Фюрер Нижнего Мира, или Сапоги Верховного Инки - Александр Тюрин

За ними тащились песнопевцы, прилежно исполнявшие гимны-уалья под мелодии флейт, сделанных из берцовых человечьих костей, и ритм барабанов-уарачику, обтянутых людской кожей, соответственно выкаблучивались и танцоры со своими магическими плясками.

Далее в процессии участвовало начальство в виде десятников, сотников, темников — уну камайоков, все были приодетые по форме и различались, в первую очередь, по перьям на плюмажах. Солидно вышагивали уполномоченные комиссары Верховного Инки — тикуй-рикуки с золотыми пластинами маскапайча на лбах.

Далее семенили пуреки — радостные трудящиеся, довольные гарантированной похлебкой и набедренной повязкой. Они тащили на головах корзины с початками маиса, клубнями картофеля и прочими плодами стеблей, веток и корней, а также кувшины с пивом и чичей.

В общем, шла праздничная демонстрация по типу недавних наших, тут вам партийные, хозяйственные, государственные руководители, тут вам наглядно представлены всевышние законы природы и общества. Тут и мы, приносимые в жертву. Я двигался в окружении бравых воинов вместе со своими товарищами по торжественному закланию. Многие из них относились к разряду «сладкие кости», миски-тульу, то есть лентяев. Одни попали в лентяи, потому что дрыхли по утрам, вместо того, чтобы торопиться в поле. Другие стали «сладкими костями», потому что экономили силы, придумывая всякие ухищрения на замену сохе и мотыге — типа плуга, запряженного верблюдицей-ламой. Не помогло лентяям наказание в виде битья камнем и лечение в виде тонкого вскрытия черепа, оттого решено было вычеркнуть их из списка живущих.

Были в нашем числе и нарушители запретов, ходившие по женской тропе, и те, кто встречался с девушками без разрешения начальства — лучше бы эти распутники любили лам. Были и те, кто забыл принести благодарственную жертву какому-нибудь чаркакамайоку, и те, что пытались унести с государственного поля (владений Солнца) в личный котел пару початков кукурузы.

Кстати, во время праздничных гуляний я заметил, что стал воспринимать произношение кечуанских слов. Значит, благодаря демону-попугаю, я все-таки выучился инкской фене, стал двуязычным. Жаль, что поздновато, когда меня вот-вот должны разобрать по частям многочисленные божества и духи.

Основная церемония должна была проходить не внутри пирамиды-зиккурата, а на ее верхушке, в четырехугольном открытом храме. К нему тащиться по ступеням пришлось минут с двадцать.

На пьедестале торжественно стоял трехликий истукан Инти, с двуглавой змеей на макушке, по углам расположились демоны, хранители сторон света. Пониже главного изваяния находился алтарь, на этот раз из яшмы, в виде распластанного ягуара.

Золотой Катыш был тут как тут, медитировал на образе Отца-Солнце, хлебнув айя-уакаки. Впрочем, впередсмотрящим являлся атун уильяк, каждое слово которого подхватывал хор. И меня не обидели, в числе других «закладываемых» обнесли чашей с напитком из дурман-травы, знаменитой Datura inoxia.

И странное дело. Как отхлебнул я отвара из чаши (похожей на обезглавленный труп), так вскоре и заработала моя голова на местный манер. Я увидел Инти-Солнце живым существом. Нет, не сам истукан. Тот, кого я углядел, имел огромные умопомрачительные размеры. Ноги были горами, тело — маревом и дымкой над вершинами, а голова — самим солнечным диском.

В руках жреца-палача, чья физиономия была скрыта позолоченной кошачьей маской, сверкнул широкий нож-секач, этим инструментом была вскрыта грудная клетка первой жертвы. Специалист помог себе руками, раздвигая кости еще живого человека. Вот жрец ухватил сердце и дернул его, лопнувшие сосуды брызнули красным. Дымящийся орган был направлен на исследование гадателю, жертва же осела возле алтаря — и после непродолжительного трепыхания застыла. А кровь-то текла не вниз по ступеням, а вверх, к истукану! Кровь превращалась в пучок золотистых нитей, в змейку, которая обвивала идола и, оторвавшись от него, взмывала к небу. Рубиновые глаза изваяния залучились теплым ласковым светом.

