Дамы и господа - Людмила Третьякова

Иной раз получалось, как в настоящем театре. Публика от души аплодировала, актрисы-помещицы в качестве гоно­рара получали роскошные букеты из спасских оранжерей.

Что и говорить, Сергей Николаевич сделался личностью весьма популярной. Женский щебет вокруг него не умолкал. Он всегда умел вести себя: был любезен, но с некоторой прохладцей, одаривал, никогда не повторяясь, комплимен­тами, однако же на самом деле никто не мог сказать, на ком из орловских прелестниц он дольше всего задерживает свой русалочий взгляд.

О, этот русалочий взгляд! Как знала его силу Варвара Петровна, силу неотвратимую — ту, что для нее приговор, казнь, конец жизни. Потому что она сама не знала, что сде­лает, если уличит его в измене, страшилась о том и думать.

Эта внутренняя жизнь Варвары Петровны была крайне беспокойна и тягостна. Бывало, среди ночи она просыпа­лась, словно от удара, приподнималась, боясь взглянуть на левую сторону, где обычно спал муж, но все же заставляла себя осторожно провести рукой по одеялу и, почувствовав тепло его тела, снова падала на подушки, обливаясь хо­лодным потом.

Через некоторое время Сергей Николаевич под каким-то предлогом устроился спать у себя в кабинете. Возражать она не смела, но как теперь уследить за ним? И она придумала! Обе створки дверей внизу сцепляла ниткой, закрепив концы с обеих сторон воском. То же делала и с окном, выходившим в сад. Поднималась она всегда раньше мужа и первым делом отправлялась проверить, не отлучался ли он куда.

Даже если все было в порядке, веселости Варваре Петровне это не прибавляло. Она понимала, что муж ей не принадлежит и принадлежать никогда не будет. Сергей Николаевич был вежлив и ровен с ней, никогда не пускался в нежности и не вел разговоров ни о чем, что касалось бы хозяйства, разного рода счетов и расчетов, соседей и той жизни, которая текла в округе. Он даже не встревал, когда она за какую-нибудь провинность наказывала сыновей.

…Мужская красота встречается нечасто, а такая, как у Сергея Николаевича — без малейшего изъяна, — и того реже. Страдая от ревности, Варвара Петровна наблюдала, как на него бесстыдно пялили глаза записные скромницы, дебелые матери семейств, даже старушки в его присутствии приободрялись.

Быть не могло, чтобы его, полного молодых сил, не увлекли бы на сторону! Варвара Петровна, доведя себя такими размышлениями до спазмов в сердце, иной раз пред­принимала слежку, пуская вслед за мужем верных, как ей казалось, людей и прекрасно при том понимая, что таковых не бывает. Так или иначе средь этого подлого племени пойдут разговоры, и за ее спиной будут строить насмешки.

Стыдно ей было самой себе признаться, но только в те дни, когда Сергея Николаевича донимала болезнь и он ос­тавался дома под присмотром доктора Берса, ей удавалось передохнуть от ожидания какой-нибудь скверной для нее истории.

По-своему она была права. Их сын, Иван Сергеевич, много лет спустя напишет об отце:

«Он обыкновенно держал себя холодно, неприступно, но стоило ему захотеть понравиться — в его лице и в его манерах появлялось что-то неотразимо очаровательное. Особенно становился он таким с женщинами, которые ему нравились. Он действовал на женщин, как магнит. Был ласково-настойчив и всегда достигал того, чего никак нельзя достичь, не зная сердца женщины».

Интересную характеристику Сергею Николаевичу и супружеству Тургеневых в целом дал выдающийся русский писатель Б.К.Зайцев:

«Счастливою с мужем Варвара Петровна не могла быть — любила его безгранично и безответно. Сергей же Николаевич… был вежлив, холоден, вел многочисленные любовные интриги и ревность жены переносил сдержанно. В случаях бурных умел и грозить. Вообще, над ним Варвара Петровна власти не имела: воля и сила равнодушия были на его стороне… Сергей Николаевич обычно побеждал… И не было в нем колебаний, половинчатости. По пути своему иногда жестокому, мало жалостливому, почти всегда грешному, шел Тургенев-отец, не сворачивая. Его девиз: взять, взять всю жизнь, ни одного мгновения не упустить — а дальше бездна.

Он очень походил на Дон Жуана». Как сказано! И как выразительны эти два слова: «сила равнодушия». Действительно, сила, и пребольшая — ибо человек равнодушный, умеющий отстраненно взирать на события, легко обыгрывает того, кто переполнен эмоциями, волнуется, а потому заведомо делает неверные шаги. Для любовных и семейных отношений это еще более справед­ливо: у любящего, страдающего, а потому не то говорящего и не так действующего, всегда меньше шансов выиграть поединок с «холодной головой».

Варваре Петровне можно было только посочувствовать: влюбленной женщине никогда не прихватить на месте пре­ступления Дон Жуана. Для этого она должна вооружиться «силой равнодушия».

От замужней жизни самым светлым воспоминанием для Варвары Петровны осталась их семейная поездка в Европу. Поводом для нее послужило намерение Сергея Николаевича проконсультироваться о своем здоровье у опытных врачей.

Варваре Петровне эта поездка давала почувствовать себя беззаботной женой, которой заботливый супруг желает показать прелести другого мира и другой жизни.

Хозяйская карета, а за нею фургон с няньками, слугами, провизией и всякой всячиной, взятой про запас, двинула к западным границам империи. Предполагалось посетить Берлин, Дрезден, Карлсбад, Цюрих, Берн и Париж.

Врачи нашли у Тургенева «каменную болезнь», то есть камни в мочевом пузыре. Но больной, однако, не слишком усердствовал в лечении. Вместо того чтобы исправно пить целебную воду, как это делала Варвара Петровна, разъез­жал по Швейцарии в поисках гувернера для сыновей, кото­рый был бы знаком с педагогической теорией Песталоцци. Сергей Николаевич читал труды известного швейцарца и вполне разделял его взгляды на воспитание молодежи.

Не забывал он и жену: в каждом новом месте они вместе осматривали достопримечательности, любовались изящны­ми видами и музейными редкостями.

В Берне, правда, чуть не произошла трагедия. Тургене­вы поехали с детьми в здешний зоопарк, чтобы посмотреть главную его достопримечательность, ставшую символом города, — медведей. Те жили в «яме», своего рода вольере, вырытой достаточно глубоко в земле, а сверху, где стояли посетители, огороженной барьером.

Увлеченные занимательным зрелищем, родители не заметили, как Иван, завороженный ходившими внизу по кругу громадными хищниками, пролез сквозь ограждение и юркнул головой вниз. С необыкновенной ловкостью отец в мгновение ока успел схватить падавшего сына за ногу.

Лишь прижав к себе Ваню, Варвара Петровна смогла осознать, что могло случиться. Ей сделалось дурно. Муж тут же подхватил ее и отнес в карету. Хорошо, что здесь оказался сопровождавший супругов их домашний доктор, совсем еще молодой человек, Андрей Евстафьевич Берс. В Берне пришлось задержаться. Варвара Петровна, ко­торая с ее никудышными нервами, вздрагивала, словно от оружейного залпа, от стука упавшей на пол вилки, никак не могла прийти в себя. Когда к ней, лежавшей в постели, по ее приказу приводили Ваню, она начинала безудержно рыдать и просила его увести. Через какое-то время все начиналось сначала. Только Париж, до которого наконец-то добрались путешественники, сгладил впечатление от ужасного проис­шествия.