Варварские нашествия на Западную Европу. Вторая волна - Люсьен Мюссе

Наконец, и это, возможно, самое главное, викинги побудили к товарообмену целые секторы Европы, они привели в действие торговые пути, которые в дальнейшем часто имели немалое значение. Если открытие движения в Северной Атлантике не привело к большим последствиям, то маршрут Норвегия-Шотландия-Ирландское море, проложенный в VIII в., и потом оставался очень активным, позволив оживиться западному фасаду Англии. В балтийском регионе установились прочные связи между Швецией, Прибалтикой и Финляндией; крестовые походы датчан в Эстонию и шведов в Финляндию являются их продолжением. Вновь открытые викингами речные пути через всю Восточную Европу, из Балтики в Черное и Каспийское моря, стали экономическими и политическими осями польского и русского государств. Лишь морской путь к Гибралтару не обязан викингам ни одним из первых шагов своего развития.

Однако в своем стремлении к немедленной и примитивной наживе, которая почти не напоминает прибыли, терпеливо и понемногу накапливаемой купцом, викинг внес свой вклад, такой же или даже больший, в экономический взлет значительной части Европы. Он впервые позволил морям Севера непосредственным образом конкурировать со Средиземным морем в качестве экономической оси, что, в определенной мере, возместило упадок торговли в южных районах под ударами мусульман. Англия, Северная Франция, Нидерланды, прибрежная полоса Германии, таким образом, перестали быть удаленными тупиками, изгоями на берегах почти пустынного моря. Следовательно, экономическая отдача от движения викингов оказывается бесконечно более позитивной, чем от варварских нашествий на Позднюю Римскую империю.

Точно так же на счет норманнов можно отнести недвусмысленный прогресс в сельскохозяйственной сфере. По мнению одних, они внедрили во Франции представление о современной упряжи с хомутом на уровне лопаток, обеспечивающей более действенную тягу, и упряжке вереницей3. Другие полагают, что их грабежи стали причиной распространения более продвинутых методов обработки земли, особенно на территориях, нуждавшихся в восстановлении, например, трехпольного севооборота, который до того момента использовался, главным образом, в огромных монастырских владениях. На современном уровне наших познаний эти смелые гипотезы пока не поддаются проверке. Однако ясно, что в начале XII в. и, главное, в XIII в. Нормандия была одним из наиболее энергичных очагов сельскохозяйственного и технологического прогресса во Франции: там использовали лошадь как рабочее животное, ввели боронование, применяли удобрения, строили ветряные мельницы и пр. Разумеется, связь с приходом викингов лишь косвенная: Нормандия достигла этих разнообразных успехов, потому что была богаче и предприимчивее своих соседей.

Социальные аспекты

Роль нашествий IX в. и, особенно, норманнских завоеваний в истории городов Галлии была очень значительной. И дело не в том, что за пределами прибрежной зоны викингов нельзя упрекнуть за сколько-нибудь значительные и непоправимые разрушения. Но их вторжение отмечает собой перелом тенденции, которая с начала каролингской эпохи оказывала влияние на развитие городов. Тогда начались робкие попытки видоизменить облик выродившихся городов, оставшихся от Римской империи и меровингской эпохи. Епископы восстанавливали свои кафедры, а нередко и обширные монастыри, чтобы сделать возможным применение реформ, решение о которых было принято в 816 г. в Аахене97; стало быть, часть жизненной активности городского ядра должна была сместиться на периферию. Иногда они даже решались на некоторые общественно- полезные работы, как, например, реставрация акведуков в Маисе. Желая способствовать этой программе, короли с легкостью разрешали снос обнесенных стенами городов, чтобы употребить их развалины в качестве каменоломен, как это было, например, в Реймсе около 817–825 годов.

Ввиду норманнской угрозы эту политику пришлось резко свернуть. Начиная с 860-х гг., города вернулись в свои спешно восстановленные в соответствии с древнеримским планом стены. Все планы переустройства пришлось оставить. Но в IX в. население в массовом порядке переместилось в пригородные кварталы, обычно в бурги, создававшиеся вокруг какого-нибудь аббатства; бросить его на произвол судьбы было нельзя, но вернуть его в город было трудно, притом что Церковь сохраняла за собой земли, которые она там приобрела. Приблизительно в четверти случаев возводилась вторая стена, менее высокая и прочная, которая должна была защищать и сохранять эти монастырские кварталы. Множество городов, в том числе Тур, Лимож и Аррас, вышли из этого кризиса с любопытной двухчастной структурой Бург — (сите) Старый город.

