Тайны народа - Эжен Сю

— Вот Даулас из племени Морлеха. Он убил Гуарне из того же племени. Убил ли он его в открытом бою, как храбрый храброго? Нет, он убил его как подлец. В полдень, когда Гуарне спал на своем поле под деревом, Даулас подкрался к нему с топором в руке и одним ударом сразил свою жертву. Маленький Ерик из того же племени, сидевший на соседнем дереве и срывавший там плоды, видел убийство и узнал потом того, кто совершил его. Вечером того же дня оваты схватили Дауласа, и он сознался перед друидами в том, что совершил. Тогда старейший из друидов сказал: «Именем Гезу и Теутатеса, слушай! Искупительная кровь убийцы приятна для Гезу. Ты возродишься в новом мире, но твоя новая жизнь будет ужасна, потому что ты был жесток и низок. Если и в новой жизни ты будешь таков же, ты снова умрешь, чтобы возродиться еще более несчастным… и так без конца. Но если ты будешь добр и храбр в новой жизни, то умрешь, чтобы возродиться более счастливым… и так далее, без конца!»

Затем бард обратился к убийце, испускавшему крики ужаса:

— Так говорил друид! Даулас, ты сейчас умрешь и снова увидишь свою жертву. Она ждет тебя!

Весь народ содрогнулся от ужаса при этих словах. А бард продолжал, повернувшись к костру:

— Даулас, ты умрешь! Насколько приятно смотреть на доблестных мужей, добровольно идущих на смерть, настолько же недостойны встречать последний взгляд толпы такие люди, как ты. Вот почему ты умрешь и сгоришь в клетке, имеющей подобие человека, — ты сам, совершив преступление, не более как внешнее подобие человека. — И бард вскричал: — Во имя Гезу! Во имя Теутатеса! Слава, слава доблестным! Позор низким людям!

Все барды, аккомпанируя себе на арфах и кимвалах, запели хором:

— Слава, слава доблестным! Позор, позор негодяям!

Тогда оват взял священный нож и вонзил его в тело убийцы, которое после этого было брошено в клетку. Арфы и кимвалы загремели, и все племена громко повторили последние слова барда:

— Позор негодяям!

Костер запылал. Одну минуту в огне виднелась еще огромная человеческая фигура, похожая на огненного великана. Через несколько минут на месте костра Дауласа осталась только кучка золы.

Тогда на костер, где лежал труп Армеля, взошел с сияющим лицом Юлиан. На нем было его лучшее платье: одежда из тонкой материи с белыми и голубыми полосами, стянутая кожаным поясом. На поясе висел длинный нож, коричневый шерстяной плащ с капюшоном был застегнут на левом плече, голову его украшал дубовый венок. В руке он держал букет из вербены. Выражение лица его было сильное и ясное. Как только он взошел на костер, раздались звуки арф и кимвалов, и бард запел:

— Кто это? Это доблестный Юлиан из семейства Жоэля, вождя карнакского племени. Он богобоязнен и любим всеми, трудолюбив и храбр. Он убил Армеля, но не из ненависти, так как нежно любил его, а в состязании на храбрость, как истый бретонский галл, любящий состязаться с равными и не страшащийся смерти. Армель ушел из нашего мира, и Юлиан, клявшийся не расставаться с ним, желает идти к своему другу. Слава Юлиану! Слава верующему в слова друидов! Он знает, что дети всемогущего никогда не умирают, и приносит свою чистую и благородную кровь Гезу. Слава и счастье Юлиану! Он был добр, справедлив и мужествен, и он возродится еще более счастливым, чем был здесь. Душа его с каждой новой жизнью будет облекаться в новую оболочку, как тело на нашей здешней земле одевается в новые одежды. О вы, гордые галлы, для которых нет смерти! Оторвите взгляды ваши от земли и поднимите их в небесную ширь! Разве вы не видите целые вереницы таких же бессмертных, как и вы, уносящихся под эгидой Теутатеса из мира, в котором они жили, в другие миры, где они возродятся для новой жизни? О, какие чудные, неведомые страны ожидают нас всех, и мы будем носиться по ним с нашими друзьями и родными, раньше нас покинувшими этот мир!

Нет, мы не смертны! Наша жизнь измеряется тысячами тысяч веков, как существуют на небесном своде тысячи тысяч небесных светил, этих таинственных, вечно новых и непохожих друг на друга миров, которые мы будем населять одни за другими…

Пусть страшатся смерти те, кто, веруя в ложных богов греков, римлян и евреев, считают, что человек живет только один раз, а затем душа его, лишенная тела, будет вечно мучиться в аду или наслаждаться в раю! Пусть страшатся смерти те, кто ждет за рубежом жизни найти вечный покой!

Мы, галлы, знаем истинного бога и знаем, что в человеке бессмертна не только душа его, но и тело. Мы в новых мирах найдем не покой, а движение, мы будем продолжать наблюдать и познавать и с каждым возрождением делаться чище и лучше, пока не дойдем постепенно до совершенства бесконечного, как сама жизнь!

Счастливы те, кто добровольно покидает эту жизнь для другого мира, где они увидят новые и чудные вещи вместе с ранее жившими родными и друзьями! Счастлив наш Юлиан, идущий к своему другу, чтобы вместе с ним увидеть и познать то, чего еще не видел и не знает ни один из нас, но что все мы когда-нибудь увидим! Слава Юлиану!

Все барды, друиды и жрецы хором воскликнули под звуки арф и кимвалов:

— Счастлив, счастлив Юлиан! Слава, слава Юлиану!

И вся тысячная толпа, горя желанием умереть, чтобы скорее узнать неведомые чудеса других миров, повторила за ними:

— Счастлив, счастлив Юлиан!

Юлиан с сияющим радостью лицом, стоя на жертвенном костре у трупа Армеля, поднял вдохновенный взор на блестящую луну, затем раздвинул складки одежды, вынул оттуда длинный нож и, протягивая к небу букет вербены, который он держал в левой руке, сильно вонзил себе в грудь нож правой рукой, восклицая:

— Я счастлив, счастлив, что иду к Армелю!

В ту же минуту огонь охватил костер. Юлиан в последний раз простер свой букет вербены к небу и исчез среди ослепительного пламени, в то время как вдали раздавалось пение бардов и звуки арф и кимвалов. Многие из толпы, как мужчины, так и женщины, страстно желая скорее увидеть тайны другого мира, бросились к костру Юлиана, чтобы уйти вместе с ним и принести Гезу обильную жертву. Но Таллиессин, старейший из друидов, велел оватам отстранить этих верующих, говоря им:

— Довольно крови! Настал час, когда человеческая кровь должна проливаться на защиту свободы! Кровь, проливаемая за свободу, не менее приятна для всемогущего!

Оваты не без труда остановили толпу, которая рвалась к костру. Жертвенный костер Юлиана и Армеля тихо догорал, и наконец осталась только кучка золы.

Глубокая тишина воцарилась среди народа…

Гена, жрица с острова Сен, взошла на третий костер.

Жоэль и Маргарид, сыновья их, женщины и дети, так любившие Гену, все родственники и друзья прижимались друг к другу, говоря вполголоса: