Осел и морковка (СИ) - Анна Стриковская

— Знаю, ты сейчас хочешь бежать к своей подружке. Пожалей девочку. Если ты ей небезразличен, она проснется, и тогда вся моя работа насмарку. А мне едва удалось отвести малышку от края пропасти, за которым — безумие.

Если бы Дора употребила другие слова, маг вряд ли послушался бы. Но мысль о том, что если он ей небезразличен, то может нанести Дине страшный вред… Хотелось бы надеяться, что она к нему все же неравнодушна, и тогда идти к ней сейчас — преступление. А если нет… Об этом Армандо и думать не хотел, а уж узнать доподлинно… Нет, пусть спит спокойно и выздоравливает.

Знал бы он, как все обстоит на самом деле, даже ночевать не остался бы. Но у него не было причин не доверять Арангелу и его жене. Поэтому приглашение остаться и погостить было принято с благодарностью.

Он поужинал вместе с хозяевами, а затем незнакомая девушка отвела его в комнату для гостей. Около двух лет назад он уже жил в такой же. Тогда хозяева уговаривали его остаться и присоединиться к их общине, но он отказался наотрез. Променять одну несвободу на другую казалось глупостью, да и сейчас его мнение не изменилось.

Так что робкие авансы хорошенькой ведьмочки Армандо отверг, намекнув девушке, что его не интересуют малолетки. Ее попытку проникнуть в его комнату он пресек, оттер малютку в коридор и запер за собой дверь.

В гостевых покоях не было отдельной ванной комнаты, но его уже ждала мечта усталого путешественника — здоровенная бадья с теплой водой. Армандо поспешил погрузиться туда чуть не с головой. Но стоило ему намылиться, как раздался робкий стук.

Выругавшись от души, он вылез и, обернув чресла полотенцем, отпер дверь и уставился на пришедшую девицу. Другую, не ту, что его провожала. Эту он знал: Симонетта, третья дочь Дорилины. Ее старшие сестры уже обрели свое семейное счастье, а эта только — только достигла возраста, в котором ведьмочкам становится нужен муж.

Девушка держала в руках кувшин и корзинку. Увидев Армандо, сначала жадно его обозрела, а затем вдруг покраснела и потупилась. Он спокойно, насколько позволяла пикантность ситуации, произнес:

— Добрый вечер, Симонетта. Какое дело привело тебя ко мне в этот поздний час?

Этим он хотел подчеркнуть, что юным девицам в общем и целом незачем шляться по комнатам молодых мужчин. Барышня из розовой стала пунцовой и пролепетала чуть слышно:

— Меня матушка послала… Вот…, — она протянула Армандо свою ношу, — Питье и булочки. Она сказала, ночью может пить захотеться…

Мужчина усмехнулся, забрал припасы и закрыл перед девицей дверь, решив, что следующей он просто открывать не будет. Налил себе из кувшина приятный морс, чуть сдобренный травами, сжевал свежайшую выпечку и завалился под теплое одеяло.

К счастью, больше никто не пришел и Армандо проспал как убитый до самого утра. Только встав, спохватился: за всю ночь он не попытался связаться с Диной. Сон был слишком глубок и крепок. Ну еще бы, он вчера так устал и перенервничал, что организм, попав в благоприятные условия, просто отключился, чтобы восстановиться.

Первое, чем он поинтересовался за завтраком, было состояние Дины. По словам Доры, она пока не просыпалась. Как он ни просил, ведьма наотрез отказалась пускать его к девушке, мотивируя это особенностями лечения душевных травм. Пообещала, что, как только Летиция, то есть Дина придет в себя, расскажет ей, что Армандо здесь и от его имени попросит разрешения ее навестить.

Пришлось покориться и ждать.

Ожидание вышло долгим, но довольно забавным: за Армандо стали активно охотиться девицы, причем не поодиночке, а группами по три — четыре. Как‑то так складывалось, что среди них ему все время попадалась Симонетта. Она вела себя скромнее прочих, но при этом неотступно следовала за Армандо куда бы он ни шел.

Отвязаться от нее и других красоток можно было только заперевшись в своей комнате. В общине, где все было принято делать сообща, это значило оскорбить хозяев. Приходилось отбиваться от девиц по — тихому.

А они поджидали его повсюду: во дворе и на конюшне, куда он ходил проведать Брика, в библиотеке, лаборатории, столовой и гостиной. Бойкие девчонки все время пытались его потрогать, погладить, потискать, чмокнуть в щечку или даже поцеловать в губы.

Армандо аскетом никогда не был. В другое время и в другом месте он с удовольствием принял бы участие в этой игре, но здесь он рисковал слишком многим. На Валарене правила общины строги и решение совета не оспаривается. Затащи его какая‑нибудь девица в постель, и все! Ведьмы соберутся и примут решение: он обязан жениться. И женится, никуда не денется. Маги против своих жен не пойдут, хотя втихаря будут сочувствовать. А Дина будет для него потеряна навсегда. Вряд ли она станет скандалить и отстаивать свое право на Армандо. Зачем ей? Один раз она его уже бросила без объяснения причин, почему ей снова не поступить так же, но с большим основанием?

Так что Армандо не мог спокойно ни поесть, ни почитать, ни каким‑нибудь другим делом заняться. А уж по вечерам ему приходилось отгонять девиц от свей спальни только что не боевыми заклинаниями.

Да и с Диной связаться не получалось. Каждую ночь он настолько крепко спал, что вспоминал о зове лишь утром. А в это время у него ничего не получалось. Возникало чувство, что девушка не спит, но Дорилина утверждала, что Летиция пока пребывает в состоянии лечебного сна. Просыпается в сутки не более чем на несколько минут, но все равно находится в пограничном состоянии между сном и явью. Есть, пьет, облегчается и спит дальше.

Армандо и в библиотеку пошел, чтобы выяснить, не является ли наведенный лечебный сон препятствием для ментальной связи. Не вышло: девицы живо выжили его из хранилища знаний.

На пятый день он пристал к Доре как банный лист, умоляя разрешить взглянуть на Летицию. Та пожала плечами и предложила еще денек подождать. Если завтра девица не проснется самостоятельно, то послезавтра Дорилина будет ее будить принудительно.

Почему не завтра? А потому что завтра праздник, день основания Валарена. Заниматься больной будет некогда, а пробуждение из лечебного сна — сложная процедура. Так что лучше ее отложить на один день.

Армандо казалось, что день основания Валарена праздновался осенью, а не в начале лета, но спорить с одной из основательниц он не решился. Ладно, подождет еще один денек.

Праздник вышел шумный и бестолковый. Все собрались в большом зале, пили, ели, танцевали, снова пили и снова ели… Армандо не помнил, как добрался до своей комнаты. Зато пробуждение запало в память на всю оставшуюся жизнь.

То, что голова раскалывалась от боли и то, что глаза не открывались, было нормально, хоть и неприятно. Ужас поджидал Армандо тогда, когда ему все‑таки удалось разлепить веки.