Чисто конкретное убийство - Иоанна Хмелевская

Возняк попросил «какую-то дрянь» описать подробно.

Пан Рептилло мрачно объяснил, что, желая подкрасться незаметно, избегая людских глаз, он не пошел по аллейке, а стал ломиться напролом через чужие участки, на которых густо росла всякая зелень. Его очень рассердило, что сразу за воротами он с кем-то столкнулся, больше он такой ошибки повторять не хотел. Он перебрался на другую сторону аллеи, а там было еще хуже, влез в какие-то джунгли, его всюду кололо, царапало, какие-то шипы… пока не угодил в настоящую ловушку. В него вонзились жуткие шипы, поймали за одежду; стоило ему дернуться, как шипы вонзались глубже. Пиджак был разорван в клочья, брюки тоже, на заднице что-то разрезало штаны поперек. Да черт бы с ней, с одеждой, но эта гадость стала распахивать ему тело! Кровь из него текла, как из зарезанной свиньи, какой-то чудовищно острый шип вонзился ему в загривок, он боялся даже голову повернуть, а рукой дотянуться не мог, потому что кусты держали его за изодранные рукава… Да он до самой смерти этого не забудет!

Он подумал тогда, что истечет кровью, прежде чем из этой чащобы выберется, Хелюся с Бартошем вылетели у него из головы, он чуть себе глаз не выколол, нос пропорол с одной стороны, совсем обессилел. Он чуть не расплакался. Потом перестал дергаться, отдохнул, огляделся, этой мерзости там не так много было, просто цепкое все и крепкое, а он по глупости влез в самые густые заросли. Это чтобы люди его не видели. Какие люди, там ни единой живой души не было! В конце концов вылез он оттуда почти по кусочкам, кровь натекла в ботинки, всю морду себе разодрал. Хорошо еще, что машину близко поставил, а то выглядел он, как упырь.

Жена дома, когда его увидела, чуть замертво не упала, еще его и обругала, что он законченный кретин, с ума сошел, дрался с голодным тигром, что ли… и чем это его так ухайдакали, звери какие-то, потому что люди так не смогли бы. Хелюси и Бартоша он в глаза не видел, так его эта кровища испугала. Холера их знает, были они вообще там или нет! Что за место, маленькое, а такое чудовищное!

Чащоба пани Амелии! Перед глазами Возняка возник самый древний фрагмент зарослей, почти на углу. Ну да, именно там росла акация, наверняка экзотическая, потому что ни на какой другой акации он не видел столь чудовищных шипов, и впрямь впечатляющие. А еще именно в том углу запуталась колючая проволока, явно просто забытая и невидимая в зарослях.

Техническая бригада убирала ее очень осторожно, но и то все поцарапались.

Он ни слова не сказал на эту тему, но без труда поверил, что эту интереснейшую растительность пан Рептилло должен был видеть собственными глазами. Возможно, он даже непосредственно с ней сталкивался.

Что не означало, что он сказал всю правду. Он солгал. Любой бы на его месте солгал. Комиссар почувствовал настолько полное удовлетворение, что решил его посмаковать. Никаких грубых поступков, дипломатически и с великосветскими манерами, полная забота о человеке! Рептилло отлично знает, что он подозреваемый, пусть думает, что с него как раз сняли подозрения, все по протоколу, жену нужно допросить, обыск устроить, но все это — чистая формальность. Пана Рептилло задерживать не стали. Наоборот, его заботливо обследовали, перевязали, положили баиньки, потом угостили завтраком и отвезли домой. Возняк медицинское обследование и сон пана Рептилло пропустил, зато в тот момент, когда подозреваемого отвозили домой, у него на руках уже был ордер от прокурора на обыск квартиры и на временное задержание пана президента компании, а за ним ехала техническая бригада из трех человек.

Пани Рептилло в принципе подтвердила показания супруга.

Она помнила даже дату — шестое июня.

— Такое не забывается, — сказала она сухо. — Пан комиссар, он вошел домой, как тяжелобольное путало, весь окровавленный, а я вся на нервах его ждала, потому что мы должны были идти в гости. А тут — просто привидение времен войны, словно им поле бороновали. До сего дня понятия не имею, что с ним случилось, потому что он нес всякую чушь и правды мне точно не сказал. Его не ограбили, это точно — вот и все, что я знаю.

Обыск квартиры ничего не дал, и Возняк уже предвидел в связи с этим проблемы, но слепая удача по-прежнему была на его стороне. Совершенно спокойная жена президента компании сидела на кухне у стола и чистила себе яблоко. Комиссар вошел туда, чтобы обменяться с ней парой слов, и тут заметил, чем именно хозяйка дома чистит это самое яблоко.

