Небесная танцовщица и капитан (СИ) - Корсарова Варвара

Элли передернуло. Доктор говорил о ней, как о каком-то предмете. Но она пересилила отвращение и задала вопрос, который так волновал ее в последнее время:

– У меня нет ключа от моего сердца. Как вы думаете, долго я еще протяну?

– А! Я и забыл, – доктор нахмурился. – Действительно. Эта идиотская мера предосторожности. Механизм подзавода.

Он завел руку ей за спину, нащупал бугорок между лопаток и легко надавил. Элли дернулась – не больно, но неприятно.

– Мне должны изготовить дубликат ключа в Федератах. Если я туда доберусь. Вы можете пока что-то сделать с этим?

– Нет. Я не механик и не репликатор. А ваш... кхм... заводной механизм по их части. Посоветую вам поберечь себя. Меньше двигаться. Тратить меньше энергии.

– Вряд ли это возможно.

– Будем надеяться, что вы успеете к своему механику. Пока я не вижу признаков ослабления работы ваших органов.

Элли вздохнула и застегнула платье. Потом выбралась из комбинезона, аккуратно сложила его и пристроила на кушетку.

Доктор следил за ее движениями, и в его глазах было глубокое удовольствие – но не то, что испытывает мужчина, видя перед собой полуобнаженную девушку, а удовольствие мастера, созерцающего шедевр.

– Артифисы… поразительные создания, – сказал он мечтательно. – Со времен первых автоматонов, которых изготавливал печально известный мастер Жакемар, люди мечтали создать гибрид человека и механизма. И вот, мастеру Фуксу это удалось. Благодаря манипуляциям с эфирными полями, благодаря его гению анатома и механика.

– Как вы думаете, доктор, чего во мне больше? Человеческого или механического?

– Вы человек, – ответил доктор без запинки. – Вам нужен сон, еда, отдых. У вас есть чувства. Вы злитесь, влюбляетесь. Можете иметь детей.

– Нет, не можем, – Элли печально усмехнулась. – Еще ни одна артифиса не стала матерью, насколько мне известно.

– Другая мера предосторожности ваших хозяев. Ученые и промышленники хотели получить сверхлюдей. Но когда создали вас, решили, что все же безопаснее иметь дело с очеловеченными механизмами. Им были нужны рабы. Они забрали вашу свободу. Придумали механизм подзавода и ключ к нему. Ограничили вашу способность к репродукции. Для этого потребовались лишь некоторые простые манипуляции с эфирным дубликатом вашего тела.

– И что это значит?!

– То, что все ограничения можно снять. Если найти толкового специалиста. Вы не знали? – доктор Гризвольд глянул на нее с любопытством.

– Нет! Я мало знаю о самой себе. Хотя жила в доме мастера Фукса, создателя артифисов, и он занимался моим воспитанием. Его предок изготовил первое механическое сердце, знаете?

– Да, разумеется.

Элли прикрыла глаза, вспоминая.

Фукс был седой, сухощавый, заносчивый. Пронзительный взгляд, поджатые губы, ловкие узловатые руки.

Пожалуй, она его любила. Не так, как дети любят отца – слепо и беззаветно. Его неприветливость и холодность не располагали к такой любви. Но она любила его как наставника, опекуна. Как ни крути, ближе его у нее никого не было. Когда он умер, она впервые познала горе.

– Фукс говорил, что я человек... но не до конца, – медленно сообщила она. – Что некоторые человеческие радости будут мне неподвластны, пока не изменится мир. Теперь я понимаю, что он имел в виду.

– Я не мастер разгадывать загадки, – ответил доктор. – Но с Фуксом встречался. Знаю, что его огорчало требование ограничить вашу человеческую сущность. И если первых артифисов он считал своими детьми, то потом научился видеть в них лишь изделия, ничего более. Бизнес есть бизнес!

– Да, так и есть, – кивнула Элли, еле сдерживая слезы. – Он не давал ни мне, ни другим артифисам привязываться к нему. Но все же он относился к нам как к людям.

– А как же иначе! – удивился доктор Гризвольд, отошел к столу и начал озабоченно рыться среди склянок. – Пейте какао, Элли. Отдыхайте. Вы заслужили отдых.

Элли послушалась. Ей было хорошо и спокойно. Тут тихо, светло. Доктор бормочет под нос, уверенно гудят моторы, переборки лишь слабо подрагивают.

