Самый романтичный выпускной бал. Большая книга историй о любви для девочек - Мария Северская

Соня плакала беззвучно, чтобы мама не догадалась о ее слезах. Дрожала рука, словно трубка весила килограммов сто. Хотелось опустить ее. Хотелось отдохнуть.

– Соня? Алло! Соня!

– Да, мама, – выдохнула Соня, сдерживая всхлип.

– Ты меня поняла?

– Поняла.

– Когда будешь дома?

– Подхожу.

– Позвони мне с домашнего на работу, чтобы я убедилась, что ты пришла.

Слезы были очень быстрые. Они бежали и бежали, догоняя друг друга. Холодный ветерок. Защипало губы.

– Мама, – прошептала Соня, поднося микрофон телефона ко рту, – ты меня любишь?

– Сонька! Прекрати! Иди домой! Я жду звонка с домашнего. Ты меня поняла? Не слышу! Поняла?

– Да, – выдохнула Соня.

– Не позвонишь через десять минут, приеду и такое устрою… Ты меня знаешь!

– Да.

– Все! Пока!

– Да.

Связь прервалась. Телефон выплюнул на экран сообщение о проговоренных минутах.

Это было ужасно. Соне совершенно не хотелось делать то, что требовала мама, но она понимала, что все равно это сделает. И не пойдет она больше к Тихону, хотя очень хочет его увидеть, хочет услышать, что она ему нравится, потому что он сам очень ей нравился. Всего этого больше не будет никогда. А будет стопка учебников, недовольные взгляды мамы, любопытные переглядки в классе и холодное одиночество. Неужели навсегда?

Мама еще звонила, но Соня уже не подходила к телефону. Ей больше никто не мог помочь. И поговорить об этом ей тоже было не с кем. Соня шагала по улице и все смотрела, смотрела вверх, боясь, что на нее опустится голубая сетка сачка. Не замечая, что уже давно бьется в неволе. И что в эту неволю – так уж получилось – она загнала себя сама.

Глава 9 Двадцать пять недель февраля

– Что у вас происходит?

Большой Брат вышагивал перед доской, заложив руки за спину. Глядел четко перед собой.

– Что творится в вашем классе?

Взгляд на мыски ботинок. Голову не поднимает, как будто подчеркивает: смотреть мне вокруг не на что. А вернее – не на кого.

– Вы не первый выпускной класс в школе. И никто до вас не устраивал таких представлений с бубном.

– Ничего у нас не происходит, – с тревогой протянул Гера, закатывая глаза к потолку.

– Вот именно что ничего! А вы ведете себя, как… – Физик сжал кулак, подбирая слова. – Как будто вы на войне, честное слово. Глупость какая-то, честное слово, проблем я других не наблюдаю.

Тырин стоял около первой парты, ломая линию Ватикана.

– Все в порядке, Борис Бенедиктович, – бодро отрапортовал фюрер. – Класс к проверочной готов.

– Ну вот! – Большой Брат снова прошел перед доской. – Вот, пожалуйста! Тырин, ты что стоишь?

– Вы задали вопрос, я отвечаю, – обиделся Славка.

– А почему ты?

– А почему бы и нет? – пытался сохранить невозмутимость фюрер. – Кто-то ведь должен ответить.

– И ты за всех отвечаешь?

– За всех.

Большой Брат замер, словно в голове просчитывал варианты решения задачи:

– И Сладкова готова?

Соня вздрогнула и по привычке, по въевшемуся под кожу обычаю, стала медленно подниматься. Сейчас она не была готова ни к чему.

– Она готова, – оценил общий обалдевший вид одноклассницы Славка.

– Цирк, – буркнул физик, дошагивая до стола. – То, что вы делаете, – чистой воды автократия, подчинение интересов большинства интересам одного.

– Это называется «демократическая система». – Славка насупился, стал тянуть вперед губы, изображая обиду.

– Это называется «тоталитаризм», растворение личности в коллективе.

– Кого это мы тут растворили? – зачем-то полез вперед Гера. – Нам все удобно!

– Конечно, удобно.

– Вы против коммунарской системы?

– Я против того, что происходит у вас в классе.

– У нас ничего не происходит, – вернулся к началу разговора Тырин. – Я это знаю.

– Раз ты все знаешь, скажи, кто брал проверочную, – поймал фюрера на слове Большой Брат.

– Я думаю, ее куда-то положили по ошибке, – заученно отозвался Тырин. – Человек ошибку исправил, но признаваться не хочет. И это правильно. Ругать могут.

– Кого?

– Того, кто взял!

– Ругать? – снова ухватился за слово физик. – Значит, это кто-то из вас.

– Почему из нас? Это мог сделать любой учитель. – Славка – само спокойствие. Позавидовать можно.

– Учителей за проступки не ругают! За проступки их наказывают, лишают премий. А ты сказал, что будут ругать.

– Я употребил неправильное слово, – нашелся Славка.

– Он-то тут при чем? – некстати влез Гера.

Физик внимательно посмотрел на Бородина и усмехнулся.

