Успокоительное для грешника - Кэролайн Роу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Видимо, люди были недобры к нему, — заговорил Исаак. — И он предпочитал идти под покровом темноты, когда луна неполная. Жуакин наверняка хорошо ориентируется по звездам, и могу вас уверить, что он мог увидеть прошлой ночью злодеев раньше, чем они его. Жуакин совершенно невинный человек, Ваше Преосвященство. Воплощение невинности.
— Невинный, сеньор Исаак? Слишком невинный, чтобы убить человека?
Исаак обдумал этот вопрос.
— Да, — сказал он наконец. — Разве что это нужно для спасения другого.
— Сержант очень опытный и умный командир, — помолчав, сказал Беренгер. — Юный Даниель хороший человек, Буйный Марк хорошим не был. Если возникла необходимость делать между ними выбор…
— И Господь избавил нас, Ваше Преосвященство, от такого выбора, — сказал Исаак.
— Не нам судить тех, на чью долю выпало выбирать, — сказал епископ. — За что я приношу Ему благодарность. — Умолк, будто задумавшись. — Если пошлю за шахматами, сыграете со мной?
— С большим удовольствием, Ваше Преосвященство.
Во дворе Исаака Ракель, бережно накладывая целебную мазь на запястья Юсуфа и бинтуя их, тоже думала о событиях прошлой ночи.
— Очень хорошо, что ты оказался так близко к нам, — сказала девушка.
— Я старался, как мог, подвести сеньора Себастьяна поближе к вам, чтобы ты могла увидеть нас, — ответил он. — Или услышать.
— Откуда ты знал, где мы? — спросила Ракель. — Мы старались вести себя как можно тише. По крайней мере, я старалась, а папа вел.
— Я слышал только негромкий ропот, который мог быть голосами, — сказал Юсуф. — Я нашел вас не по ним. Я уловил запах твоих волос. Запах жасмина в твоих волосах.
— Знаешь, я ведь не единственная, кто пользуется жасминовым маслом, — сказала она. — А если б это были не мы?
— Я бы ушел, — ответил мальчик. — Но я должен был вести его куда-то. Он, видимо, думал, что я знаю, куда идти.
В то же утро отряд стражников явился в дом сеньора Себастьяна для обыска. Слуги, узнав о его аресте, решили, что в их интересах забыть о преданности, если она у них и была. Кухарка и кухонная служанка шептались о запертой комнатке на чердаке — так надежно запертой в течение нескольких лет, что ни один из ключей ключницы не открыл им замка, сколько они ни пытались.
Увидев возможность прославиться и даже разбогатеть, маленькая кухонная служанка крепко ухватила за рукав самого симпатичного из стражников и потащила его — а за ними последовали все в доме — на чердак. Там за гобеленом, между скатом крыши и широкой трубой, кто-то недавно сложил стену. В стене была толстая, низкая, крепко запертая дверь.
Сержант быстро отпер ее ключами сеньора Себастьяна. И там, в темном, тесном пространстве, стражники нашли то, что после смерти сеньора Гвалтера искал весь город. Наряду с сундуками, где лежали деньги, скопленные Себастьяном в результате деловых операций, там стояли еще два, крепких, очень тяжелых, окованных толстыми железными полосами и надежно запертых. В них лежали пятнадцать тысяч золотых мараведи, аккуратно уложенных в кожаные мешочки по сто монет.
Сеньор Аструх со сдержанной радостью получил обратно свои деньги — все пять тысяч мараведи.
Вдова Гвалтера тоже. И вместо того, чтобы уйти с десятью тысячами мараведи в монастырь, сеньора Сибилла, тридцатишестилетняя, все еще красивая и умная, внезапно стала предметом пристального интереса многочисленных вдовцов и холостяков разного возраста. Мало того, что к ней полностью вернулось семейное состояние, в том числе и значительная сумма, которая останется в ее руках, по городу пошли слухи, что когда состояние сеньора Себастьяна — конфискованное после его смерти от рук палача — будет распределено, корона выделит часть его удрученной горем женщине, которая стала вдовой по вине этого человека.
Поэтому сеньора Сибилла, решив, что ее сын слишком молод и ветрен для такой ответственности, взяла на себя управление делом Гвалтера. В свободное время она несколько месяцев развлекалась, вызывая ярость сына и облегчая горести вдовства игрой, будто кошка с мышью, с многочисленными поклонниками, потом наконец избрала трудолюбивого тридцатилетнего продавца, за которым пристально наблюдала в магазине. Он был не только робким, мягкохарактерным и красивым, но и знал о коже гораздо больше, чем ее покойный муж.