А какао какое вкусное! Только Матильда умеет варить такое – приправленное медом и корицей. И, кажется, капелькой рома.

Она наслаждалась каждым глотком и чувствовала, как оживает тело. Стихла боль в натруженных мышцах, в обмороженные кончики пальцев возвращалась чувствительность.

Дирижабль идет ровно. Буря ему теперь нипочем – она осталась позади. В этом есть и ее заслуга! Она спасла воздушное судно, помогла ему залечить раны. «Горгона» помогла ей бежать, а она помогла «Горгоне». Теперь они квиты, друзья неразлей-вода!

Элли распирала гордость. Удачно совершенный подвиг прекрасно сказывается на самочувствии! А доктор дал ей надежду. Потом она хорошенько обдумает все, что он сказал. Расспросит его. Не сейчас. Сейчас думать не хочется – хочется наслаждаться моментом.

Она с признательностью посмотрела на худую спину доктора Гризвольда. И ничего он не противный! Странный немного. Как все увлеченные люди. Но он по-своему порядочный, а странности простить можно.

Доктор озабоченно хмурился, капая в мензурку зеленую жидкость.

– Вам помочь? – жизнерадостно спросила Элли, преисполняясь благодарности.

Доктор оглянулся и растянул губы в гримасе, которая заменяла ему улыбку.

– Уже пришли в себя и готовы действовать, – отметил он с удовлетворением. – Типичная артифиса.

Но даже это замечание не испортило настроение Элли. Она встала и подошла к столу.

– Что вы делаете?

– Отмеряю для Ларсена обезболивающее. Потом пойду проведаю матроса Луца. Ему тоже досталось.

Доктор глянул на нее из-под очков.

– Если вам так хочется оказать мне услугу, то отнесите мензурку капитану и уговорите его принять обезболивающее. Быть может, вас он послушается охотнее, чем меня.

Элли сглотнула. Ее сердце вдруг стукнуло громко и отчетливо.

– С радостью. Если он меня не прогонит. Сегодня я уже попыталась принести капитану кофе на мостик, он чуть меня не загрыз.

– Не прогонит. Ларсен будет рад увидеть, что с вами все в порядке. Он о вас очень беспокоится. Отказывался от моей помощи и все требовал, чтобы я сначала занялся вами. Вот, берите, – доктор вручил ей мензурку. – Знаете, где каюта капитана?

– Да.

– Если его там не будет, значит, он опять сбежал на мостик.

– Поняла.

Элил взяла мензурку и отправилась выполнять поручение.

Глава 16

Крепко сжимая мензурку холодными пальцами, Элли постучала в дверь капитанской каюты.

– Войдите! – сразу ответил Ларсен. Его голос звучал глухо, как у смертельно уставшего человека.

Элли сдвинула дверь в сторону и вошла. И тут же ахнула и остановилась на пороге.

В каюте царил полумрак, горела лишь прикроватная лампочка. Эвклид стоял возле койки. Босой, в штанах со спущенными подтяжками и голым торсом. Через плечо, охватывая шею, тянулся белый бинт. Руку капитан держал неловко, слегка отведя от тела. Он поднял голову, глянул на гостью и едва заметно вздрогнул.

Элли любовалась им, приоткрыв рот, не слыша ничего, кроме шума крови в ушах. Ее ноги ослабели, в животе стало холодно, а сердце застучало, как будто она опять шла над бездной.

Кожа на мощных плечах и груди Ларсена светилась теплым молочным светом. Тени обрисовывали бугорки мышц; волоски на груди и руках золотились. Он был похож на древнего героя, чьим изображением она когда-то восхищалась в книжке. У Элли захватило дыхание, и она забыла, что хотела сказать и зачем вообще пришла в каюту к капитану.

В полумраке было не различить выражения его глаз; они озадаченно посверкивали на нее из-под насупленных бровей.

Похоже, капитан тоже растерялся. Он секунду смотрел на Элли, как будто не понимая, кого видит перед собой. А потом чертыхнулся, схватил рубашку с койки и начал натягивать.

– Это ты!

Он ругался сквозь сжатые зубы и боролся с рукавом рубашки. Его правая рука плохо действовала, мешали бинты, и у него никак не получалось одеться. Элли, как сомнамбула, шагнула вперед, поставила мензурку на столик и стала ему помогать натянуть рубашку на плечо.