Море Троллей - Нэнси Фармер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да не собирался я тебя бросать, — объяснил ему Джек. — Я просто подумал, что для тебя этот поход слишком опасен. Нас поджидают тролли, людоеды и прочие ужасные чудовища. Птице там не место.
В ответ ворон демонстративно повернулся к нему задом и нагадил на палубу.
— Перестал бы ты с ним разговаривать. А то у меня прям мороз по коже, — проворчал Свен Мстительный.
Торгиль, заняв свое место у кормила, направила корабль в открытое море. По земле до Ётунхейма было не добраться; вот разве что последнюю часть пути им предстояло преодолеть посуху. Олаф уверял, что дорога напрямую через горы для смертных слишком опасна.
— Море Троллей, — прошептал Джек, когда за бортом заклубилось серо-зеленое марево.
— Сейчас оно наше, — усмехнулся Олаф. — Было ихним, когда его покрывал лед. Ётуны не любят глубокой воды, равно как и солнечного света. Они созданы для зимы и льдов. Недаром их называют инеистыми великанами…
— Ах, так вот кто такие инеистые великаны! — удивился Джек. — Бард рассказывал мне, что они подстерегают неосторожных путников и, дохнув туманом, лишают их воли. Бард говорил, и думать нельзя о том, чтобы зимней ночью прилечь отдохнуть под открытым небом, как бы в сон ни тянуло. Инеистые великаны усыпят тебя, и ты замерзнешь до смерти.
— Тролльи уловки, вот как я это называю, — буркнул Олаф.
Однако, невзирая ни на что, Джек от души наслаждался плаванием. Бескрайнее море и небо переполняли его радостью. От чаячьих криков сладко замирало в груди. Вот Отважному Сердцу чайки по душе не пришлись. Ворон то и дело взмывал в воздух и отгонял их, но чайки неизменно возвращались обратно.
Джек научился игре в «Волков и овец» и играл в нее с воинами. А еще с удовольствием пел с ними. «Слава бессмертна!» — гремело над волнами. Даже Торгиль присоединялась к общему пению: до тех пор, пока Руна не сказал воительнице, что у нее премиленький голосок. Девочка не на шутку обиделась.
По мере того как викинги продвигались всё дальше на север, усадеб они видели всё меньше, а корабли встречали всё реже. Спустя какое-то время и усадьбы, и корабли исчезли вовсе. Деревья тянулись здесь к самому небу, а стволы их были такими толстыми, что за любым с легкостью спряталось бы человек шесть. Поневоле поверишь, что лес этот создан для етунов, а не для людей! Из полумрака выглядывали лоси с рогами шире, чем раскинутые руки Олафа Как-то раз Джеку померещилось, будто под деревьями мелькнуло что-то, весьма похожее на медведя.
Однажды днем им встретился косяк сельди, и Джек своими глазами увидел, что имел в виду Олаф, говоря, что вот, дескать, бросишь секиру в воду — а она и не тонет. Море взбурлило тысячами и тысячами рыбин, так, что кораблю было не пройти. Эрик Безрассудный вытаскивал сельдей сетью, Отважное Сердце унес одну селедку в когтях; впрочем, по правде говоря, рыбу можно было и голыми руками вычерпывать.
— Жалость-то какая — столько добра зря пропадает! — сокрушался Олаф. — Клянусь бездонным брюхом Тора, хотел бы я отослать их домой.
— Тор нам сейчас в попутчики ой как пригодился бы, — вздохнул Свен Мстительный. — Уж он-то с троллями управляться умел!
— Ётуны однажды украли его молот, ты разве не знал? — спросил Руна, заметив удивленный взгляд Джека.
Мальчуган покачал головой.
— Трюм, троллий король, похитил молот, пока Тор спал, — начал рассказывать Олаф. — А как: ты знаешь, сила Тора — в его молоте. Трюм сказал, что вернет молот, если Фрейя станет его женой.
— Как будто кто-то отдал бы богиню любви грязному ётуну! — презрительно фыркнул Свен.
— Так вот, Тор переоделся в женское платье, прикрыл лицо вуалью и отправился в Ётунхейм, — продолжал между тем Олаф. — «Ах-ах, впустите же меня, о могучие, непобедимые ётуны, — пропищал он. — Я — Фрейя, а вы все та-акие милашки!» И уж не сомневайся, ворота перед ним распахнулись в мгновение ока!
— «Ах-ах, мне бы чуточку подкрепиться с дороги», — пропищал Тор. Ему принесли восемь штук лососей, жареного быка, десять кур, свинью и овцу. Тор слопал всё подчистую и запил бочонком пива.
— «Гром и молния, а у богини-то аппетит что надо», — сказали ётуны. Трюм приподнял вуаль, увидел горящие глаза Тора и отскочил назад, словно руку в огонь сунул «Экая пылкость! — воскликнул он. — Вижу, Фрейя уже влюблена в меня по уши!» Тролли принесли молот Тора — ну, типа, выкуп за Фрейю. Тор сорвал с себя вуаль и схватил молот. — Олаф выжидательно умолк, наслаждаясь нетерпением Джека. Прочие воины сидели как на иголках.
