Крымчаки. Подлинная история людей и полуострова - Александр Ткаченко

Игровой Зяма

Зяма появлялся у Черной аптеки с утра, часам к одиннадцати. Он становился спиной к черным зеркалам, облокотившись на железные трубы перил, при этом согнув правую или левую ногу, зацепив каблук за невысокий парапет. Зяма слов но зависал. Глаза его смотрели прямо перед собой, и только изредка он реагировал на проходивших знакомых, едва кивая им головой. Вскоре к нему подходили его приятели Гунявый и Армян. Постояв с полчаса, они перемещались в более скромное место, и начиналось…

Это были известные всему городу «игровые». Играли они во все игры и только на деньги. Иногда на большие и даже на очень большие. Бильярд, домино, лошадиные бега и, конечно же, карты. Но самой простой и популярной в те времена была игра в «чмень». Или, как ее еще называли, «московка», или «девятка». Нужно было, зажав в ладони купюру, сказать, на какую сумму идешь, назвать две цифры из номера на купюре. Цифры складывались, а затем отбрасывались десятки. Остаток был твой. У другого играющего, считавшего по твоему заказу, тоже складывались и отбрасывались десятки. Смотрели – у кого было больше, тот и побеждал. Если сразу набиралось девять единиц, то они и побеждали. Если набиралось по девять у обоих, то продолжали увеличивать ставку. Иногда звучало слово «бак». Это означало ноль. К примеру, десять, двадцать… Ноль. Бак. Тот, кто проигрывал, отдавал ту сумму, которую назвал перед началом. Чаще всего играли просто на купюру. Поэтому для разминки, допустим, Гунявый, подходил к Зяме с зажатой десяткой в руке и про сил:

– Скажи…

Зяма щурил свои хитрые черные крымчакские глазки и, потянув немного, цедил:

– Третья и пятая, остальные твои…

«Девятка» имела различные вариации. И тот, кто «говорил», мог сказать, как он хочет, чтобы играли. Но потом играющие менялись и порядок заказывал другой. «Чмень» была очень азартной игрой и, конечно же, по тем временам запрещенной. А у игровых была одна задача: поймать какого-нибудь лоха и «раздеть» максимально. Из этого складывалась прибыль, и поэтому по закону она считалась азартной, ведущей к нетрудовым доходам и тунеядству игрой. Между собой игровые играли в девятку – так, для поддержания формы, хотя иногда и между ними были большие бои, и деньги ходили там немалые, особенно когда играли с игровыми из других городов. Или когда Зяма, Гунявый и Армян ехали сами куда-нибудь поиграть по дороге в поезде, «обувая отпускного чайника» по полной программе…

Зяма был королем «чменя» и карт.

– Бандитка – там кровь. Это не для меня. Чутье, звериное чутье и больше ничего. У вас деньги пахнут потом, а у меня будут пахнуть духами, – любил изрекать Зяма.

Он не был ни злым, ни жадным, даже пальцем никого никогда не тронул. Он был просто профессионалом до мозга костей. И если кто-нибудь попадался ему, то раздевал он его до трусов. Безжалостно. И друзей по игре не жалел. Простить мог. Но чтобы с отдачей потом… Однако внешне он выглядел зловеще, и не привыкшие к его виду обходили его стороной. Косая челочка и бритый бокс, три или четыре золотых верхних зуба, шрамы на щеке и подбородке, следы еще юношеских драк делали свое дело. Да и лицо его было явно монголоидного происхождения: смуглое, с густыми бровями, нависающими над всегда немного прищуренными глазами. Еще он иногда пугал даже своих корефанов, проговариваясь неожиданно незнакомыми басурманскими фразами типа «сыхмаса джанымы», не томи душу… Да, еще наколочки и там, и тут… В общем, портретик. Хотя был он хорошим семьянином. У него было даже двое детей, которых он неплохо содержал вместе с женой Айдой. Но эту сторону жизни Зямы мало кто знал. Жил он в старом городе, рядом с Петровской балкой. Было ему так лет под пятьдесят. Где он приобрел такой видок – никто не знал, но догадывались, что в местах, не столь отдаленных, хотя он никогда не сидел… Он был профессионалом и умел уходить, почуяв опасность. Одевался просто – белый верх, черный низ, но всегда был чисто выбрит и выглажен.

– Противника нужно усыплять аккуратностью, – выговаривал он Гунявому и Армяну, приоткрывая им свои золотые залежи во рту. В противоположность Зяме те не отличались интеллигентным видом.

Вот так и в этот понедельник или вторник он пристроился к перилам Черной аптеки, и подваливший к нему Гунявый начал по-тихому сообщать:

– Слышь, Зяма, тут один бакинец объявился. Говорит, что хочет с тобой скатать.

– Как? Просто так?..

– Нет, бакинец с бабками! И в девяточку хочет, и в картишки перекинуться…

– Что за бакинец? Катала? Лох? Залетный или наш, местный?

– Сам понимаешь, у нашего местного таких бабок нет. Ставки называл, начиная с «кати», потом «пятихатку» и «тонну» объявлял…

– Блефует, тварь… Ну хорошо… Молодой или старый?

– Ну, твоего возраста… Я поспрашивал тут и там, говорят, на рынке поднялся… Верняк, Зяма.

– Надо посмотреть на него. Зови в ресторан, увидим, что за селезень.

Назавтра в «Астории» состоялся ужин. Бакинец был щедр и выставил шикарный стол. Сказал, что хочет поиграть, что много слышал о Зяме. Одет был по-южному франтовато: клетчатый пиджак, рубашка с пестрым галстуком. Называл несколько имен известных катал.

– Ну скажи, – зажав четвертак в руке, обратился Зяма к бакинцу… И тот, не думая, ответил:

– Вторая, шестая, остальное твое.

Зяма посмотрел купюру.

– Твое, бакинец. Завтра в семь у «Подковы».

И разошлись.

– Ну и как он тебе? – спросил Гунявый одновременно с Армяном.

– Бабки бросает не тощие, но думаю, что непрофессионал, если согласился встретиться и еще стол выкатить. Так, хочет прокатиться на фуфу. Но заводной. Одно нехорошо: сидел, по-моему, а оттуда приходят нашпигованными. Кто знает, что у него в калгане. У таких и пушка может быть припрятана. Ладно, завтра начнем и посмотрим. Случай чего – свалим из города да месяцок покатаемся, родина у нас большая…

Назавтра они все встретились у бара «Подкова» с медлительной барменшей Зосей. А назывался бар так из-за того, что стол для выпивки был высоким и в форме подковы. Долго у него не застаивались. Выпивали, потом стояли и толковали. Уходили и возвращались. Так вот, обошлось без всего этого. Просто встретились и пошли за старую баню на баскетбольную площадку «Буревестника». Там-то и начали игру…

– Во что будем играть? – спросил бакинец.

– Чмень… Так, Гунявый и Армян, смотрите по сторонам, чтоб никого… И начали.

– По сколько ставим?

– Начнем с пятихатки… Да чего там, давай с тонны…

– Ваша воля, вы у нас в гостях, сэр.

– Играем на всех купюрах?

– На всех…

– Скажи…

– Вторая, пятая…

– У меня четыре, – сказал бакинец.

– У меня три… Считаем вместе. Одна штука.