить себе оманские мятежники.

– Прошу ваших приближенных оставаться в лодке, – сказал он. Мансур жестом отпустил их, а Корниш продолжил: – Прошу сюда, сэр.

И он провел Мансура к парусу, натянутому посреди палубы корабля как навес от солнца.

Сэр Гай Кортни сидел в удобном кресле, накрытом шкурой леопарда. На столе перед ним лежала его треуголка, шпагу он зажал между коленями. При приближении Мансура он и не подумал встать. На нем был красный камзол из тонкой дорогой ткани с золотыми пуговицами и широкий галстук. На ногах – туфли с квадратными носами и серебряными пуговицами, а белые шелковые чулки, доходившие до колен, поддерживали подвязки точно такого же цвета, что и камзол. Плотно облегающие панталоны – тоже белые, с гульфиком, подчеркивающим мужские достоинства. Камзол консула украшали ленты и звезды ордена Подвязки и какие-то восточные награды.