Хохот степей (СИ) - Питкевич Александра "Samum"

Раскинув небольшие навесы, кочевники Дармеша на разводили костров, прижимаясь к скалам и просто выжидая, слово время могло дать им преимущество в бою. Спрятавшись от непогоды в крытой повозке, теряясь в хмурых, лишенных солнца, днях, я вздрагивала каждый раз, когда чувствовала на себе внимательный взгляд Дармеша.

Кочевник быстро шел на поправку, словно его грудь пересекал не глубокий, алый рубец, а так, тонкая царапина, что не доставляла больше беспокойства. Хан, потерявший и своего главного союзника-брата, и свое ханство, просто замирал, подолгу не отводя от меня своих черных глаз и молчал. От этого хотелось передернуть плечами и спрятаться в темноте, но показывать слабость — значит признавать страх. Вскидывая голову, я только крепче сжимала зубы, отвечая прямым взглядом на этот интерес.

— Какая гордая лань, — фыркнул Дармешь, выбираясь из повозки, не смотря на ливень. Оказавшись на земле, хан обернулся, растянув губы так, показывая зубы. — И все же, ты — лань. А значит, добыча. Не забывай этого.

В этот же миг небо разрезало яркой вспышкой, осветив все вокруг, а через два удара сердца заложило уши. Испугавшись грохота, словно сами скалы рухнули нам на головы, я невольно вскрикнула, прикрыв голову руками и пригнувшись. Тонкая ткань повозки давала очень слабое ощущение защиты.

Грохот все не стихал, продолжая волнами откатывать от скал, пугая своей силой, а небо уже вновь раскололось на части, грозя обрушить на нас свой гнев.

Дармешь, мокрый насквозь, вдруг оскалился, глядя на небо.

— Ищешь, колдун? — Мои глаза в удивлении распахнулись. Разве может быть такое? Эргет? — Ничего у тебя не выйдет!

Хан поставил одно колено на пол повозки, намереваясь запрыгнуть обратно, вперив в меня свой злой, какой-то хищно-безумный взгляд. В страхе отползая в угол, не понимая, что именно собирается сделать это человек, я выставила перед собой руки, пытаясь хоть как-то уберечься, если Дармешь захочет меня ударить. А судя по темным глазам, что пылали искренней ненавистью, это было вполне возможно.

— Не подходи! — резко выкрикнула, пытаясь придумать, как быть. Даже с таким ханом, не окончательно оправившимся от ранения, мне не справиться.

— О, теперь тебе стало страшно? — Дармешь оскалился, а я, вдруг окончательно сообразив, что ничего хорошего меня не ждет, я напряглась всем телом.

Шансов было очень не много, но если не попытаться, можно потом весьма сильно пожалеть.

Дармешь медленно забрался в повозку, я же, скомкав тонкое покрывало, на котором мужчина спал в пути, приподнялась. Будет только одна попытка.

У ног что-то тихо пискнуло.

Скосив глаза, заметила, что там, оскалив мелкие зубки, сидит мой маленький дружок. Его было плохо видно в полумраке, но все же очертания позволяли не сомневаться, что это именно Цадах.

Дальше все происходило очень быстро, так что я, кажется, не успевала даже дышать.

Небо вновь вспыхнуло, а затем, почти сразу, раскололось грохотом, заставляя закрыть глаза. Но я изо всех сил держала глаза распахнутыми, не позволяя страху пересилить. Стоило Дармешу инстинктивно прикрыть глаза всего на одно мгновение, как я, размахнувшись и подавшись вперед, накинула на его голову покрывало, тут же выскакивая из повозки со своей стороны.

Крытая телега дернулась от моих движений, за спиной послышался взбешенный рык степняка, а в следующее мгновение пространство заполнил, оглушая, громкий, высокий вой. В голове зазвенело, но слыша завывание за спиной, чувствуя, что только одно существо могло так кричать, я ускорилась. Пока Цадах, по неведомой причине выбравший меня своим другом, не позволял Дармешу опомниться, а остальные степняки прятались от непогоды под навесом скал, я рванула туда, откуда мы приехали. У меня совсем, совсем не много времени.

Узкая тропа, размытая водой, скользила под ногами. Небо грохотало, заставляя пригибаться. Дождь яростно хлестал по лицу, не позволяя разглядеть практически ничего. Одежда промокла почти мгновенно, сердце грохотало в груди, дыхания не хватало.