— Ну, а дальше-то что? — не выдержал наконец мальчик.
— Дальше-то? Тор повышибал всем мозги и пошел домой! — торжественно возвестил Олаф. Воины захохотали и принялись тыкать друг друга в бока.
— Тут Трюму и конец пришел, и поделом ему! — взревел Свен.
— Шмяк! Хрясь! Бац! Тресь! — Торгиль в упоении размахивала несуществующим молотом.
«Мне этих скандинавов вовек не понять», — грустно подумал про себя Джек.
— РЫБА УХОДИТ! — завопил Эрик Красавчик. И действительно, бурлящая, мерцающая, переливчатая масса утекала на юг. Корабль качнуло туда-сюда, и он вырвался на свободу.
Давайте-ка пристанем, поедим, прежде чем заходить в Ётунский фьорд, — предложил Руна. — Боюсь, там нам отдыхать уже не придется.
* * *Ётунский фьорд… Корабль вошел в устье: вода была глубока и темна Вдалеке, в противоположном конце залива, возвышалась закованная льдом гора. В утесах по обе стороны фьорда кишмя кишели моевки, чистики, тупики, бакланы и чайки. К скалам прилепились тысячи гнезд, воздух звенел от птичьих криков. Высматривая добычу, в безоблачном небе лениво парили орланы. Вода же буквально бурлила рыбой: тут были и треска, и пикша, и палтус, и лосось…
— На границе миров всегда так, — заметил Руна.
— Не понимаю, — признался Джек.
— Мы покидаем Срединный мир и вступаем в Ётунхейм Здесь жизненная сила — мощнее всего. Иггдрасиль обвивает границу одной из своих веток.
— Я ничего не вижу.
— А ты постарайся.
Так что Джек послушно ушел на нос и попытался нащупать поток жизненной силы. Поначалу он и впрямь ничего не видел Птичий гвалт сбивал его с толку, да и хриплое пение Эрика Красавчика делу отнюдь не способствовало. Джек боялся, что, чего доброго, по нечаянности вызовет туман или, того еще хуже, проливной дождь. Он и сам толком не знал, что делает.
«Явите себя, живые силы земли и неба Покажите мне ваши морские дороги. Развернитесь листом, сверкните на солнце, наполните воздух музыкой». Джек понятия не имел, откуда взялись эти слова Они просто были — искрились и переливались повсюду вокруг. Воздух сгустился, точно мед, вода взбурлила.
Повсюду были корни. Они змеились везде, куда ни глянь, утягивая в зеленые глубины солнечный свет. Рыбы проплывали сквозь их извивы и кольца. Корни устремлялись ввысь и, вырываясь на воздух, превращались в ветви. Выпускали листья — подобных листьев в Срединном мире вовеки не видывали. Листья сияли зеленью и золотом, птицы укрывали среди них свои гнезда.
Это было уже слишком. Видение было таким ярким и грозным, что долго не выдержать. Голова у Джека закружилась, и он упал. Очнулся мальчик, почувствовав, что Руна поднес к его губам мех с водой. Олаф опустился рядом с ним на колени:
— Что ты сейчас делал?
— Я… э… — Джек поперхнулся водой.
— Он взывал к Иггдрасилю, — объяснил Руна.
Джек сел Эрик Красавчик, Свен Мстительный и прочие сбились в кучку на противоположном конце корабля — явно перепуганные до полусмерти. Отважное Сердце, устроившись на мачте, как на жердочке, ликующе ворковал. Его, по всей видимости, близость Иггдрасиля нисколько не тревожила.
— Руна сказал, что жизненная сила здесь ощущается особенно мощно, и мне стоит попробовать ее увидеть, — пробормотал Джек.
— Не вздумай пробовать снова, — предостерег его Олаф. — Мы услышали, как ты запел В воздухе послышался гул крыльев. Я уж было подумал, на нас дракон летит. Тут море взбурлило, и Свен решил, что это морской змей. Я знаю, ты к таким вещам привык, но мы, обыкновенные смертные, их не жалуем.
— Простите, — покаялся Джек.
— Это я во всём виноват, — вмешался Руна. — Он еще не обучен, и того и гляди переусердствует.
— Например, обреет королеву наголо. Вообще-то отличная шутка вышла! — Олаф улыбнулся. — Ты — отменный скальд, и если мы уцелеем, надеюсь, сложишь еще немало прекрасных песен.
— Я тоже умею слагать стихи, — вскинулась Торгиль. — Если захочу…
— Ты?! Не смеши меня, девочка! — отозвался Олаф. — Все знают: женщины слагать стихи не умеют. Это — мужское дело.
— Я умею всё то же, что и мужчины! — завопила Торгиль.
— Ты — храбрая воительница, и в один прекрасный день станешь великим берсерком. Но не требуй луну с неба.
— Я могу слагать стихи, могу! Не смей надо мной смеяться!