В ту же секунду его словно пронизал ток высокого напряжения, пробежавший по всем артериям и венам.

— Разрешите? — сказал он как мог чарующе и взял у дамы предмет из рук. — Это садовый нож, как вижу, очень старый. Откуда он у вас?

Жена Рептилло пожала плечами:

— Откуда мне знать? А, нет, знаю. Это мужнин. По-моему, он его где-то нашел очень давно. А что?

Возняк извинился и отправился к хозяину дома, к которому уже вернулась ясность мыслей, и он как раз звонил своему адвокату. Возняк показал ему на ладони сложенный садовый ножик, красный, украшенный медными колечками.

— Откуда это у вас?

Президент компании Рептилло посмотрел, отнял телефон от уха и в первый раз побледнел.

— Я… того-этого… ну… нашел…

— Где?

Острота мышления явно не относилась к достоинствам Валюся.

— Ну… не помню я… где-то там…

— Я вам напомню. На месте преступления.

Ордер на арест, однако, очень пригодился.

Выспаться Возняк не успел, ибо благожелательно настроенная судьба погнала его дальше.

Красотка Хелюся Хавчик, возможно, не открыла бы дверь каким-то нахалам, если бы не то, что самый главный нахал стоял у нее за спиной как раз в тот момент, когда она поворачивала ключ в замке. Она зашла к себе только на минутку, в виде исключения около полудня, а не вечером, и понятия не имела, что за ней кто-то идет. Возняк носил обувь на резиновой подошве, которая позволяла ступать совершенно бесшумно.

Громко топающий Казик Вольский ждал на пол-этажа ниже.

На ладони Возняк держал садовый ножик.

— Ну и зачем вы это подарили пану Рептилло? — спросил он с упреком, без всяких вступлений и дипломатических экивоков. — Такую памятную вещь?

— Какую еще памятную вещь! — презрительно скривилась пани Хавчик. — Это не его…

Тут она прикусила язык и замерла, не сняв до конца куртку.

— А чье?

На это Возняк уже не получил спонтанного ответа, пани Хавчик накрепко закрыла рот и впала в полный ступор. Она не отозвалась ни словом даже при виде Вольского, который тоже вовсе не был желанным гостем, уселась у стола и явно ждала, когда они уйдут. На вежливый вопрос, могут ли они поискать кое-что в доме, она ответить не соизволила.

Молчание — знак согласия. И Возняк, и Вольский имели огромный опыт в аккуратном и тщательном обыске самых разных квартир. Оба они знали, что могло и даже должно было остаться на участке от голого пана Бартоша. Они высматривали долговечные предметы. Портки, рубашку, свитер пани Хавчик могла выбросить, если они ей к сердцу не приросли, но часы? Ключи? Неужели у нее не было искушения заглянуть в гнездышко покойного?…

В шкафу висели два новых галстука, четыре брючных ремня, что ни о чем не говорило, поскольку пани Хавчик ходила в брюках, мужские брюки, старые, но отлично выстиранные. На полке среди многочисленных предметов дамского гардероба лежала совершенно новая мужская пижама, даже не вынутая из упаковки, которая своего возраста не скрывала, а еще короткие, тоже новые мужские трусы голубого цвета. Эти последние вещи точно не были на участке и, несомненно, прибыли сюда прямо из магазина. Значит, их можно отбросить. Зато мужская рубашка, явно не новая и ношеная, но в безупречном состоянии, выстиранная и выглаженная, выглядела весьма красноречиво.

Еще выразительней выглядел пиджак, подходящий к выстиранным брюкам и заботливо прикрытый целлофановым мешком для одежды, втиснутый в самую середину дамских жакетов, курток и толстых свитеров. Содержимое карманов пиджака говорило само за себя, Возняк вынул его из шкафа, внес в гостиную — и больше ничего сделать не успел.

Вольский одновременно тоже наткнулся на ценный предмет. Он вышел из кухни, постукивая себя по ладони небольшим молотком, с одной стороны которого красовался разведенный и изящно выгнутый гвоздодер. Он без слов положил инструмент на стол перед носом у молчаливой хозяйски дома и посмотрел на Возняка.

— В шкафу с кухонным хламом, — коротко пояснил он.

Возняк на миг задумался. В нем заговорил инстинкт полицейского. Он отложил пиджак в целлофане на спинку стула и вернулся в спальню. Топчан был ровненько застелен и прикрыт покрывалом, им явно не пользовались. Комиссар протянул руку под подушку, ничего не нащупал, обошел ложе вокруг и сунул руку под другую подушку. Когда он ее вытащил, в руке был зажат штык.