Когда он был порочным - Джулия Куин

– Не смейте больше никогда, - прошипел он, - и имени ее произносить! Вы поняли?

Хардвик отчаянно закивал, но движение это вовсе перекрыло доступ воздуха, и щеки старого лорда стали наливаться пурпуром.

Майкл отпустил старика и поднялся, обтирая ладони одну о другую, словно пытался стряхнуть с них что-то мерзкое.

– Я не потерплю, чтобы о леди Килмартин говорили в столь неуважительных выражениях, - отрезал он. - Понятно?

Лорд Хардвик снова кивнул. Закивали и многие из собравшихся вокруг них зрителей.

– Вот и хорошо, - буркнул Майкл, решив, что теперь самое время убраться из клуба. Можно было надеяться, что, пока он доберется до дома, Франческа уже ляжет спать. Или она будет спать, или в гостях у кого-нибудь. Что угодно, лишь бы только не видеть ее.

Он направился к выходу, но, уже выходя в прихожую, услышал, как его снова окликают по имени. Он резко обернулся, гадая, кто бы мог быть этот безумец, решившийся докучать ему, когда он в таком состоянии.

Это был Колин Бриджертон. Брат Франчески. Черт!

– Килмартин! - начал Колин, и на его приятном лице появилась полуулыбка.

– А, Бриджертон.

Колин небрежным жестом указал на опрокинутый стол и сказал:

– Очень впечатляющее зрелище.

Майкл ничего не ответил. В присутствии Колина ему всегда становилось как-то не по себе. Они оба пользовались примерно одинаковой репутацией - считались отчаянными повесами. Но в то время как Колин ходил в любимчиках у всех светских маменек, умилявшихся его очаровательным манерам, к Майклу отношение было (вернее сказать, прежде было - до того, как он унаследовал титул) более настороженное.

Но Майкл давно уже подозревал, что за внешней жизнерадостностью Колина таится нечто посущественнее - возможно, потому и подозревал, что они были схожи в столь многих отношениях. И Майкл, живший в постоянном страхе, что кто-нибудь догадается о его истинных чувствах к Франческе, часто думал, что догадаться может как раз этот ее брат.

– Я тихонько попивал себе виски, когда поднялся весь этот шум, - сказал Колин, жестом предлагая Майклу пройти в отдельный салон. - Заходи, посидим.

Майклу хотелось сейчас только одного - убраться из проклятого клуба. Но Колин был братом Франчески, а значит, и ему приходился в некотором смысле родственником, так что в отношениях с ним необходимо было соблюдать хотя бы видимость любезности. Так что он скрипнул зубами и прошел в салон, твердо решив, что выпьет не больше одной порции и удалится через десять минут.

– Неплохой вечер, верно? - сказал Колин, когда Майкл уселся. - Если не принимать во внимание Хардвика и все прочее. - Он откинулся в кресле с небрежной грацией и добавил: - Хардвик - осел.

Майкл коротко кивнул, стараясь не обращать внимания на то, что брат Франчески, по своему обыкновению, внимательно наблюдает за ним, сохраняя на лице выражение очаровательной невинности. Вот Колин чуть склонил голову набок - так, подумалось Майклу, словно он собирался заглянуть собеседнику в душу под новым углом.

– Пропади оно все пропадом, - буркнул Майкл и позвонил, вызывая официанта.

– Что именно? - поинтересовался Колин.

Майкл медленно повернул голову и посмотрел на него.

– Не желаешь ли еще выпить? - проговорил он настолько отчетливо, насколько это возможно сквозь стиснутые зубы.

– Пожалуй, действительно стоит, - ответил Колин, так и лучась дружелюбием и жизнерадостностью.

Майкла этот фасад ничуть не обманул.

– У тебя имеются планы на сегодняшний вечер? - спросил Колин.

– Нет.

– И у меня тоже никаких - так уж случилось, - проговорил Колин.

Проклятие! Опять. Неужели это так много - желать побыть в одиночестве?

– Спасибо, что вступился за честь Франчески, - сказал Колин спокойно.

Первым порывом Майкла было прорычать, что он ни в каких благодарностях не нуждается: защищать честь Франчески было его долгом в той же степени, как и всякого из Бриджертонов, но зеленые глаза Колина смотрели уж слишком проницательно сегодня, и потому он просто кивнул.

– Твоя сестра заслуживает того, чтобы о ней говорили уважительно, - сказал он наконец, убедившись, что способен заставить себя говорить ровно и гладко.

– Ну разумеется, - согласился Колин и чуть наклонил голову.

Официант принес напитки. Майкл с большим трудом сдержал желание опустошить свой стакан одним глотком, но все же отхлебнул он довольно много, так что спиртное обожгло Горло.

Колин же, напротив, с довольным вздохом откинулся в своем кресле.

– Великолепное виски, - сказал он с чувством. - Лучшее, что есть в Британии, в сущности. На Кипре ничего подобного раздобыть невозможно.

Майкл только хмыкнул в ответ. Большего, похоже, и не требовалось.

Колин отпил еще, явно смакуя напиток.

– А-а, - протянул он, ставя стакан. - Виски - это почти так же хорошо, как женщина.

Майкл хмыкнул снова и поднял стакан к губам. И тут Колин сказал:

– Тебе бы следовало просто-напросто жениться на ней, и все.

Майкл едва не задохнулся.

– Извини, что ты сказал?

– Что тебе следует жениться на ней, - сказал Колин и пожал плечами. - Что тут сложного?

Глупо было надеяться, что Колин имеет в виду не Франческу, а кого-нибудь другого, но Майкл все же предпринял отчаянную попытку отбиться и сказал самым холодным тоном, на какой только был способен:

– И кого, позволь спросить, ты имеешь в виду? Колин поднял брови:

– Разве так необходимо играть в эти игры?

– Я не могу жениться на Франческе, - вырвалось у Майкла.

– Почему же нет?

– Потому что… - И он оборвал себя на полуслове. Потому что были сотни причин, по которым он не мог жениться на Франческе, и ни об одной из этих причин он не мог говорить вслух. Так что он просто сказал: - Она была замужем за моим двоюродным братом.

– Насколько мне известно, с точки зрения закона это не является препятствием.

Да, но с точки зрения морали являлось, и каким! Он желал Франческу так долго, любил ее, казалось, целую вечность - даже когда Джон был жив. Он обманывал своего брата самым низким образом и не станет усугублять этот обман, похищая его жену.

Это бы завершило тот гнусный круг, в котором он оказался, став графом Килмартином, унаследовав титул, который никак не должен был принадлежать ему. Ничто из этого не должно было принадлежать ему. И если не считать тех злосчастных сапог, которые он заставил Риверса забросить в гардеробную, Франческа осталась единственным из всего принадлежавшего некогда его двоюродному брату, что он не сделал своим.

Смерть Джона принесла ему сказочное богатство. Эта смерть дала ему власть, престиж и графский титул.

Если смерть брата даст ему еще и Франческу, то как он сможет и дальше цепляться за жалкую надежду, что никогда, даже во сне, не желал брату смерти?