Для подростков или Вся правда о наркотиках - Инесса Ципоркина

Есть варианты перехода с химической зависимости на эмоциональную. Это более перспективная методика. Поэтому масс-медиа, популярная литература и даже медицинские пособия рьяно рекомендуют «терапию религией»: приведите наркомана в церковь, крестите его, заставьте соблюдать посты и совершать обряды — глядишь, он и придет в норму. Увы, в норму он уже не придет, и с этим придется смириться. Но предположим, религиозная атмосфера окажет благотворное воздействие на зависимого. Он даже может стать очень верующим человеком, начнет спрашивать у священника разрешения на каждый свой шаг, обвенчается со своей сожительницей и поставит иконы в красный угол. Его поведение и мышление изменятся настолько, что все вокруг будут восклицать: «Скажите, пожалуйста, совсем другой человек! Будто подменили!» — хотя деформированная индивидуальность никуда не делась и даже не особо выправилась. В целости сохранилась зависимость верующего аддикта от «волшебного помощника». Просто теперь в роли такого помощника выступает священник, церковь, приход, службы и ритуалы. Помните: несамостоятельность личности может обернуться новой опасностью.

Теперь, когда эта личность накрепко связана с батюшкой (а может, с реббе или гуру), дающим советы и наставления, с церковной атмосферой и с религиозными обрядами, она еще более беспомощна и внушаема. Потому что убеждена: от нее ничего в жизни не зависит, она не контролирует ни мир вокруг, ни себя саму. Значит, следите за ней внимательно: если аддикта затянут в секту «собратья по вере» (а попросту вербовщики, которые шныряют не только по церковным мероприятиям, но и на улицах ловят простодушных и растерянных и ведут к своему «пахану»), он снова станет неуправляемым и опасным. И не надо отмахиваться: не может такого быть, он опомнился, он пришел в себя, он исцелился. К сожалению, он всего-навсего отказался от химического допинга. Хотя и не избавился от потребности в допинге. Для такой перестройки одних только посещений церкви мало.

Не стоит возлагать чрезмерные надежды и на ослабление химической зависимости: если психологическая зависимость не уменьшится, то ситуация останется прежней. Так, методика лечения героиноманов более легким наркотиком, родственным героину, — метадоном, существующая за рубежом, не дает результатов. Сторонники этой терапии утверждают, что аддикт, перешедший на употребление метадона, способен нормально функционировать и трудиться, что невозможно при героиновой зависимости. Многие героиновые наркоманы могут получать метадоновое лечение без предварительной госпитализации, а в ходе терапии сохранять рабочие места и положение в семье и в обществе.

Одновременное употребление наркотика и успешное восстановление собственной социальной роли — это даже не фантастика. Это мираж.

Очевидцы утверждают, что раздача метадона героиноманам просто становится еще одним, легальным источником наркотика: приходишь, демонстрируешь следы от уколов, получаешь дозу — идешь балдеть. Согласитесь: не очень-то похоже на избавление от зависимости? Возможно, это содействует улучшению обстановки: получив свой метадон, наркоман не ограбит очередную жертву — или не ограбит ее сегодня.

Помимо метадона существует аналогичное средство, разработанное недавно — бупренорфин. Оно действует как частичный антагонист героина (поэтому совмещать употребление и того, и другого препарата невозможно), но бупренорфин вызывает такое же острое ощущение удовольствия, как и употребление героина. То есть психологическая тяга к «химическому раю» остается.

Есть средства, которыми общество пытается спасти добропорядочных граждан от ухудшения криминальной обстановки. Но аддикта они не излечивают. Такое ограничение целей нельзя не признать оправданным: все, что может общество, — это снизить поступление наркотиков и контролировать поведение представителей аддиктивной среды. А вот спасать себя от зависимости, уменьшая психологическую тягу и восстанавливая социальный статус, наркоману придется самостоятельно.

Нельзя не учитывать и вероятность сочетания наркомании с психопатологией. Асоциальное расстройство личности заставляет пациента сопротивляться лечению, нарушать рекомендации или попросту саботировать.

Вполне вероятно, что это сопротивление будет подсознательным. Тогда велик шанс перейти от лечения к психологическим играм типа «Алкоголик», в которых саботаж лечения от аддикции, конфликты с обществом и последующие карательные меры удачно вписываются в образ «настоящего приключения». И тут уж придется выбирать — «либо вы часть решения, либо вы часть проблемы», как заметил американский политик Элдридж Кливер.

Но какой бы метод лечения вы не выбрали, старайтесь, чтобы «внутренний аддикт» (психологический компонент, ставший неотъемлемой частью личности) не вмешивался в процесс, поскольку его вмешательство усугубляет чувство неуверенности и провоцирует срывы. Поэтому внутреннего аддикта желательно заткнуть, дабы не нагнетал обстановку.

Для этого понадобится помощь психотерапевта вкупе с грамотно разработанным комплексом мотиваций. Наркозависимый должен узнать, чего хочет не его инфантильный, гиперэмоциональный Ребенок, а его сознательный, рациональный Взрослый. И если Взрослый недостаточно развит, чтобы чего-то всерьез захотеть, придется над ним потрудиться, чтобы он окреп и смог, наконец, пресечь выходки Ребенка.

Те же меры стоит принять любому аддикту. Не следует думать, что, например, желание прекратить курить или играть в азартные игры «само собой понятно» и, соответственно, никаких специальных мотиваций не требует. Бессознательное не откликается на предложенные извне «само собой», «как же иначе» и прочие бесспорные истины. Бессознательное упрямо, капризно, занудливо и вдобавок не любит перемен. Все, чем оно оперирует, приходится внедрять постепенно, убеждая, уговаривая и договариваясь. Та часть личности, которую Зигмунд Фрейд назвал «Оно», не только формируется в раннем детстве, но и ведет себя стихийно, разговаривает на своем собственном, детско-марсианском языке. То есть признает исключительно реальные, но никак не декларативные аргументы.

И если человек заявляет, что стремится быть хорошим специалистом, любящим семьянином, опорой родителям и образцовым гражданином, а на самом деле мечтает только о том, чтобы как можно дольше оставаться безответственным паразитом, и фрейдовское «Оно», и берновский Ребенок его мигом расколют. Незачем и шифроваться. Нередко бывает так, что индивиду удобнее считать себя уродом, слабаком и неудачником, и тогда ежедневные заклинания перед зеркалом «Я красив, умен, силен, удачлив» не изменят его самоощущение ни на йоту. Даже наоборот: от многократного повторения программирующая мантра теряет смысл. В подобном случае занятие аутотренингом превращается просмотр заезженного рекламного ролика: притом, что зритель досконально помнит каждую интонацию и каждый кадр, он уже не сознает содержания кадров и интонаций.

Больше того, способность мозга к селективному отбору информации позволяет переместить на периферию сознания сигналы, идущие от органов чувств: «Эй, мозг, опять этот ролик про тебя, орехи и желудок!» Не спрашивайте, кому это надо — считать себя отстоем и сопротивляться подъему самооценки. От положения увечного существа, неспособного за себя постоять, многие, очень многие люди получают не только моральную, но и материальную выгоду. Конечно, это не слишком престижный имидж. Но бессознательное, как вы понимаете, не знает, что такое имидж и что такое престиж. Оно разбирается лишь в том, что касается потребностей нижнего уровня пирамиды ценностей: удовлетворение естественных потребностей для подсознания важнее воплощения экзистенциальных идей.

Вот почему формальное программирование (когда программа не совпадает с внутренними стремлениями личности) при общении с подсознанием не дает результатов.

Так что лицам, увлеченным идеей нейролингвистического программирования, необходимо постоянно отслеживать результат: чем формальней подход, тем слабее воздействие. А сторонникам героического наскока или, наоборот, длительных нотаций также придется умерить натиск: эффект от прессинга может оказаться противоположен желаемому.

Это относится и к ближайшему окружению аддикта, которое, вполне вероятно, подсознательно настроено оказать давление на своего непутевого подопечного, взять власть в свои руки и твердою рукою направить его в русло нормальной жизни. Не получится. Потому что вы его уже однажды направили. Твердою рукою. Причем вот в это самое… русло, в котором он сейчас плавает вольным стилем. Прессинг лишь подкрепляет уверенность аддикта в том, что психологические игры с родными и близкими продолжаются: они и дальше будут его преследователями и одновременно спасителями, а он будет убегающий и одновременно утопающий. В этой новой, увлекательной версии «казаков-разбойников» можно провести жизнь — или то, что от нее осталось. А главное, аддикт будет знать: этот вариант предпочтителен не только для него, но и для его семьи.