Эволюция архитектуры османской мечети - Евгений Иванович Кононенко

Селимие-джами. Восточный фасад

В расположении входов в молитвенный зал архитектор воспроизвел схему Сулеймание-джами – помимо северного портала, противолежащего михрабной нише, проходы осуществляются через четыре проема, расположенные в северных отрезках боковых галерей, оформленных как отдельные лоджии. Как и в стамбульской мечети, входы в Селимие создают две поперечные оси, проходящие вдоль северной стены и стены киблы, вводя молящегося под угловые полукупола и далее сразу «втягивая» в октагон (из-за того, что южная пара опорных столбов не имеет обхода, попасть в михрабную ячейку-«апсиду», минуя подкупольное пространство, невозможно), «размещая» между опорами и организуя наиболее эффектное восприятие огромного, залитого светом интерьера. Если в Сулеймание-джами расположение осей предполагало движение к точкам их пересечения, под полукупола на михрабной оси, то центричность эдирнской мечети не предполагает подобного маршрута: поперечное движение через боковые входы под угловыми полукуполами сразу направляется к центру, под купол, где встречает препятствие в виде особого возвышения (муэззин-мафиль), вынужденный обход которого заставляет и глазами, и ногами прочувствовать «криволинейность» плана и композиции – окружность, округлость, сферичность.

Необходимо отметить, что если в Сулеймание-джами все четыре боковых входа были равнозначны, то в Селимие-джами подчеркнуто главенство северной пары входов – и шириной лестниц, ведущих к центральному пролету галерей (более узкие лестницы у южных входов направляют входящего в северные пролеты секций, дополнительно отсеченные портальными рамами), и размерами самих дверных проемов (южные оформлены как узкие двери, прижатые к контрфорсам, северные – как высокие и широкие врата, в интерьере помещенные в «арки Бурсы» между двух окон), и использованием колонн вместо четырехгранных столбов. Если в Сулеймание трехпролетные купольные входные секции боковых галерей были оформлены как фасадные портики мечети, доминирующие над фланкируемой ими протяженной галереей, то в Селимие, наоборот, обеспечена доминанта центральной части боковых фасадов, выделенной пилонами контрфорсов и кажущейся более высокой, более широкой и чуть выдвинутой по отношению к боковым секциям, примыкающим к минаретам.

Одинаково оформляя секции фасадных галерей как трехпролетные лоджии, образованные стрельчатыми аркадами, зодчий создал в каждой секции индивидуальный ритм аркад: в южных лоджиях узкая стрельчатая арка стиснута двумя широкими килевидными, в центральных – килевидная арка в центре ограничена широкими «тюдорами», в северных секциях центральный проход выделен широкой «тюдоровской» аркой на колоннах со сталактитовыми капителями, а боковые пролеты образованы чуть повышенными полуциркульными арками.

Во всех архивольтах конструктивных арок эдирнской мечети использована красно-белая «полосатая кладка» (исключением являются «тюдоровские» аркады под галереями северной стены, в архивольтах которых чередуются серые и белые камни, оттеняющие изразцовые панно в антре-вольтах). Тем самым подчеркивается открытая несущая конструкция здания, а расположенные друг над другом полосатые арки между пилонами и над ними вызывают неизбежные ассоциации с интерьером Большой мечети Кордовы вне зависимости от знания Синаном этого памятника121.

Несмотря на предельную ясность интерьера Селимие-джами, статус султанского заказа предопределил появление хункар-мафиля в юго-восточном углу зала. Подобно мечети Сулеймание, для размещения «царской ложи» использована лишь часть угловой ячейки плана между стеной киблы и контрфорсом под широкой продольной аркой. Основная часть хункар-мафиля приходится на угловую лоджию, куда можно подняться по лестнице в контрфорсе. Выступающая в молитвенный зал часть ложи поднята на стрельчатые аркады, имеющие всего два пролета с каждой стороны и опирающиеся на колонны, аналогичные использованным в верхней галерее. То, что ложа «не дотягивается» до опорного столба, придает ей впечатление «дополнительности», временности, незавершенности; однако хотя этот «статусный» элемент практически не выделен архитектурными средствами, он подчеркнут декорацией всех его плоскостей (стены вокруг собственной михрабной ниши, антревольтов поддерживающих аркад, расположенных под ним люнетов над окнами) изразцовыми панно122.

