Левантевски, шприц! - Радомира Берсень
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Левантевски жалобно поглядел в окно, за которым уже густо разливался персиковый свет ночных фонарей. Раенгорд был в замешательстве. Он-то был уверен, что эти двое давно уже поладили, да и как можно не знать адрес напарницы, если ты недавно высадил ее возле дома? Друзей каких-то еще приплел. Впрочем, она дамочка светская, кто знает, может и впрямь постоянно в движении по чужим домам. Говорят, Альзиенна ни одной вечеринки не пропускает, ни одно приглашение не игнорирует. Шеф молча поглядел на слегка пританцовывающего у двери фельдшера и сухо бросил ему:
— Иди!
Тот рванул с места в карьер, едва не врезавшись лбом в дверь и самым невежливым образом забыв попрощаться. Раенгорд встретился взглядом с медленно озверевающим Сандиром и пожал плечами. Со злорадством подумал, что зря он тут сидел и ждал столько времени, но вслух вежливо проговорил:
— Вот так, видите? Альзиенна — девушка довольно ветренная, постоянно где-то тусуется. Молодость, да еще и столь высокое происхождение дают о себе знать.
И он выдал неестественную улыбку. Сандир хотел было надавить на Раенгорда, потребовать, чтобы вместо следующей смены девушку отправили прямо к нему домой, но одернул себя. Какой бездны? Этот здоровенный неотесанный шеф целителей еще вздумает себе, что он влюбился в Альзиенну. Вон, мол, как бегает за ней! А у той, между прочим и кстати, муж имеется. Некрасиво выйдет. В первую очередь — для самого Сандира. Ему нужно блюсти свою репутацию, иначе он быстро окажется отстранен от короля и лишится всех своих привилегий. Нет уж, нужно действовать тихо. Придется пойти другим путем. Так что Сандир улыбнулся своей характерной тонкой улыбочкой, кивнул с ласковым прищуром, и негромко проговорил:
— Что ж, не везет так не везет, верно? Ничего, попробую разыскать ее мужа. Собственно, он-то мне и нужен, потому я ищу Альзиенну, — это я удачно сообразил, похвалил сам себя Сандир за находчивость, — так что в вашей помощи я больше не нуждаюсь. Будьте здоровы, любезно прощайте.
И он стремительным шагом направился к выходу, не заметив удивленной гримасы, которую скорчил ему в спину Раенгорд.
Глава 26
— Вы что — женщина? — Мрачно спросило существо из-под шапки спутанных волос.
— Ну … с утра была женщиной, а сейчас птичка, наверное, — хмыкнула Лиза, — а что вас смущает?
— Женщины не умеют лечить, — зловеще пробормотал пациент. Лиза равнодушно кивнула. Она уже привыкла не спорить с умниками, считающими, что единственное на что способны женщины — это быть женщиной.
— Хорошо, тогда мы пошли, не болейте. — И она демонстративно пихнула Левантевски в сторону выхода.
— Стойте, стойте, вы куда? — Вдруг засуетился больной. — Я вас не отпускал!
— Ну так отпустите и благословите, нас там настоящие больные ждут, — не сдержалась Лиза, — или уже признавайтесь что вас мучает.
Больной вздохнул так увесисто, что Лизе почудилось, что этот вздох глухо бухнулся о давно не мытый пол.
— Давайте, напугайте меня своими проблемами, — радушно сказала она, огляделась и села на краешек чего-то вроде дивана без спинки, — а то я чего-то с утра вся такая непуганая хожу. Что-то болит? Беспокоит? Мучает? Что-то не получается или наоборот — не прекращается?
Больной горестно повесил голову, выдержал еще одну долгую паузу и наконец страдальчески выдавил:
— У меня депрессия.
— Вау, — ровным голосом ответила Лиза, — а как вы узнали об этом?
Страдалец негодующе засопел.
— Ладно, давайте пробежимся по симптомам. — Лиза напрягла память, пытаясь вызвать оттуда информацию о видах депрессии и их симптомах. Неожиданно ей вспомнился краткий опросник, который ей довелось заполнять еще во время ординатуры. — Как у вас с аппетитом? Сном? Как часто моетесь? С постели встаете? Где-то болит? Почему вы вообще решили, что это депрессия?
Пациент обвел ее скорбным взглядом и медленно покачал головой.
— Я не вижу смысла в жизни. — Пафосно сообщил он ближайшей стене, потому что подчеркнуто игнорировал Лизу, стараясь не смотреть на нее.
— Я тоже не вижу смысла в вашей жизни, — согласилась она, — но это же не повод вызывать стремительную помощь. Вы хоть в курсе для чего мы существуем? Задача стремительной помощи — спасать жизни, нас вызывают при жизнеугрожающих состояниях здоровья. При всем моем сочувствии и бесчувствии, депрессия не убивает вас прямо сейчас. А значит мы тут не нужны. Обратитесь к … Левантевски! К кому лучше всего обратиться при депрессии?
— Да вы же не понимаете! — Сдавленным полушепотом взрыдал пациент. — Вы не понимаете! Я в отчаянии! Я, можно сказать, умираю! А вы — бессовестная женщина, которая не желает мне помочь!
Лиза тяжело вздохнула и огляделась. Чего тут так темно-то? — мелькнуло у нее в голове.
— Ладно, чем вам помочь? Чмокнуть в лобик? Сварить супчик? — Она говорила быстро, отрывисто, отчего-то нервничая с каждой минутой все больше. Очень хотелось уйти из этого тяжелого, темного, душного помещения. — Кстати, нельзя ли открыть занавески? Я бы вас тогда осмотрела — может у вас действительно что-то серьезное …
Договорить она не успела — в темноте вдруг что-то заурчало.
— А-а-а! — Завопил больной, внезапно прыгнул в сторону Лизы и вцепился в нее двумя руками.
— А-а-а! — Тоже закричала от неожиданности Лиза и попыталась вывернуться из объятий. — Чего вы прыгаете-то на меня?
Что-то неуловимо дрогнуло, в воздухе разлился смрад, темнота вокруг словно ожила.
— Вот! А говорите у меня депрессии нет! — Выдохнул страдалец прямо в ухо Лизе, заставив ее поморщиться.
— Милый друг, по-моему, это называется не депрессия, а экспрессия, — сообщила она, все еще пытаясь высвободиться, — слушай, убери уже руки! Или ты думаешь, что твоя депрессия съест тебя? Левантевски!
— А? — Придушенно ответил тот откуда-то из темноты. — Чего опять? Шприц?
— Нет! Да будет свет! В смысле — добудь нам свет!
Тьма вдруг ослабела, будто лишившись силы, но и созданный фельдшером свет тоже был хилым, словно голодающий дистрофик. Он мельтешил и постоянно передвигался, словно уворачиваясь от чего-то.
— Отпусти! — Рычала Лиза. — Левантевски! Отрегулируй свою лампочку! Чего ей на месте не висится?
Тот с шумом врезался во что-то, раздался грохот падающих вещей, затем ругань. Пациент все еще висел на Лизиных плечах, периодически повизгивая. Она, наконец, позволила себе выразиться от всей глубины и широты души. Суета, перемещения, грохот, вопли смешались в некое подобие репетиции адского танца, а затем все неожиданно стихло. Больной уже совершенно обессилел, повиснув на Лизе тряпицей и