Фабрика героев - Дакар Даниэль

Второй раз странная сеньорита встретилась дону Эстебану на площади Сан-Себастьян. Был вечер субботы и площадь заполнили танцующие пары. Зазвучала «Деакшзу», и он, с удовольствием глядя на тангерос, почти невольно подпел хриплому баритону:

— Как мне быть? Смогу ли тебя забыть, Твою улыбку И взгляд очей зеленых? Кровь кипит, И муки душе сулит, О как мне быть? Не могу я забыть: Твои глаза, как две ярких звезды Горят во тьме. Руки твои, словно крылья. Нет, не верю я, Что ты неверна, Пусть говорят, что хотят… [1]

Самому сеньору Родригесу давненько уже не доводилось испытывать ревность, но старинная мелодия до сих пор брала за душу. И именно в тот момент, когда он уже готов был, снисходительно улыбаясь, ответить на призывную улыбку одной из стоящих на краю площади дам, взгляд его наткнулся на знакомое лицо. Равнодушное, слишком равнодушное для черной, звериной тоски, готовой выплеснуться из абсолютно сухих, но тем не менее плачущих глаз. Не должна женщина так смотреть на танцующих, иначе чего стоят окружающие ее мужчины? Дон Эстебан подкрутил седые усы, приосанился и решительно направился к кофейне «Филипп Гонсалеса», резной столбик террасы которою и подпирала в данный момент девушка, умеющая плакать не глазами, но сердцем. Это качество редко встречалось на Pax Mexicana, где легко плакали и женщины, и мужчины, но именно по причине обыденности такого выражения эмоций за слезами редко стояло чувство. А сердце сеньориты готово было разорваться, уж это-то синьор Родригес видел совершенно ясно. Торопливо раскланявшись с доброй дюжиной знакомых, которым вот именно сейчас понадобилось перекинуться с ним парой слов, знаменитый танцор приблизился, наконец, к цели. За это время выражение лица упомянутой цели совершенно не изменилось, оставаясь по-прежнему нарочито отрешенным. Сеньор Родригес деликатно откашлялся, привлекая к себе внимание:

— Добрый вечер, сеньорита. Воистину добрый, ведь в этот вечер я встретил вас! Позвольте представиться — дон Эстебан Родригес, к вашим услугам. Могу ли я пригласить вас на танец, сеньорита?…

— Гамильтон. Мэри Гамильтон. Рада знакомству с вами, сеньор Родригес. — Легкий акцент не портил спаник девушки, скорее, добавлял пикантности. — Но вынуждена отказаться от вашего лестного предложения: этот танец мне незнаком. Что это?

— Это?! Помилуйте, сеньорита, это же танго! Разом загоревшийся дон Эстебан возмущенно всплеснул руками. — Неужели вы не видите, что…

— Сеньор Родригес, там, откуда я родом, танго не танцуют, — слабо улыбнулась девушка, — у нас в ходу джига и рил, да и те мне доводилось танцевать только в учебных целях, для тренировки вестибулярного аппарата и чувства ритма…

— Джига? Рил? — Мексиканец задумался. — Джига — это что-то вроде фламенко, нет?

— Не могу вам сказать, сеньор, я ни разу не видела, как танцуют фламенко. — Мэри виновато развела руками, но тоска, к радости сеньора Родригеса, исчезла из глаз, лицо стало подвижнее.

— Про румбу, самбу и сальсу даже и не спрашиваю, — проворчал он, — и что это за новости — учиться танцевать ради какой-то там тренировки?!

— Я — пилот, сеньор, — Эмоциональный собеседник забавлял Мэри и в то же время она (не вполне понимая, почему) испытывала к нему невольное уважение. Хотя что ж тут не понятно, достаточно посмотреть, как он двигается — в его-то возрасте.

— Пилот? Позвольте, вы что же, одна из тех, кого наше правительство нанимает для эскортирования своих кораблей? Бельтайн? — Последнее слово он выговорил не вполне уверенно.

— Совершенно верно, сеньор Родригес. — Девушка уже почти смеялась, глядя на пожилого мужчину, комично откровенно выражавшего обуревавшие его чувства при помощи богатейшей мимики и энергичной жестикуляции.