Необычным для османских мечетей элементом интерьера Селимие-джами оказывается муэззин-мафиль – возвышение, с которого провозглашается последний призыв к молитве (икама(т)). Практики какого-либо архитектурного оформления места для провозглашения второго призыва на молитву не существовало, и даже в более поздней мечети Шаха в Исфахане (1611–1641) знаменитый акустический центр под куполом обозначен лишь черной плитой в вымостке пола123. В интерьере сельджукских и османских мечетей до Селимие-джами особое возвышение для муэдзина если и появлялось, то имело вид дополнительного балкончика возле стены (например, в джандаридской Махмуд-бей-джами в Касабакёе); чаще же муэззин-мафиль в ранних культовых зданиях (как в Эшрефоглу-джами в Бейшехире) появлялся как следствие османских «реставраций» не ранее конца XVI в.124 Возвышение в эдирнской Селимие-джами является квадратной площадкой со стороной около 6 м и оказывается достаточным для размещения на молитву более двух десятков человек, из чего следует, что данное место предназначалось не исключительно для муэдзина, но могло выполнять и функцию парадной «ложи». Площадка поднята на высоту ок. 2 м на 12 столбах, поддерживающих по периметру трехпролетные широкие стрельчатые аркады; под площадкой нашлось место для четырехугольного бассейна вокруг фонтанчика с питьевой водой. Подъем на мафиль осуществляется по винтовой лесенке, расположенной в его северо-западном углу; лесенка «прикрыта» полукруглой стенкой, имитирующей часть каннелированного опорного столба и при проходе в зал через северо-западный вход визуально сливающейся с противолежащей (юго-восточной) опорой.

Четырехугольная форма площадки муэззин-мафиля резко контрастирует с общим впечатлением округлости интерьера, а его расположение в центре зала вынуждает отклоняться от прямых маршрутов от северных входов к михрабной нише. Эти два аспекта заставляют признать важность данного сооружения и приоритет его риторического (символического) значения над функциональным назначением; однако вряд ли можно согласиться с мнением, что возвышение под куполом мечети Селимие выражает идею централизованной абсолютной имперской власти, находившейся на пике своего могущества125, – подобное риторическое сопоставление могло возникать только в присутствии на площадке муэззин-мафиля самого султана, у которого в мечети была собственная ложа. Не убеждают и попытки объяснить появление источника в центре мечети тюркскими кочевыми традициями, влиянием братств Ахи, пережитками шаманизма в зикрах общины алевитов и тариката бекташи, связью архитектурных решений здания с шадырванами в сельджукских текке, раннеосманских мемориальных мечетях-завие, с сасанидской, китайской и индийской дворцовой архитектурой, и даже рассмотрение «дополнительной структуры» перекрытого мафилем источника воды как модели микрокосма126, – все приведенные аналогии кажутся хронологически и риторически очень далекими и вряд ли интересовавшими и Синана, и его высокородного заказчика.

Г. Акин справедливо отметил, что если правомерно рассматривать подкупольное пространство северных ячеек раннеосманских мечетей «типа Бурсы» с расположенным на пересечении осей айванов водоемом-шадырваном как второй (после купольного южного айвана) смысловой центр культового здания, то в Селимие-джами эти два центра совпали127, но ответы на вопросы, – насколько такое «совмещение центров» было актуально для османской архитектуры XVI в. и стояла ли такая задача перед Синаном, – являются спекулятивными суждениями. Приходится отметить лишь, что появившийся в самом центре эдирнской Селимие-джами муэззин-мафиль через некоторое время стал восприниматься как норматив и воспроизводился