Задолго до этого значительного события, в конце воскресного дня после тяжкого испытания, перенесенного в холмах Даниелем, Ракель и Мириам принесли кастрюльку вкусного супа и тарелку маленьких пирожных больному в доме перчаточника. Как только служанка открыла им дверь, выбежала сеньора Дольса и заглушила их приветствия и вопросы о состоянии Даниеля громким потоком благодарностей и похвал за их соседскую заботу.
— Все хорошо? — спросила Ракель с некоторым беспокойством, как только сеньора Дольса умолкла, чтобы перевести дыхание.
В наступившей краткой паузе послышался серебристый смех — очень знакомый серебристый смех — доносившийся со двора. Ракель замерла перед порогом. Мириам толкнула ее локтем, пытаясь пройти мимо и избавиться от тарелки, которую держала в руках, за что получила резкий выговор. Ракель шагнула вперед, улыбнулась сеньоре Дольсе и сунула кастрюлю с супом служанке так резко, что он выплеснулся на чистый фартук несчастного создания.
— У нас есть и другие поручения мамы, — любезным голосом соврала Ракель. — Мы только поздороваемся с Даниелем и пожелаем ему здоровья, так ведь, Мириам? Но, боюсь, остаться не сможем.
— Он во дворе, — сказала Дольса.
— Я так и думала, — сказала девушка.
— Но, Ракель, — запротестовала Мириам, которая надеялась получить, по меньшей мере, одно из маленьких пирожных, старательно уложенных на тарелку, которую несла. — Ты говорила…
Ракель положила руку на плечо сестренке и больно ущипнула ее.
— Ой! — негромко вскрикнула та и умолкла.
Ракель поспешила во двор, юбка ее развевалась от быстрой ходьбы, и увидела раздражающую, но благопристойную сцену. Сеньора Лаура, сопровождаемая весьма надменной служанкой ее матери, сидела в добрых двух шагах от кушетки, на которой лежал Даниель. Она села так, чтобы ее было хорошо видно в платье из розового шелка с более темной мантией, причудливо расшитой серебряной нитью. Под маленькой вуалью ее светлые волосы спадали завитками на плечи.
Лаура увидела гостью первой.
— Сеньора Ракель, — воскликнула она, словно только появления дочери врача ей недоставало для полного счастья.
— Сеньора Ракель, — холодно сказал Даниель. — Очень любезно с вашей стороны, что пришли. Могу я предложить вам чего-нибудь?
Ракель сделала реверанс перед Лаурой; повернулась к Даниелю и сделала еще один легкий реверанс.
— Боюсь, мы не сможем нарушать ваше приятное уединение больше, чем на минуту, — сказала она. — Нам предстоит нанести еще несколько визитов. Сеньор Даниель, надеюсь, вы чувствуете себя лучше?
— Гораздо лучше, — ответил Даниель. — Мои друзья в последние несколько дней были очень внимательны. Как и ваш добрый отец.
— Очень рада, — сказала Ракель. — Желаю вам приятного вечера. Пошли, Мириам, — отрывисто приказала она и резко повернулась. Уголком глаза увидела, что на безмятежном лице Лауры с правильными чертами лица появилось ликующее выражение.
— Ракель! — позвал Даниель, когда она вошла в темную прохладу коридора.
— Подожди, Ракель, — сказала Мириам, ухватив ее за мантию и потянув. — Даниель хочет поговорить с нами.
— Мириам, я не хочу разговаривать с Даниелем. Пусти меня и иди сюда.
Она повернулась, чтобы взять сестренку за руку, и тут послышался зловещий звук рвущейся по шву ткани.
— Смотри, что ты наделала, — сказала Ракель со слезами гнева и досады. Мантия, которую она носила с лучшим летним платьем, порвалась на правом плече. — Только этого мне недоставало.
— Чего тебе недоставало? — нервозно спросила Мириам.
— Тебя, несносный ребенок. Теперь все пропало.
Девочка громко заплакала, едва не заглушив голос со двора:
— Ракель, подожди.
Она подняла взгляд и увидела Даниеля. Он прошел за ней через двор и стоял, прислонять к одной из колонн, поддерживающих верхний этаж. Лицо его было смертельно бледным.
— Даниель! — воскликнула она и, забыв о разорванной мантии, подбежала к нему, обхватила за талию и твердо положила его ладонь на свое плечо.
— Опирайся на меня, — сказала она и медленно повела Даниеля к креслу в коридоре.
— Перестань плакать, Мириам, найди сеньору Дольсу или кого-нибудь из слуг. Попросили холодной воды или мятного отвара для Даниеля.
Ракель опустилась коленями на каменные плиты коридора и стала растирать его ледяные руки.
— Что случилось?