Последнее дело Гвенди - Стивен Кинг

– Не так уж и много. Но я рассчитываю на вас. Вы меня просветите.

– Никогда в жизни, – говорит она.

Он улыбается.

– Вы сейчас говорите, как настоящая героиня в кино, но я думаю, вы все расскажете как миленькая.

– Давайте сразу по существу, Уинстон. Вот мы сидим, ждем, когда ваш черный приборчик взломает код. Сейф открывается, вы забираете пульт – и что дальше?

– Дальше с вами произойдет фатальный несчастный случай. Если пульт этого не обеспечит, у меня есть свои средства.

Гвенди невесело усмехается.

– И все об этом узнают, Уинстон. Господи, я уже представляю, как это будет. Вас посадят в тюрьму – не в какую-то тюрьму штата, а в федеральную тюрьму, – и скорее всего пожизненно.

– Это вряд ли, – говорит Уинстон и так энергично трясет головой, что его щеки колышутся, как желе. – Многие на борту подозревают, что вы… Как бы поделикатнее сказать? Скорбны рассудком.

– Тест на умственные способности…

– Сэм Дринкуотер и Дэйв Грейвс считают, что вы как-то схитрили. Вы показали слишком высокие результаты.

– Я теряю рассудок, но мне все равно хватает ума хитрить?

Гарет фыркает.

– Вы сейчас в точности описали большинство ваших коллег в конгрессе и сенате, не говоря уже о самом президенте: ума хватает как раз только на то, чтобы хитрить. Но не будем касаться политики. Вернемся конкретно к вам. Смерть в результате несчастного случая – это, конечно, большая трагедия. Вся страна будет скорбеть. Вы станете национальным героем, может быть, ваш портрет напечатают на почтовой марке, а также на миллионах футболок. Но никто особенно не удивится. Я бы даже сказал, вовсе не удивится. Настолько серьезные умственные проблемы, что вам пришлось пройти тест? Я даже не удивлюсь, если кто-то из руководства «Тет корпорейшн» лишится своих должностей в результате последующего разбирательства. В СМИ наверняка скажут, что ваше умственное расстройство должно было проявиться гораздо раньше и что кто-то его прозевал. Несомненно, среди виноватых окажется и доктор Глен.

– Я отправила электронные письма, – говорит Гвенди, указав на ноутбук на журнальном столике. – Мои друзья из высших правительственных кругов знают о вас, Уинни. Например, они знают, что вы украли код от сейфового чемоданчика.

Самодовольная улыбочка стирается с лица Уинстона. Такую возможность он не учел.

– Подозрения – это одно, но подозрения надо еще подкрепить доказательствами. Что практически невозможно, когда нет свидетелей.

Он вынимает из кармана какой-то мелкий предмет и демонстрирует его Гвенди. Похоже на тюбик губной помады, такого же ослепительно-яркого зеленого цвета, каким был «крайслер» на видеозаписи из Дерри. Неестественно яркого цвета. В прямом смысле слова режущего глаза.

– Эту штучку мне дал один очень хороший друг. Понятия не имею, из чего она сделана, но скажу вот что: она не отслеживается никакими детекторами современных систем безопасности. Внутри – смертельное вещество. Направляешь трубку на цель и крутишь колечко у основания. Одна доза аэрозоля – и все твои внутренности превращаются в желе. Если потребуется, вещества в этом баллончике хватит на весь экипаж.

– И как вы вернетесь на Землю? Поведете корабль сами? – говорит Гвенди и, не сдержавшись, язвительно добавляет: – Ваш блондинистый друг научил вас управлять космическим кораблем?

Она даже не успевает понять, что произошло, а Уинстон уже прижимает ее к спинке дивана и давит мясистым предплечьем ей на горло. В его глазах бушует гроза, и на один жуткий миг у нее возникает уверенность, что он убьет ее прямо сейчас.

– Откуда ты знаешь о Бобби?

