Кровавый апельсин - Гарриет Тайс

– Я смогу избежать обвинения в убийстве? – спрашивает Мадлен, отрываясь от чтения.

– Не знаю. Это от многого зависит. Лучше всего, если обвинение примет ваш рассказ, – мы напишем им и приложим психиатрическое заключение, и с вами встретится один из их специалистов. И даже если обвинение не примет заявление, ничто не помешает нам обратиться с ним к присяжным. А тут результат сложно предсказать, – говорю я. – Но попробовать стоит, это точно. Учитывая случившееся.

Мадлен встает и отходит на другой конец комнаты:

– Но это правда. Я не видела другого выхода. Это единственное, что я могла сделать.

Закрыв лицо руками и прижавшись спиной к стене, она сползает на пол. Перед глазами стоит ее образ, склонившейся и слизывающей еду с пола. Я вижу, как по ней бьет нога в ботинке. Она начинает тихо хлюпать носом. А я продолжаю читать.

«Той ночью я не спала. Не могла перестать думать обо всем этом. Я знала, что нужно что-то делать, но не знала что. Как только наступило утро, я разбудила Джеймса и вывела его из дома, отправив обратно в школу. Я понимала, что больше не дам его в обиду. Потом я приняла душ и переоделась. Тем утром Эдвин проснулся поздно и весь день со мной не разговаривал. Он закрылся в кабинете, и я не знаю, что он делал. Я не смела выйти из дома, потому что не знала, чего он от меня хочет. Я ждала его на кухне и готовила суп на тот случай, если он проголодается. Эдвин спустился около шести и снова начал пить. Я тоже выпила, чтобы попытаться успокоиться. В его присутствии я тряслась от страха. Он спросил, где Джеймс, и я ответила, что он вернулся в школу. Это расстроило Эдвина, потому что Джеймс не попрощался с ним. Он несколько раз ударил меня в живот, но потом остановился. „Ты настроила его против меня. Я навсегда потерял своего сына, – сказал он. – Я позабочусь о том, чтобы и ты его потеряла”.

И от этих слов что-то лопнуло во мне.

„Не смей больше угрожать моему сыну”, – сказала я. Он засмеялся: „Или что, Мадлен, или что?” Потом он ударил меня по голове, а когда я упала, дважды пнул в живот. „Ты не можешь остановить меня, – сказал он. – Я могу убить вас обоих, когда захочу”. Я не ответила. Он выпил еще и пошел наверх в нашу спальню. Я слышала, как он ходит на втором этаже, а потом все затихло. Я больше не могла это терпеть. Он так часто делал мне больно, и все становилось только хуже. Эдвин не собирался останавливаться. И он сделал очень больно Джеймсу и угрожал убить его. Я правда верю, что он попытался бы убить нас обоих. Я боялась того, что может произойти. Мне казалось, что выбора нет – так сильно я его боялась. Я убедилась, что Эдвин спит, и потом взяла разделочный нож и несколько раз ударила его им. Не знаю, откуда у меня нашлись силы. Я хотела убедиться, что он умер и не сможет больше навредить нам. Что-то взяло надо мной верх, и я просто продолжала бить, оставляя глубокие и мелкие порезы. Крови было столько, что она капала с моих рук и текла по лицу, но я не могла заставить себя остановиться».

– Мадлен, вы в порядке? – спрашиваю я.

Она все еще сидит на полу, хотя ее всхлипы уже затихли.

– Да, наверное, – говорит она.

– Не могу гарантировать, что суд присяжных примет ваше заявление. Но, на мой взгляд, сказанное вами равняется самозащите или потере контроля. Значит, мы можем настаивать, что речь идет не об убийстве, а о непреднамеренном убийстве. Нам нужно показать, что вы боялись расправы – на что у вас были все причины – не только над собой, но и над Джеймсом. И, во-вторых, Эдвин угрожал убить вас обоих, вас и Джеймса. Я честно считаю, что свидетельств хватает, чтобы вы предстали перед судом присяжных, – вы убили Эдвина, страдая от потери контроля, боясь его новой вспышки жестокости. У нас есть отчет психиатра, настоящий, тот, в котором вы рассказали правду, он показывает, что у вас симптомы посттравматического стрессового расстройства и депрессии. У нас есть все доказательства, что Эдвин был жесток с вами. А также изложение Джеймса. Нужно его использовать. Вы согласны? – Я закончила речь со страстью в голосе – не могу позволить ей сдаться.

– Не знаю, Элисон. Честно, не знаю. Ваша вера в мое дело многое для меня значит, но у меня самой такой уверенности нет. Я немного поразмыслю над этим, если можно, хочу все обговорить с Патриком. Я изменю свое признание на «виновна», если он не согласен.

Мадлен встает и, подойдя ко мне, обнимает. Я обнимаю ее в ответ, почти доведенная до слез. Невозможно представить, через что она прошла. Она оказалась сильнее меня. Мы стоим, обнявшись, еще мгновение, а потом расходимся. Она идет к раковине и начинает мыть кружки, я собираю документы. А потом проверяю телефон.

Десять пропущенных звонков. Пять сообщений. Какого черта? Боже, наверно, что-то случилось с Матильдой.

Но нет.

Первое сообщение от Патрика: «Позвони мне».

Второе тоже от Патрика: «Пожалуйста, позвони мне».

Третье, Патрик: «Это все большое недопонимание. Позвони мне».

Четвертое от Патрика: «Пожалуйста, позвони мне. Умоляю тебя».

Пятое сообщение от клерка Марка: «Мисс, пожалуйста, позвоните в вашу адвокатскую контору, это срочно».

Я выхожу на улицу и звоню в офис.

– Никому не говорите, – замечает Марк. – Не упоминайте это при своем клиенте. Но Патрика сейчас допрашивает полиция.

Я молча стою, не в силах ответить.

– По словам Хлои, его пока не обвиняют, но допрашивают как подозреваемого.

– Они сказали… Хлоя сказала – почему? – Но я думаю о сообщении Патрика, его выборе слова «недопонимание», и в животе образуется шар из свинца.

– Она была очень осторожна. Но я думаю, что кто-то подал на него жалобу.

– За что? – спрашиваю я.

– Кажется, это была женщина. Но больше я ничего не знаю.

Марк говорит мне, что на следующий день у меня нет дел, и мы соглашаемся сделать его выходным. Он отключается.

– Все в порядке? – спрашивает Мадлен, когда я возвращаюсь в дом.

– Нет, то есть да, конечно. Плохие новости насчет одного из моих коллег, вот и все. – Я удивлена, как чисто звучит мой голос и не путаются слова. Голова кружится. –