Волнолом - Владимир Прягин

- Да, посижу немного. Доктора мне советуют чаще бывать на воздухе. А отсюда - замечательный вид, такого больше нигде не сыщешь.

Сумерки, выскальзывая из тенистых садов, взбирались по стенам замка. Барон, сидящий в плетеном кресле, задремал, и ему приснилось, как завтра на балу он встретит девушку в красном.

Генрих Рау, студент факультета светописи, брел по вечерним улочкам в пригороде столицы, вспоминая прошедший день. Сегодня начался новый учебный год, который сразу принес сюрпризы.

Всех третьекурсников собрали с утра в лекционном амфитеатре. Преподаватель основ безопасности, которого за глаза называли Грифом, взобрался на кафедру, вытянул кадыкастую шею и, оглядев ряды, скрипучим голосом произнес:

- Итак, господа, довожу до вашего сведения, что забавы и шутки кончились. Если в предшествующие семестры светопись была для вас лишь одной из строчек в длинном списке семинаров и лекций, то теперь она станет по-настоящему профилирующим предметом. Иными словами, начинается то, что мы называем специализаций. Светопись, как вы сами прекрасно знаете, бывает созидающей, дезинтегрирующей, лечебной, технической и так далее. Она имеет свою историю, стилистику и грамматику. Преподать вам эти аспекты дифференцированно и наглядно - наша задача. Вам же, соответственно, предстоит их усвоить...

Профессор отогнал муху, нагло севшую прямо на блестящую лысину, достал платок и, вытерев пот, продолжил:

- Ветвление профильной дисциплины позволяет также определить ваши личные предпочтения и склонности. На старших курсах мы применяем индивидуальный подход. Это еще одна особенность нашего факультета, который по числу студентов значительно уступает всем остальным. Два года назад на вашем потоке было сорок семь человек. Сейчас осталось лишь тридцать девять. Отсев будет продолжаться, он неизбежен. Мастер-светописец - штучный товар, да простится мне этот торгашеский оборот. Светопись требует отточенного ума и высочайшей ответственности, что, в свою очередь, подразумевает строгий контроль. Вам необходимо свыкнуться с данной мыслью, и это не просто абстрактное пожелание.

Гриф сделал паузу, чтобы все прониклись моментом, обернулся и кому-то кивнул. Только теперь Генрих рассмотрел человека в синем мундире, который сидел на стуле в углу. До этой минуты взгляд будто соскальзывал с незнакомца.

- Позвольте представить - майор цу Нидерхаузен. Он уполномочен выступить перед вами от имени Третьего департамента. Прошу, герр майор.

По залу пролетел шепоток. На верхнем ярусе кто-то - кажется, рыжий Франц - пробурчал вполголоса: 'Псина!' Синемундирник подошел к кафедре:

- Здравствуйте, господа. Для тех, кто еще не знает, - в его голосе мелькнула ирония, - официальное название нашего учреждения звучит так: Департамент контроля светописи. Среди интеллектуалов и тех, кто мнит себя таковыми, эта формулировка вызывает, как правило, некое отторжение. Но, как уже сказал герр профессор, без контроля не обойтись. Поэтому в начале третьего курса, когда обучение приобретает практическую направленность, мы проводим с каждым студентом профилактическую беседу. Именно это нам предстоит сегодня.

Переждав недовольный гомон, майор невозмутимо продолжил:

- Чтобы ускорить процесс и не засиживаться до вечера, мы разобьем поток на три группы. С одной буду беседовать я, с двумя другими - мои коллеги. Деканат любезно предоставил нам отдельные помещения. Сейчас я зачитаю список присутствующих студентов и назову для каждого номер аудитории...

Спустя несколько минут Генрих в компании товарищей по несчастью маялся перед дверью на втором этаже. За раскрытым окном в торце коридора перешептывались полудикие яблони. Франц, высунувшись, притянул к себе ближайшую ветку и сорвал недозрелый плод. Надкусил его, скривился и швырнул обратно на улицу.

В группе, куда определили Генриха, оказалось почему-то только семь человек. Первым вызвали Вальтера. Пробыв за дверью минут двадцать, тот вышел, пожал плечами и буркнул: 'Темнят чего-то'. На уточняющие вопросы только махнул рукой - мол, сами скоро услышите. Он, впрочем, всегда был немногословен.

Очередь Генриха пришла через час. Он шагнул через порог, огляделся. Майор сидел на месте преподавателя, на столе перед ним лежала фуражка, папка с тесемками и еще какая-то штука, похожая на перевернутую плоскую миску, а за спиной блестела отмытая, еще не исписанная доска.