– Я… видела вас обоих во сне, – хрипит Гвенди. – Вы сидели в машине. В зеленой машине.

Уинстон впервые кажется растерянным. И даже испуганным.

– Тогда ты должна понимать, что с этими ребятами шутить не стоит. – Он убирает руку с ее горла. – Я думаю, Бобби – это не настоящее его имя. И он вовсе не человек. Они с друзьями настроены очень серьезно, и я тоже настроен серьезно. – Чуть помедлив, Уинстон продолжает: – Но он красивый. Как ангел. Хотя иногда в нем проглядывает что-то такое… Его настоящая сущность. И тогда он совсем не красивый. – Уинстон понижает голос: – В действительности он покрыт шерстью.

Внезапно слезы текут из глаз Гвенди, и она мысленно ругает себя за это проявление слабости. Она подносит дрожащую руку к шее и растирает сведенные болью мышцы. У нее ощущение, что внутри что-то сломалось.

– Если вы убьете меня и весь остальной экипаж, вы здесь застрянете, Уинстон. Вы здесь умрете.

Его жирное лицо вновь расплывается в самодовольной улыбочке.

– Скажем так, наши друзья-китайцы помогут мне выбраться.

– Они никогда не… – Она умолкает на полуслове, когда до нее доходит смысл сказанного Уинстоном. – Они… вы… сукин ты сын. Ты их подкупил.

– Я бы не назвал это подкупом, дорогуша. – Уинстон хихикает в кулак. – Подкуп – это для мелких сошек. Я сделал вложение в будущее их страны.

– Зачем это вам, Уинстон? Из-за денег?

Тяни время, заговаривай ему зубы.

– Не глупи, дорогуша. У меня больше денег, чем можно потратить за тысячу жизней.

– Тогда почему? – Теперь она почти умоляет. – Чего вы так сильно хотите?

– Это целая история. – Уинстон смотрит на распахнутый шкаф, где «Лок-Мастер 3000» делает свое дело. – Но раз уж у нас есть время, то почему бы и нет? – Он кладет ноги на журнальный столик и сидит, заложив руки за голову, расслабленный, словно в ложе на ВИП-трибуне на стадионе «Метлайф» во время воскресного матча между «Нью-Йорк джайентс» и «Филадельфия иглз». – В октябре две тысячи двадцать четвертого я приехал в Сент-Луис на похороны отца…

40

Бюро ритуальных услуг называется «Бродвью и сыновья». Подписав чек, Гарет Уинстон спешит унести ноги из этого мрачного места. Он ненавидит бюро похоронных услуг. Почти так же сильно, как ненавидел отца.

Эта история стара как мир: что бы ни делал любящий сын, этого все равно недостаточно, чтобы угодить острому на язык, критично настроенному, вечно всем недовольному отцу, так что в какой-то момент сын просто-напросто прекращает всяческие попытки.

Лоуренс Уинстон Третий, также известный как старый добрый папуля, сколотил условно приличное состояние на торговле коммерческой недвижимостью и сдаче в аренду почти пяти сотен квартир в центральных высотных кварталах. В конце 1980-х один репортер из «Сент-Луис пост-диспатч» назвал старшего Уинстона «хозяином трущоб на полставки и беспринципным мерзавцем на полную ставку». Когда на банковском счете Гарета накопился первый миллиард (ему тогда было тридцать три года), он первым делом отправил отцу экспресс-почтой ксерокопию газетной статьи с сообщением об этом событии и записку от руки на бумаге с логотипом своей компании:

Я по-прежнему не умею играть в теннис и гольф. У меня по-прежнему нет диплома университета Лиги плюща. У меня лишний вес. Я все еще не женат на красавице-девственнице-католичке с другого берега реки. Но я охрененно богат, а ты нет. Желаю всего наихудшего.

После чего прекратил все общение с отцом.

И не стал разговаривать с ним даже