Я видел тех, кто подходил полизать и похлебать к красному ручейку. Собакоголовые демоны, духи с клыками ягуара, стайка мелких духов, похожих на птиц, вот подвалил кто-то большой, совсем без головы, пойло уходило в дыру на его груди. Следом приблизилась особа с женским телом, но змеиной головой, та шипела, но не забывала елозить раздвоенным языком в кровавой гуще.

Меж тем работа спорилась, каждый был при деле. Жрец-палач уже обработал три жертвы, обследованные гадателем сердца смирно лежали в корзине, свитой из золотой проволоки, тела крючьями оттаскивались в сторонку, где начиналась их разделка.

Я оценил очередь к жертвеннику. Еще троих обработают, а затем я. В запасе десять минут, не больше. Мне будет очень говняно, но все-таки успею понаблюдать как в руках опытных людей я превращаюсь в мясопродукты и энергопродукты, и даже ознакомлюсь face-to-face со своим сердцем. Я буду идеальной стандартной жертвой, свидетельством хорошо отлаженной работы жертвоприносительной машины. А после негеройской кончины придется еще полюбоваться, как меня потрошат подземные и небесные чудища. Или же ничего этого не будет и сразу атеистический черный ящик поглотит меня? Что лучше, чтобы я лично предпочел?

Впрочем, могу добавить в «плюс», что сгину я не где-нибудь в питерской подворотне из-за выстрела в упор, ни в чистом, то есть грязном поле, разорванным кавказской миной, не на больничной койке с градусником в попе. Я погибну в таинственной неизведанной реальности. Почти как космонавт. Но почему-то это меня не радует сейчас.

Я, может быть, хотел бы откинуть коньки именно в той обычной реальности, но, чтобы после меня всплакнули жена-вдова и дети-сироты. Впрочем, даже в той обычной реальности я был бы лишен такого удовольствия. Бывшая жена употребляет мое имя только в сочетании с названиями некоторых некрасивых животных, а родное дитя кличет папой совершенно другого человека, который ну ни капельки не похож на меня. Он больше на кабана смахивает.

От дурман-напитка, или же от переживаний, что выплескивали в мою кровь морфины-эндорфины, пейзаж перед глазами немного заволокся туманом и стал отдаляться от меня. Отдалялся я не только от пейзажа, но и от своего тела, и от своих переживаний. Еще немного и я бы взмыл, полетел, а затем бы рухнул в черный колодец без дна и стен. Как никак, моя очередь к алтарю подходила через одного.

И может в самый последний всплеск интереса к миру, я заметил кое-что на фоне сияющего лика киллера-Солнца. Темное пятнышко. И урчание мотора уловил ухом. Неужели аэроплан?

Отрешенность и отстраненность сразу как вентилятором сдуло. Хоть руки были связаны, но жрецу-палачу, потянувшемуся за мной, я хорошо впаял. Ногой, облаченной в кроссовку, прямо в промежность. Затем в челюсть. Меня бы быстро угомонили, если бы не таинственный фактор. Навстречу летел не аэроплан, а дельтаплан, но это уже что-то. В цепь воинов кондора, окружавших пирамиду, слетела сверху автоматная очередь, затем посыпались гранаты. Не слишком аккуратно посыпались, не только на воинов и руководителей, но и на простых пуреков. Однако, я не мог отказать себе в радости. На радостях я поддал еще какому-то воину, который собирался приголубить меня обухом топора. Где-то неподалеку свалилась граната и унесла с лестницы пять черноперых бойцов. Я, воспользовавшись шухером, перерезал веревки на руках об обсидиановое лезвие топора. Но тут выяснилось, что понаделав шума, дельтаплан усвистал прочь. Может, оттого, что инкские воины дружно направили свои луки в небо?