— Пречистая Дева, теперь мне понятно решительно все! Что ж, донья Мария, раз уж сегодня у нас с вами не получится потанцевать, позвольте хотя бы пригласить вас на чашечку кофе. Вам знаком этот напиток?

— Знаком. Я училась вместе с уроженцами Pax Mexicana в Академии Свободных Планет на Картане. Странно было бы не познакомиться со вкусом кофе за три-то года! — Мэри слегка поклонилась. — Правда, ваши соотечественники уверяли, что кофе, который подавали в Кафе де лас Сомбрас, не идет ни в какое сравнение с тем, который варят на их родине…

— Ни слова больше, сеньорита, ни единого слова! Мы с вами сию же минуту садимся за ближайший столик, и если старый мошенник Филиппе немедленно не подаст вам лучший кофе в вашей жизни, я его просто убыо!

Ах, танго! Есть ли на тверди и меж звезд что-либо, более прекрасное? Если бы этот вопрос задали двадцатидвухлетней Мэри Гамильтон, она ответила бы отрицательно. Впрочем, возможно, все дело было в том, что ей повезло с наставником. Кстати, если хорошенько подумать, с наставниками ей везло всю жизнь. Но такого фанатика, как дон Эстебан, ей раньше не попадалось. Этот человек, похоже, задался целью заставить ее проникнуться философией танца — кто бы мог подумать, у танца, оказывается, имеется своя философия!

— Запомните, сеньорита, танго — танец безнадежной страсти. Именно безнадежной, с самого начала обреченной на разлуку. Заметьте, на разлуку, а не на забвение. И в одном единственном, трагически коротком танце вы должны уместить все: и встречу, определенную самой Судьбой; и любовь, такую, что кровь превращается в жидкий огонь, сжигающий душу; и обреченность расставания, предначертанную еще до того, как состоялась встреча… Вам известно, что говорили об этом танце в те времена, когда танго только-только перебралось из борделей в светские гостиные? Нет? Ну конечно, откуда… Тогда говорили, что если танго танцевать правильно, то кавалеру и даме полагается пожениться, ведь не только ее, но и его репутация испорчена непоправимо… Испортить мужскую репутацию? О, поверьте, донья Мария, можно, еще и как! Кстати, извольте прислушаться. Это? Это «Закат над Веракрус». Очень, очень старая запись. Поет автор, Рикардо Вернер. Совершенно нехарактерный для танго подбор инструментов, но что поделать — дон Рикардо увлекался рок-музыкой, что бы это ни значило… кстати, он был полукровкой, как и вы. Да-да, его отец был морским офицером с севера, а мать была нашей крови. Должно быть, именно поэтому дон Рикардо не смог устоять перед соблазном написать танго. Кстати, профессиональным музыкантом он не был: в его лице мы имеем тот самый редчайший случай, когда адвокат — представьте себе, адвокат! — оказался способен на что-то дельное. Разумеется, существует немало поздних обработок, выполненных в более традиционной аранжировке, но мне нравится именно этот, придуманный автором вариант. И честное слово, я бы не отказался познакомиться с женщиной, которая стала музой для неистового дона Рикардо…

И вот теперь Мэри стояла на краю площади Сан-Себастьян, возле той самой кофейни, где ей год назад подали чашечку действительно изумительного кофе. При воспоминании о том внимании, с которым новый знакомый и хозяин кофейни наблюдали за тем, как она делает первый глоток, она, не удержавшись, хихикнула. Как пристально они следили за выражением ее лица — дон Эстебан ревниво, дон Филиппе почти со страхом… как одновременно расслабились и с торжествующими улыбками поклонились друг другу… какую розу, красную до черноты, выхваченную как будто из темнеющего неба у нее над головой, преподнес ей дон Филиппе, украдкой вытирающий пот со лба… А потом дон Эстебан решительно заявил, что не намеревался больше брать учеников, но ради такого случая… нет-нет, сеньорита, не вздумайте отказываться! Вы должны танцевать, Господь создал женскую красоту для того, чтобы мужчина мог искушением и соблазном оправдать свою слабость и нежелание идти по пути добродетели! Да, разумеется, сеньорита, а вы как думали? Итак, решено!