- Садитесь, герр Рау, - приветливо сказал человек из 'тройки'. - Я тут полистал ваше дело. Судя по сводной таблице коэффициентов, в момент приема на факультет вы были на двадцать девятом месте. Имеется в виду, по уровню дара среди ваших сокурсников.

- Сейчас я на семнадцатом.

- Да, совершенно верно. Вы демонстрируете похвальное рвение, и ваши способности развиваются. Поздравляю.

- Благодарю.

- Позвольте, я сразу задам провокационный вопрос. Как вы относитесь к нашему департаменту?

- Нейтрально, - Генрих насторожился.

- А если подробнее? Отвечайте откровенно, прошу вас. Даю вам слово, это никак не скажется на вашем академическом статусе. Беседа строго конфиденциальна. О ее содержании преподаватели не узнают. Или вы боитесь еще чего-то?

- Ничего я не боюсь, - насупился Генрих. - Отвечу прямо, извольте. Я согласен, что профессия светописца предполагает ответственность. Но не уверен, что надзор должны осуществлять непременно люди в погонах.

- То есть мастера светописи должны контролировать сами себя?

- В идеале - именно так. Внешние ограничения не идут на пользу науке.

- Мне импонирует ваш юношеский максимализм.

Вообще-то разница в возрасте между ними была не так уж и велика - лет десять-двенадцать. В отцы собеседнику майор никак не годился. Генрих хотел об этом напомнить, но удержался - только пожал плечами. Майор кивнул одобрительно и сказал:

- Да, надзор означает ограничение. Но он же задает верный путь. То есть, в каком-то смысле, открывает новые горизонты.

- Простите, но это, по-моему, чистой воды софистика.

Майор усмехнулся, после чего пододвинул 'миску' поближе к Генриху:

- Будьте добры, положите сверху ладонь.

- Зачем? Что это?

- Всего лишь дополнительный тест, чтобы уточнить ваш световой профиль.

Генрих с некоторой опаской протянул руку. Под пальцами блеснул темный свет - почудилось, что ладонь погружается в чернильную мякоть. Слегка потянуло гнилью, но ее перебил свежий и сладкий запах.

- Что вы чувствуете? - быстро спросил майор, следя за его лицом. - Ощущения приятные? Или наоборот?

- Смешанные. Впрочем, да - скорее, приятные.

- Превосходно. На этом, герр Рау, мы, пожалуй, закончим. На досуге подумайте над тем, что я говорил. Поверьте, в недрах Третьего департамента зреют не только возмутительные запреты, но и проекты совершенно иного рода. Я же, со своей стороны, желаю вам успехов в учебе. Мы еще встретимся. В следующий раз, возможно, обсудим более конкретные вещи. Все зависит от вас.

Генрих сухо попрощался и вышел. Беседа оставила чувство недоумения, но в течение дня он еще не раз ее вспоминал, потягивая пиво с друзьями, а потом бредя домой сквозь пыльные сумерки.

ГЛАВА 10

Пробуждение было малоприятным - голова чугунно гудела, а мышцы ломило так, словно он прогулялся в прошлое не мысленно, а пешком. И до сих пор чудился тот гнилостно-сладкий запах из учебной аудитории.

Сельма еще не проснулась - лежала, обмякнув в кресле. Генрих же пытался осмыслить то, что ему привиделось.

Он совершенно не ожидал, что заглянет не только в чужую память, но и в свою. Ожившие картинки растревожили сердце. Да, это было, было когда-то с ним! Первый день осени, факультетские коридоры, ветки яблонь у подоконника. Раскрошенный мелок у доски, свежевыбеленные стены, знакомые царапины на столе. Еще не случилось ничего скверного, летние краски не выцвели, небо не помутнело. Даже генерал - пока всего лишь майор...

Да и Сельма в те дни была, как выясняется, просто своенравной девчонкой без всяких демонических планов. А вот с Робертом фон Вальдхорном ситуация интереснее. Тот факт, что его память снова открылась Генриху, лишний раз подтверждает: барон - ключевой персонаж во всей этой свистопляске.

Итак, вот новые факты. Хотя в Дюррфельде барона ждет травница, он почему-то про нее забывает и никуда не едет. Вместо этого знакомится с Сельмой. Вроде бы, мелочь, ничтожный пустяк в масштабе страны, однако...

Упростим картину, утрируем, примитивизируем даже - ради наглядности. И тогда получится вот что.

Травница - против светописи. Сказала об этом при знакомстве с бароном.

Сельма - за светопись. У нее чернильное зрение.

Каждая из них, живя с Робертом, может на него повлиять. Либо прямо и злонамеренно (они же обе, по сути, ведьмы), либо подспудно, косвенно.

А барон, в свою очередь, влияет на политику короля.