Сломанный мир (СИ) - Анна Мори
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Генерал уже устал удивляться многочисленным умениям и достоинствам своего противника. Какой-нибудь философ непременно сказал бы, что вся история человеческого рода имела целью выведение таких вот непогрешимых экземпляров, как Юкинари.
Если бы только он не был мечтателем. Или безумцем.
Выпад. Уклонение. Ещё один выпад; скрежет мечей… Поединок напоминал танец, но то был не плавный, величавый придворный танец, в котором каждое движение рукавов регламентировано этикетом, а скорее что-то сродни шаманской пляске, какие можно увидеть в диких южных племенах: каждое движение исполнено силы, страсти и магии. В иные моменты Гэрэл готов был поверить, что их мечи и впрямь направляют невидимые божественные руки.
В какой-то момент Гэрэлу показалось, что противник его щадит. Он открылся дважды, в первый раз ненамеренно, во второй — уже осознанно, проверяя догадку. Юкинари показал себя достаточно хорошим мечником, чтобы воспользоваться этой возможностью — но он не воспользовался.
Юкинари был стремительнее и гибче, Гэрэл — сильнее и выше и потому мог достать мечом дальше. Стороннему наблюдателю могло показаться, что силы равны. Юкинари, пожалуй, владел мечом лучше, но раз молодому императору вздумалось играть в благородство — значит, победа будет за Гэрэлом. Не время и не место для таких игр. К тому же не похоже было, что Юкинари отличается выносливостью: рано или поздно бой измотает его и он ослабеет. А главное — на стороне Гэрэла был опыт. Бесценный опыт десятков настоящих боёв, с которым не сравнятся никакие уроки мечного мастерства.
Клинок Гэрэла задел плечо императора, но под слишком острым углом, отчего он лишь скользнул по доспехам, не причинив вреда.
Вскоре и Юкинари удалось достать мечом противника — он задел его ногу немного выше колена, исхитрившись попасть точно в щель между пластинами доспеха («Ну наконец-то он понял, что это не роман о благородных героях», — почти с радостью подумал Гэрэл, почти не замечая, что рана тут же наполнилась кровью). Должно быть, Юкинари рассчитывал перерезать подколенную артерию, но промахнулся. Гэрэл не ждал этого выпада: как правило, в бою все старались ранить верхнюю часть тела противника, так как удар по ноге автоматически заставлял нападавшего раскрыться и подставлял под ответный удар. И Гэрэл не замедлил нанести его, дотянувшись мечом до такой же щели в доспехах на груди императора. Тот едва успел отклонить удар, нацеленный в сердце — на бирюзовой, цвета чешуи Небесного Дракона, одежде расплылось темное пятно.
Выпад-уклонение-выпад.
Юкинари начал уставать, дышал тяжело и неровно; отбросил в сторону щит, ставший слишком тяжелым. Он пошатнулся, упал на одно колено, но успел отразить выпад; поднялся; снова упал, снова поднялся… Гэрэлу вдруг показалось, будто он смотрит на самого себя в детстве — он точно так же падал, и упрямо вставал, и давал сдачи снова и снова, пока не терял способность двигаться — или пока даже самые настырные задиры не отступали.
Кровавое пятно на одежде Юкинари расползлось почти во всю грудь, выступая из-под пластин доспеха.
«Кто-нибудь, остановите это», — почти с отчаянием подумал Гэрэл.
Закончить поединок им не дали. Император Чхонджу, устав ждать окончания поединка или же усомнившись в победе Гэрэла, дал войску знак вступить в бой (и в этот момент Гэрэл был благодарен ему), и войско Юкинари, увидев это, тоже рванулось вперед. Через несколько мгновений их обоих окружили всадники, и несколько воинов Рюкоку оттеснили Юкинари от Гэрэла.
Гэрэл был только рад этому. Он понял, что ему было бы нелегко убить Юкинари. Император, несмотря на свои странности, по-прежнему внушал ему уважение и восхищение — и, чего скрывать, Гэрэл успел привязаться к нему. Его злило благородство Юкинари, его уверенность в собственных силах, в собственной непогрешимости… но Гэрэл, похоже, успел заразиться от него этим дурацким книжным благородством, и если бы поединок продолжился — он, наверное, не смог бы нанести решающий удар.
К вечеру схватки между воинами двух сторон перестали быть такими ожесточёнными, как вначале. Все устали. А с наступлением темноты даже последние бои утихли.
Тихая ночь опустилась на поле. Гэрэл и Токхын в палатке генерала обсуждали сегодняшний бой.
Гэрэл был раздражен: рана, нанесённая ему Юкинари, давала о себе знать. Конечно, рана была пустяковая, но приятного всё равно мало. Зато именно благодаря этой ране Токхын снизошёл до визита к генералу, а не вызвал того к себе.
Токхын был в ещё более дурном расположении духа, чем сам Гэрэл: гневался на то, что тот не смог одержать быструю победу в поединке с Юкинари; Гэрэл отвечал, что рано или поздно победа всё равно осталась бы за ним и император поспешил, дав сигнал к наступлению.
— Он ранил тебя, — повторял император, расхаживая по шатру взад-вперед. — Если тебя можно ранить, можно и убить.
— Юкинари ранен серьезнее, чем я.
— Всё равно. Я мог потерять тебя…
В его голосе не было ни капли вины или раскаяния — только страх лишиться любимого военного талисмана.
— Я уже говорил вам, я — всего лишь человек, — сухо сказал Гэрэл. — Мне жаль, если я вас разочаровал.
— Неужели то, что о нём говорят — правда? Может, этому мальчишке действительно покровительствует Небесный Дракон?
Удивительно, какой злобой наполнялся взгляд Токхына каждый раз, когда ему самому или Гэрэлу случалось упомянуть имя императора Юкинари. Если раньше молодой император Рюкоку казался ему досадной, но не заслуживающей большого внимания помехой на пути, то теперь, казалось, Юкинари превратился в человека, которого Токхын ненавидел больше всех на свете.
На следующий день рюкокусского императора на поле битвы никто не видел — в чем, конечно, не было ничего удивительного, он теперь был не в том состоянии, чтобы вести войско в бой. Войско Рюкоку сильно пало духом. Отличный момент, чтобы придумать какой-нибудь тактический ход. Но мысли Гэрэла были заняты другим.
«Он ранен серьезно, но не смертельно. Ему нужны врачи, здесь бы ему не позволили остаться, несмотря на все его упрямство. Куда его могли отвезти? Не в Синдзю, конечно: слишком далеко… Но поблизости нет ни одного города».
— Куда его могли отвезти? — сказал Токхын, который, как оказалось, думал о том же. — Если бы нам удалось найти его, убить его… Он для рюкокусцев кто-то вроде живого бога, если его не станет, государство рухнет в одночасье.