Оскальзываясь, спотыкаясь от обилия камней, я бежала прочь от места стоянки, надеясь, что успею укрыться до того, как Дармеш выберется из повозки.

Не слыша ничего кроме шума дождя и грохота грозы, я рухнула в грязь лицом, когда что-то резко больно стянуло мою лодыжку, дернув назад. Мокрый песок попал в рот, в нос, так что я в первое мгновение едва не задохнулась, приподнявшись на руках и стирая грязь с лица рукавом. За ногу еще раз дернули, едва не вырвав конечность, что заставило меня быстрее перевернуться, чтобы уставиться в темные, безумные глаза Дармеша.

Хан сидел на лошади без седла, сжимая рукоять хлыста. Его лицо пересекали тонкие красные полосы, словно кто-то расцарапал кожу степняку, от чего вода, стекающая на грудь, окрашивалась в розовый.

— Ты правда думала сбежать, глупая девка? — хан дернул хлыст на себя, протянув к себе по мокрой грязи, заставив мою голову откинуться назад и едва ли не удариться затылком о землю. — Решила, что мелкий демон сможет тебе помочь? Ты настолько наивна?

Дармеш спрыгнул с лошади, двинувшись в мою сторону. Я же судорожно дышала, пытаясь успокоить сердце, что норовило выпрыгнуть из груди. Вода заливала глаза, смывая с лицо хоть часть грязи, но я все равно едва могла дышать, глядя как медленно, накручивая хлыст на локоть, ко мне приближается этот мужчина.

Приблизившись, резко нагнувшись и больно ухватив за подбородок шершавыми пальцами, хан вынудил подняться, заставляя неестественно закидывать голову. Чувствуя, что вместе с дождем, по щекам бегут и мои слезы, я не мгновение прикрыла глаза. Захват жестких пальцев пропал, но щеку тут же обожгло болью. Удар был такой силы, что я вновь повалилась на землю, ударившись плечом о камни.

— Не смей закрывать глаза, пока я не велю! — в этом голосе были совсем иные, не знакомые мне интонации, от которых тело начало дрожать. — Поднимайся! Я покажу тебе твое место.

Меня дернули за плечо, заставляя встать, тряся, как куль с зерном, словно во мне не било ничего, кроме вороха костей.

Молния грохнула совсем рядом, где-то у меня за спиной, кажется, даже опалив волосы на затылке, почти тут же оглушив таким громом, что я ослепла и оглохла.

Очнувшись, чувствуя, как по телу волнами пробегают мурашки, вдруг поняла, что к моему горлу прижат клинок. Острый, холодный, он уже оцарапал кожу, вынуждая дышать через раз. Спина была прижата к горячей, жесткой груди Дармеша, который не позволял мне дернуться. Когда зрение прояснилось, впереди, в десяти шагах от нас, чуть размытый непрекращающимся дождем, появился темный силуэт. Мужчина, судя по ширине плеч, неторопливо ехал верхом, направив коня в нашу сторону.

— Отпусти ее, — сердце вдруг остановилось, пропустив удар. Эргет придержал коня, остановившись в паре шагов перед нами, когда клинок хана сильнее надавил на мое горло. Его глаза, заполненные тьмой, смотрели спокойно, словно ничего не необычного не происходило, но я чувствовала, как за спиной напряглось тело Дармеша.

Еще бы. Вокруг колдуна искрили тонкие молнии, то и дело бьющие в песок или в небо, но, кажется, совершенно не волнующие ни самого илбэчина, ни его коня.

— Отпусти МенгеУнэг, — вновь повторил Эргет, с легким нажимом в голосе, и где-то вдали загрохотал гром, словно хохот кого-то невидимого и огромного, разносясь над степью, отскакивая от гор, и оглушая тех, кто по неосторожности или глупости, покинул юрт.

Глава 39

Не видя следов Лисицы, понимая, что ее повезли по реке, чтобы укрыться от погони, я какое-то время ехал в ту сторону, откуда явились люди Дармеша. Благо, эти следы никто не додумался спрятать.

Пуская коня галопом, чувству, как внутри успокаивается ярость, становясь чем-то пугающе вязким и холодным, как ледяные дожди в самую суровую зиму, я с нетерпением ждал встречи с людьми, посмевшими украсть мою МенгеУнэг. Думать о том, что могут сделать мужчины с этой светлокожей женщиной, в отместку мне, не хотелось совсем, но голова все равно подкидывала мысль за мыслью, вынуждая только крепче сжимать зубы и сильнее щурить глаза, выискивая почти незаметные следы в степи.