Относительная эффективность городских стен, когда для них находились защитники, не помешала большинству городов, оказавшихся в поле деятельности викингов, сгорать один или несколько раз. Исчезли многие незащищенные монастырские бурги, некоторые из которых, кажется, были на грани превращения в города, как, например, Сен-Рикье в Понтье. Сохранившиеся предместья оградили себя крепостными стенами. Кладбища, вопреки романскому праву, переносились из предместий в укрепленные города, в приходские церкви или на прилегающие к ним территории. Очень часто соборный комплекс упрощался и вместо двух или трех храмов, обычных для франкской эпохи, в него теперь входил только один. Город XI–XII вв. почти настолько же отличался от города раннего Средневековья, как последний от древнеримского.

Несмотря на посредственность раскопок, относящихся к городам IX и X вв., во Франции изучение городской топографии сейчас под влиянием археолога Ж. Юбера находится на пути к обновлению за счет критического пересмотра текстов и сооружений. Становятся ясно видны этапы этой эволюции.

Прежде всего подчеркнем вслед за Веркотераном хронологический разрыв, который отделяет вторжения викингов от приведения городов в состояние обороны. Он свидетельствует о неспособности элит Запада осознать истинные масштабы норманнского нашествия. Как понять то, что еще в 859 г. архиепископ Санса подумывал о том, чтобы разобрать укрепления Мелена, и что Карл Лысый согласился на это через несколько лет после появления викингов под Парижем? Без сомнения, считалось, что скандинавские набеги так и останутся эпизодом без продолжения. Кампания по фортификации началась только около 862 года. Сначала внимание было обращено на мосты, затем на несколько замков, расположенных вдоль рек; на севере Франции очередь городских стен и монастырских бургов настала только после 870 года. На западе же за них взялись только после 930 г., то есть в эпоху, когда на смену внешним завоевателям пришла «феодальная анархия».

Полезность укреплений зависела не столько от их прочности, сколько от того, с какой решимостью их защищали. Несмотря на полное соответствие своей цели, планы Карла Лысого о постройке укрепленных мостов потерпели крах из-за невозможности установить на них постоянную и готовую к обороне стражу. Также и города обычно предпочитали, скорее, договориться о выкупе, чем привести в боевую готовность свои наличные силы.

Повествования о взятии городов норманнами отличаются удручающим однообразием: разрушение, пожар, запустение, осквернение церквей, расхищение сокровищ. В том, что в них присутствует изрядная доля литературного штампа, нет сомненийл. Можно наблюдать немало случаев явной топографической и институциональной преемственности, относящихся к городам, о которых было объявлено, что они полностью разрушены и даже оставлены жителями. Загадка кроется в том, что все эти источники клерикального происхождения, а церковники больше всего пострадали от викингов.

Нередко оборона городских укреплений оказывалась парализованна из-за наплыва беженцев. Флодоард утверждает, что именно это случилось в Амьене в 925 году. Большинство возвращалось, как только тревога проходила, но некоторые, почти всегда духовенство, укоренялись в городе и занимали там видное место. В крайних случаях доходило до экономической стерилизации древнего городского центра, чем объясняется расцвет предместий тотчас после установления затишья. В стороне от этого процесса оказались лишь портовые города Северного моря. Построенные из дерева, защищенные невысокими палисадами, они до конца оставались крайне уязвимыми. Некоторые надолго исчезли под ударами викингов и по причине вызванного скандинавами изменения торговых маршрутов, как, например, Кентовик в устье Канша, Дорестад в устье Мааса. Поколение портов, которое пришло им на смену, до начала XI в. оставалось почти незащищенным, как Тил на Ваале. Потому ли это, что купцы, взиравшие на них лишь как на временные склады, были связаны с ними недостаточно крепко для того, чтобы пойти на расходы ради строительства крепостных стен?