Прощай, гвардия! - Дмитрий Дашко

— Рад, что оценила, — с максимальной вежливостью ответил я. — Как догадалась?

— А других таких хитрованов и нету. Мне про вас много чего наговорили. И про то, как вы принца спасли, в войну свейскую отличились. Даже про то ведаю, что в опале нынче находитесь.

— Здорово! — я искренно восхитился. Похоже, на меня старательно собирали материал. Вряд ли известие о моей опале успело широко распространиться по Санкт-Петербургу и даже за его пределами.

— Почто Тайную канцелярию на меня натравили? — раздраженно поинтересовалась девушка.

Окажись я на ее месте, или, как говорят англичане, «в ее обуви», злился бы еще хлеще.

— Помощь твоя нам нужна. Хотим злодея одного изловить.

— Нешто дядечку мово ищете? — делано изумилась Мария. — Какой из него злодей?!

— Не надо. Ты знаешь, о ком речь. Говори, кто стрелять тебя так научил.

На глазах девушки вдруг заблестели слезы. Она отвернулась. Я деликатно молчал. Кем бы ни был тот человек, след свой в душе моей собеседницы он оставил преизрядный.

— Боюсь я его, — призналась она.

— Неужели такой ужасный, что ты его больше Тайной канцелярии боишься? — резонно спросил я.

— Он не ужасный. Он… ну будто не с этого свету. Лицом и телом обычный, а вот глаза… Такие, словно взглядом убить может. Глядишь в них, а оттуда смерть на тебя смотрит.

Девушка поежилась, хотя в доме было тепло.

— Он убивал при тебе?

Она кивнула:

— Случайно увидела. Он осторожный. Сто раз подумает, лишь потом сделает. Я бегала за ним, пряталась. Он и не заметил. Потом, правда, догадался. Но меня живота лишать не стал. Токмо прочь погнал да наказал никому об нем не сказывать. Вдругорядь мне так уже не свезет. Прикончит лютой смертью.

— Бегала за ним почему? Влюбилась? — догадался я.

— Влюбилась, — дерзко вскинулась она и добавила уже спокойнее и с немалой горечью: — Не знаю, что со мной и приключилось тогда. Глянула на него и пропала.

— Имя назовешь?

С первой попытки ничего не вышло. Маша наотрез отказывалась говорить, кем был тот загадочный человек. Тем не менее мне удалось сломить ее упрямство. Без наездов и угроз, просто разложив все по полочкам, объяснив все pro и contra. Пообещал надежную защиту, сказал, что Ушаков поможет ей стать не фиктивной дворянкой, а настоящей (генерал-аншеф был прав: Марья и ее дядька нашли обедневшего шляхтича, который за лишнюю копейку мать родную прирезал бы. Вместе они провернули аферу, благодаря которой девушка повысила свой статус). Намекнул, что Карл вполне может воспылать к ней чувством, а лучше супруга ей не пожелать, и хоть парень он увлекающийся и не прочь гульнуть, Маше наверняка удастся взять его в ежовые рукавицы.

— А рассказывать ему обо всем мы не станем, — подмигнул я в конце.

Подумав, девушка сдалась. Она назвала имя. Я открыл рот и долго не мог его закрыть. Вот уж чего не ожидал, так не ожидал! Известие бросило меня в холодный пот. Никогда бы не подумал, что Балагур подкрался ко мне так близко. Если я был его мишенью, просто удивительно, что он не убрал меня. Ведь столько возможностей было.

Я поднялся с места.

— Вы куда? — встревожилась Маша.

— Не волнуйся ты так. Иду будить Карла. Он тебе обрадуется.

По румянцу, появившемуся на щеках девушки, стало ясно: ей очень хочется увидеться с моим кузеном. Ну, совет вам да любовь, молодые. Глядишь, и сладится.

Пока влюбленные (а Карл точно влюбился — достаточно было видеть, с какой скоростью он одевался и приводил себя в порядок и как при этом блестели его глаза) ворковали в моем кабинете, я вышел на улицу — постоять на свежем воздухе, подумать.

Бежать с докладом к Ушакову не стоило. Во-первых, оставалось сомнение в том, что названный человек действительно был Балагуром. Во-вторых, чтобы его арестовать, требовались доказательства весомее слов девки, промышлявшей разбоем на дорогах и выдававшей себя за дворянскую дочку. Ушаков мне, конечно, поверит. Но этот Балагур в последние дни уже стал фигурой, которую тронуть не так-то просто. Возникнет масса вопросов, ответы на которые наверняка не понравятся окружению императрицы.

Дыба может выбить из подозреваемого показания, но смогу ли я поверить в то, что было добыто с пытками? Измученный человек признает что угодно, возьмет любой грех на душу. Нет, мне нужна железобетонная уверенность, основанная только на фактах. Для этого придется провести самостоятельное расследование. Идеальный вариант — застукать на месте преступления. Причем провернуть все так, чтобы никто не догадался, что Балагур этот попал сюда из будущего, подобно вашему покорному слуге.

