Мотылек - Кэтрин Куксон

— У тебя, девочка, теперь забот полные руки. Понадобится совет — в любое время добро пожаловать ко мне. В этом доме, думаю, мне больше не бывать. — Она чопорно повертела тощей шеей и оглядела комнату. Затем на почти грустной ноте закончила: — Сколько счастливых минут прошло в этой комнате! Ваш дед прекрасно танцевал. Да, в этом доме я провела столько счастливых часов. Но это было давным-давно, да, давным-давно. «Все уже умирает, если уже не мертво». — На последних словах ее голос сел, она повернулась к Агнес и, положив руку на руку Роланда, негнущаяся как палка, прошествовала по комнате и через холл.

Стоя на верхней площадке лестницы, Агнес наблюдала, как братья усаживают супругов в экипаж, как укутывают им колени пледами, как подали кучеру знак, что можно трогать. Итак, уехал последний на сегодня гость.

Когда все снова собрались в гостиной, несколько минут царило молчание. Его нарушил Стенли:

— Какая же страшная ведьма! Живой труп. Нельзя допускать, чтобы люди жили так долго. Животных в таком состоянии отстреливают.

— А, заткнись, — махнул на брата рукой Арнольд. — Обожди, пока тебе стукнет пятьдесят.

— Но ей никак не меньше двух раз по пятьдесят.

— Язык у нее по-прежнему молодой.

Стенли повернулся к Арнольду и согласно кивнул, проговорив:

— Ты прав, языку нее острый как бритва, стоит лишь запахнуть скандалом.

— Ты в этом не одинок. — Арнольд подошел к маленькому столику, на котором стояли поднос и графин со стаканами. Прежде чем разлить виски, он взглядом спросил Агнес, не выпьет ли она.

Она кивком показала, что выпьет, и проговорила:

— Вы знаете, кто эта женщина, про которую рассказывала леди Эмили?

— Ты имеешь в виду любовницу отца?

От такого откровенного признания у Агнес свело скулы:

— Да, я именно ее имела в виду, — сдержавшись, сказала она.

Вместо ответа Арнольд взял графин, плеснул в стакан виски, принес ей и только потом сказал:

— Да, я знал, и не нужно прикидываться шокированными.

— Я не шокирована.

— Рад это слышать, потому что он был не лучше и не хуже любого другого мужчины.

— Что верно, то верно.

На нее тут же устремились изумленные взгляды трех братьев, которые никак не ожидали от нее такой реакции.

— Вы ничего о нем не знали. Вы ничего не знали о том, как мы тут живем в этом доме. Вы получали все, что вам было нужно, все трое, а вам было нужно все, только бы не быть здесь, а мы, дом и вообще все в нем, должны были влачить жалкое существование. В других условиях вам бы пришлось работать, и если бы вы работали, то мы не оказались бы в такой дыре. Даже если бы только ты, Арнольд, не уехал и занялся бы нашими предприятиями, разобрался хотя бы с одним из них, мы бы сумели выбраться из нищеты. Но нет, вы все сыновья своего отца, для вас всех своя рубашка ближе к телу. Я уже здесь говорила Стенли, теперь повторю вам: как вы думаете, что я пережила, когда на моих глазах за наш уголь уплатил слуга? Деньги на бочку, и будет уголь. То же самое теперь со всеми торговцами. Завтра возвращается этот человек насчет картин. Вас не было, когда он приезжал в первый раз, и сколько бы вы ни получили… Я полагаю теперь ты, Арнольд, ведешь наши дела, так вот, я говорю, сколько бы вы ни получили, прежде чем ваши потребности проглотят эти деньги, нужно разобраться с торговцами.

— С торговцами разберемся, — уверенно заявил Арнольд. — Надеюсь, когда завтра приедет Роли и мы с ним подведем итог, у нас хватит денег, чтобы разобраться со всеми долгами.

Агнес рассмеялась, и братья в удивлении переводили взгляд друг на друга, так звонко и так иронично она расхохоталась. Запрокинув голову назад, она смеялась, вспомнив присказку, которую любила повторять не только Пегги, но и, по-своему, Магги: «Вашими бы устами да мед пить». Совершенно бессознательно она вдруг повторила ее с хорошим ирландским акцентом Магги, бросила на братьев взгляд, от которого им стало совсем не смешно, и вышла из комнаты.

Было три часа следующего дня, яркое солнце светило сквозь высокие окна библиотеки. Агнес сидела с мужчинами, ожидая, что скажет мистер Роли, семейный адвокат. Он закончил чтение завещания, которое отец составил десять лет назад. В нем он все оставлял старшему сыну. Что касается жены, то она получала право жить в доме до женитьбы старшего сына, которому придется решать, останется ли она жить там или нет. В завещании упоминались четыре разных предприятия, акции которых он имел и доход с которых должен был обеспечить оплату за обучение двух младших сыновей в университете.

Как и ее братья, Агнес молча выслушала заключительное слово адвоката. Мистер Роли сказал:

— Конечно, ситуация с той поры сильно изменилась. Ваш отец продал акции трех заводов, остались только шипчандлеры, то есть магазины, снабжающие всем необходимым морские суда. Если их продать, то можно покрыть его личные долги, а также выплатить проценты по залогу (по всей видимости, пять лет назад отец перезаложил дом), и останутся достаточные средства на покрытие местных долгов, которые в ряде случаев составляют крупные суммы.

Несмотря на то что в тексте завещания не содержалось ничего нового по сравнению с тем, что ожидалось, Агнес не могла не заметить, что братья были ошарашены. Вероятно, они вдруг стали осознавать, как она была права и что они не знали своего отца и того, как он жил прошедшие годы. Ее укололо только одно: не то, что отец никак не упомянул ее в завещании, а то, что там ничего не говорилось о Дейве и Пегги. А ведь они служили ему всю свою жизнь и теперь за все, что сделали для него, могли закончить жизнь в работном доме. Агнес взглянула на своих братьев. Интересно, заметили ли они, что в завещании не предусмотрено никакого обеспечения для Дейва и Пегги? Конечно, нет. Каждый из них думал только о себе и своем будущем. Да, мужчины в нашей семье мелкое семя, эгоистичные, озабоченные только собственной судьбой. Но в таком случае у них нет монополии на себялюбие. Разве не то же можно сказать о Джеймсе? Кажется, все мужчины, которых она знает, сшиты по одной мерке, каждый сам по себе. Раз так, почему бы и ей не занять такую же позицию и не думать только о себе и, конечно, о Милли, а еще о Дейве, и Пегги, и Руфи, Магги, и Бетти. Что касается Артура Блума, Хаббарда и Брэдли — они мужчины и могут позаботиться о себе, особенно Брэдли. Во всяком случае, он здесь совсем недавно. Она задержалась на Брэдли потому, что последние недели он делал так много. Странный человек, возмутитель спокойствия. Незаметно подчинил себе кухонную часть дома, как обычно бывает с управляющими. Она чувствовала это. Заметно, как изменилась к нему Пегги, да и Руфи тоже. Конечно, Магги вообще всегда была за него. Но вот Дейв? Как он смотрит на него? Ну, в целом он обязан Брэдли жизнью. Дейв теперь совсем другой человек, стал тихим, молчаливым, внезапно постарел. Пегги говорит, вечерами сидит, смотрит на огонь, а раньше всегда находил себе какое-нибудь дело.