– Так… – подошел он к столу. – Интересно. Круговая порука. За одного отвечают все. И тебе это нравится?

Тырин качнулся. Казалось, он сейчас упадет на свое место, расплачется и во всем признается. Попросит прощения и помощи.

Но Славка чуть заметно шевельнул уголками губ. Легкая улыбка. Еле видная. Сколько в ней было торжества!

– К товарищам нельзя подходить с такой системой оценки: «Нравится – не нравится». Друга принимаешь таким, какой он есть, терпишь, если надо, и уступаешь. Вы этому нас учили все одиннадцать лет школы.

– Но, честное слово, мы не ожидали, что на таких посылах вырастет монстр, – развел руками физик и так громко перекатился с пятки на мысок, что Соня опять вздрогнула. – А мне что делать? – Большой Брат сдался. Это было видно по опущенным плечам, слышно по чуть хрипловатому голосу. Он устал. Славка в очередной раз вытащил класс из пропасти. Дальнейший разговор был уже чистой формальностью. – У нас две проверочные. Старая, которая неожиданно нашлась сегодня утром. И новая, за которой я сегодня же утром ездил в РОНО, потому что по почте нам посылать уже не рискуют.

Движением фокусника он провел руками над столом: на чисто убранном пространстве двумя белыми пятнами выделялись конверты. На случай, если кто-то еще не понял, что это такое, учитель постучал по столу пальцем, привлекая к конвертам внимание. Да, да, это были они. Или вы и так в курсе, как они выглядят?

– Я хочу знать, в чьих руках она побывала. Сладкова?

Соня, успевшая вернуться на место, снова вскочила.

«Я ничего не знаю, – звенело в голове. – Ничего не знаю».

– Что же ты молчишь?

– Я не брала, – прошептала Соня, уходя от обмана.

Следующий вопрос физика был закономерен:

– А кто брал?

Соня глянула на Тырина. Лицо абсолютно спокойно.

Наверное, он взял еще до того, как Тихон упал. Падение было запасным вариантом. Надо сказать. Нельзя врать.

– Она-то откуда знает? – прервал затянувшуюся паузу Славка.

– Сладкова! – настаивал Большой Брат.

– Я не знаю, – прошептала Соня.

– Не слышу! – Физик склонился в проход. И даже голову повернул. Левым ухом вперед.

– Не знаю! – громче произнесла Соня.

Это было все равно что подписывать себе смертный приговор. До этого она еще могла считать себя не такой, как Тырин или Макс. До этого… Сам погибай, а товарища выручай. До…

– Я не знаю, кто взял проверочную! – громко повторила Соня. – Когда я заходила в учительскую, там никого не было. И конверта на столе не лежало.

Большой Брат выпрямился, вопросительно посмотрел на класс.

– Борис Бенедиктович! – Голос Тырина обволакивал. – Можно мы начнем писать? Время идет.

– Да, время идет, – согласился физик, возвращаясь к столу. – Время идет, а вы не меняетесь. Как так?

– Это уже задача?

– Это риторический вопрос.

– Тогда он не требует ответа.

Учитель стукнул костяшками пальцев по первому конверту.

– Хорошо! Слава! Раздай листочки по партам. Первый ряд, рассядьтесь. Надо, чтобы каждый сидел по одному. От урока прошло десять минут. Я вам столько же разрешу взять от перемены. Какой у вас следующий урок?

– Алгебра. – Никто и не думал отвечать вперед Тырина.

– Я поговорю с Зоей Игоревной. Я надеюсь, она не будет против. Ну? Что вы на меня смотрите? Работайте! Работайте…

– Тырин! – прошептал Макс и показал большой палец на правой руке. Он был в восторге от разговора. Катрин беззвучно, одними пальчиками изображала аплодисменты.

Славка пожал плечами. Для него это была обыденная роль волшебника. С установленной таксой за услуги.

И все начали работать. Символы и знаки прыгали у Сони перед глазами. Поминутно она ловила себя на том, что смотрит на Тырина. Видит его пухлую щеку, шепчущие губы. Он писал ровно, время от времени откладывая ручку и ковыряя заусенец на большом пальце левой руки, потом опять принимался писать. Томка грызла ручку, поглядывала в окно. Ваня с Федей писали, одинаково облокотившись на левые руки. Фил улыбался. Димочка блаженно жмурился, как кот на солнцепеке. У него был круглый детский почерк.

– Сладкова, тебе что-то не понятно? – прервал затянувшееся наблюдение физик.

Повернулись к ней все. Не из любопытства. В глазах, которые посмотрели на нее, было соучастие. Каждый был готов за Соню ответить.

– Понятно, – вздохнула Соня, опуская глаза. – Мне все понятно.

Эти взгляды что-то включили в голове, и Соня начала работать быстро, ни на что не отвлекаясь. А главное – ни о чем не думая. Только в правое плечо как будто все время дуло. Оно словно было не защищено, не прикрыто. Словно раньше справа кто-то сидел, а теперь его нет. Впрочем, это могло и показаться. Просквозило, вот плечо и ноет.