Хуже всего, что времени в обрез. Долго терпеть меня в столице никто не собирается. Наверняка Бирон уже отдал соответствующие распоряжения. Меня пришпорят. Сначала деликатно, потом погрубей.

На кого я могу рассчитывать? Кто может стать моими глазами и руками в Питере? Спецы Тайной канцелярии отпадают. Я ведь не спешу докладывать Ушакову, кроме того, среди канцеляристов есть и порядочные шкуры, вроде недобитого Фалалеева, а ведь эта сука все еще работает в прежней должности. Ну и чем мне поможет Тайная канцелярия? Да ничем.

Кто же остается? Мои гренадеры: Михайлов и Чижиков. Карл… Кузен гарантированно поддержит меня в любой авантюре. Еще барон Мюнхгаузен. За время войны я сумел убедиться, что он человек надежный.

И чего, спрашивается, я приуныл? У меня в распоряжении целая армия, мои четыре мушкетера: Карл, Мюнхгаузен, Чижиков и Михайлов. Да с этими людьми мы горы свернем, не то что выведем на чистую воду убийцу!

Глава 23

Первый тревожный звоночек раздался наутро. Меня с рабочим визитом посетил князь Шаховской[12] — советник генерал-полицмейстера Салтыкова. Вместе с гостем пожаловали еще несколько полицейских, но дальше ворот входить они не стали. Стоя возле полицейской кареты, закурили, изредка посматривая на мой дом.

О князе Якове Петровиче Шаховском я слышал много разного. Он неплохо воевал с турками, а дядя его был в изрядных контрах с фельдмаршалом Минихом, попортив тому немало крови. После полученного ранения Яков Петрович вернулся в Петербург, где был обласкан Бироном. Последнее говорило о многом. Наверняка сейчас князь выполнял личное поручение фаворита, потому без слов было ясно, чего от меня добиваются.

Шаховской оказался человеком приличным и прямым. Он объяснил текущий расклад и сказал, что на переезд мне отпущено не больше недели. Если я промедлю — в ход пустят артиллерию более тяжелого калибра.

— Вы уж простите меня, Дмитрий Иванович, — скорбно опустив голову, говорил князь. — Я персона маленькая. Право, мне неловко обращаться к вам по сему поводу, но служба…

— Да не переживайте вы так, — ободрил его я. — Передайте начальству: через неделю меня в Петербурге не будет. Пусть оно не волнуется.

— Это еще не все, — совсем закручинился Шаховский. — Приказано возле дома вашего караул полицейский поставить.

— С какой такой надобности? — удивился я. — Чай, не преступник, чтобы меня под ружьем держать.

— Генерал-полицмейстер сие приказали. Токмо не думайте ничего плохого — Василий Петрович к вам исключительное почитание имеет, однако и они люди подневольные. Герцог Бирон наказал, а как его ослушаешься?! — Шаховской вздохнул.

Он ушел, а двое полицейских остались. Я велел Акулине покормить их. Они по очереди с достоинством перекусывали на кухне, а затем уходили на пост. Насколько я понял, препятствовать моим перемещениям они не собирались. Их появление было условным сигналом от Бирона. Мол, не затягивай сборы.

Я к простым служивым людям всегда относился с пониманием. Салтыков, Шаховской и эти двое полицейских действительно всего-навсего исполняли приказы.

Но была одна трудность. Маша по-прежнему находилась у меня дома. Не удивлюсь, если у «полицаев» имелось на нее нечто вроде ориентировки. Ушаков наверняка об этом позаботился, хоть и не верил в успех.

Сейчас обессилевшая от усталости девушка спала в гостевой комнате, причем в полном одиночестве. Кузену не удалось затащить ее в свою постель. Моральные принципы, касающиеся защиты девичьей чести от посягательств, были у Маши на высоте. Карлу этой ночью не обломилось ничего, кроме пары поцелуев. В этом я был уверен полностью.

Прислуга, жена и кузен получили от меня детальный инструктаж. Девушка на период пребывания под крышей нашего дома стала дальней родственницей Насти. О дальнейшей легализации я мог говорить только с Ушаковым, но сейчас у меня недоставало козырей.

Поскольку слежка за мной не велась, я решил встретиться со всеми, кого собирался втянуть в предстоящее непростое дельце. Местом рандеву выбрал небольшой трактирчик на окраине Питера. Публика там собиралась разномастная, и я вряд ли мог наткнуться в этом месте на знакомых: сослуживцы находились на войне, с людьми гражданскими отношения у меня как-то не завязывались, за исключением доктора Кука, но тот сюда точно не захаживал.