Тотем и табу - Зигмунд Фрейд

При этом вторая часть теории Лэнга мало в чем расходится с прочими теориями, названными мною «номиналистическими». Практическая потребность в различении побудила отдельные кланы брать имена или соглашаться с теми именами, которые давали каждому клану другие. Подобное «именование извне» составляет особенность рассуждений Лэнга. Факт заимствования имен у животных не требует подробного разъяснения, и нет повода считать, будто возникшие таким образом обозначения могли казаться первобытным народам уничижительными или бранными. Вдобавок Лэнг приводит целый ряд примеров того, как в более поздние эпохи имена и прозвища, первоначально унизительные, охотно принимались теми, кому они давались (гёзы, виги и тори)[208]. Предположение, что возникновение этих имен было со временем забыто, связывает вторую часть теории Лэнга с изложенными ранее соображениями.

б) Социологические теории

Рейнак, с успехом выявивший остатки тотемической системы в культе и нравах позднейших периодов, но с самого начала придававший мало значения фактору происхождения от тотема, смело заявляет, что тотемизм видится ему всего-навсего гипертрофированным социальным инстинктом (une hypertrophie de l’instinct social). Представляется, что того же мнения придерживается в своем новом труде Дюркгейм (1912). Тотем, по его словам, есть наглядное представление общественной религии рассматриваемых народов, олицетворение общества, которое и выступает подлинным предметом почитания.

Другие ученые пытались более точно обосновать причастность социальных влечений и инстинктов к образованию тотемических институтов. Так, Хэддон[209] (1903[210]) предполагает, что первоначально каждый первобытный клан питался какой-то конкретной породой животных или растений, может быть, торговал этой снедью – и обменивался с соседними кланами. В итоге должно было случиться, что клан становился известным другим по названию животного, игравшего для него столь важную роль. Одновременно у этого клана возникала особая близость с данным животным, наряду с особым интересом к нему, основанным на одном-единственном психическом мотиве, на самой элементарной и насущной человеческой потребности – на утолении чувства голода.

Возражая против этой «предельно рациональной» среди всех теорий тотемизма, обычно указывают, что нигде у первобытных народов не выявлено подобных условий пропитания, что такие условия, скорее всего, попросту не существовали. Дикари всеядны, тем в большей степени, чем ниже они стоят в своем развитии. Кроме того, нельзя понять, как из такой строгой диеты могло развиться почти религиозное почитание тотема, достигающее наивысшего выражения в воздержании от употребления в пищу (ср.: Фрэзер, 1910).

Первая из трех теорий происхождения тотемизма, которых придерживался в разные периоды Фрэзер, была психологической, и ее мы рассмотрим ниже. Вторая теория Фрэзера, о которой будем говорить сейчас, сложилась под впечатлением от публикации работы двух исследователей, изучавших туземцев центральной Австралии.

Спенсер и Гиллен (1899) описали ряд странных обычаев, практик и верований группы племен, известных как арунта, и Фрэзер согласился с их мнением, что в этих особенностях нужно видеть признаки некоего первичного состояния, что они могут объяснить исходный, подлинный смысл тотемизма.

Эти особенности у племени арунта (части общности арунта) следующие:

1) Общество разделено на тотемные кланы, однако тотем не наследуется, а выбирается индивидуально (о способе выбора будет сказано ниже).

2) Тотемные кланы не экзогамны, брачные ограничения опираются на тщательно продуманное распределение по брачным классам, никак не связанным с тотемами.

3) Функция тотемного клана состоит в выполнении ритуала, призванного сугубо магическим путем способствовать размножению съедобного тотемического объекта (этот ритуал называется интичиума[211]).

4) Арунта известно своеобразное учение о зачатии и перерождении. Они полагают, что по местности разбросаны особые места («тотемные средоточия»), где духи умерших из того или иного тотемного клана ожидают воскресения и проникают в тело любой женщины, проходящей мимо. Когда рождается ребенок, мать сообщает, в каком обиталище духов, по ее мнению, он был зачат, и в соответствии с этим определяется тотем ребенка. Еще верят, что духи (умерших и воскресших) связаны особыми узами с каменными амулетами (так называемые чуринги[212]), которые находятся в этих обиталищах.

По-видимому, сразу два соображения побудили Фрэзера счесть, будто верования арунта открывают нам древнейшую форму тотемизма. Во-первых, наличие ряда мифов, утверждающих, что предки арунта исправно питались тотемными животными и всегда женились на женщинах собственного тотема. Во-вторых, явное пренебрежение половым актом в воззрениях на зачатие. Люди, еще не осознавшие, что зачатие происходит вследствие половой близости, безусловно, должны считаться наиболее отсталыми и примитивными представителями человеческого рода.

Сопоставив свое суждение о тотемизме с церемонией интичиума, Фрэзер немедленно узрел тотемическую систему в принципиально новом свете, а именно как практичное общественное устройство для удовлетворения важнейших естественных потребностей человека (ср. выше теорию Хэддона)[213]. То есть перед нами широкое применение магии сотрудничества (coopératif magic). Первобытные люди, по сути, учреждали магическое «производственно-потребительское» общество. Каждый тотемный клан брал на себя задачу обеспечивать достаточное количество известного пропитания. Если дело касалось несъедобного тотема (опасные животные, дождь, ветер и пр.), то в обязанности тотемного клана входило добиваться подчинения этой силы природы и противодействовать наносимому ею урону. Достижения каждого клана шли на благо остальных; поскольку клан не мог употреблять в пищу (совсем или частично) свой тотем, то эту ценную снедь добывали для других, а взамен получали то, чем обладали прочие кланы соответственно своей социальной тотемической обязанности. Благодаря такому пониманию, почерпнутому из ритуала интичиума, Фрэзер посчитал, что запрет на поедание тотема заслонил от дикарей более важную сторону отношений – заповедь доставлять для потребления остальных как можно больше особей съедобного тотема.

Фрэзер принял традицию арунта, согласно которой каждый клан первоначально питался своим тотемным животным без малейших ограничений. Но тогда трудно понять следующую стадию развития, когда кланы довольствовались поставками своих тотемных животных другим, а сами почти целиком отказывались от употребления их в пищу. Фрэзер полагает, что это ограничение вовсе не было следствием какого-то религиозного преклонения: дикари лишь заметили, что ни одно животное не пожирает себе подобных, и сочли, что такое нарушение связи с тотемом повредит их власти над ним. Или ограничение возникло из стремления приобрести благосклонность тотема, на которого возлагались благие упования. Впрочем, Фрэзер и сам отмечал трудности подобного объяснения; не отважился он и предположить, каким образом обычай заключать брак в пределах тотема, описанный в мифах арунта, превратился в экзогамию.

Основанная на обряде интичиума теория Фрэзера зиждется всецело на признании примитивной природы установлений арунта. Но после возражений Дюркгейма[214] и Лэнга (1903 и 1905) кажется невозможным настаивать на этом; наоборот, арунта, по-видимому, являются наиболее развитыми среди всех австралийских племен и находятся, скорее, уже на стадии распада, а не зарождения