Анна Иоанновна - Игорь Курукин

Тайной канцелярии было далеко до подобного размаха — она оставалась скромной конторой с небольшим «трудовым коллективом» и бюджетом в три с небольшим тысячи рублей. В 1737 году в петербургской канцелярии состояли, помимо самого Ушакова, секретарь Николай Хрущов, два канцеляриста, пять подканцеляристов и шесть копиистов — всего 14 человек. Кроме них, в штате числился палач Фёдор Пушников — он был вытребован из Москвы в 1734 году после того, как «штатный» палач Максим Окунев сломал ногу, когда боролся с профосом Санкт-Петербургского гарнизонного полка Наумом Лепестовым (можно представить, каким захватывающим было состязание двух атлетов-кнутобойцев). Имелся и лекарь — эту обязанность исполнял в 1734 году Мартин Линдвурм, а после — Прокофий Серебряков до своей смерти в 1747 году. В московской конторе под «дирекцией» главнокомандующего и генерал-адъютанта графа С.А. Салтыкова работали ещё 14 чиновников, три сторожа и «заплечный мастер». Других филиалов, как и сети платных «шпионов», не было.

Во времена Анны Иоанновны каждый зачисленный в Тайную канцелярию давал подписку о неразглашении государственной тайны: «Под страхом смертной казни, что он, будучи в Тайной канцелярии у дел, содержал себя во всякой твёрдости и порятке и о имеющихся в Тайной канцелярии делах, а имянно, в какой они материи состоят, и ни о чём к тому приличном не токмо с кем разговоры имел, но и ни под каким бы видом никогда о том не упоминал и содержал бы то всё в вышшем секрете», — и обещание служить бескорыстно: «Ни х каким бы взяткам отнюдь ни под каким видом он не касался»{241}. Её сотрудники, за редким исключением, не только не стремились сменить место работы, несмотря на тяжесть их «тайной» службы, но и приводили себе на смену детей и младших родственников. Остаётся предположить, что в данном случае решающую роль играли не столько деньги (не очень большие), сколько престиж и статус охранителей государевой жизни и чести.

Доставленные в Петербург подследственные и их охрана размещались в «казаматах» и «казармах» Петропавловской крепости. Число невольных «гостей» сыскного ведомства по годам разнилось незначительно, а среднегодовые показатели за девять лет (с 1732 года по 1740-й включительно) составили 349 человек. Книга «колодников» свидетельствует, что в 1732 году сюда поступили 277 человек («колодники» московской конторы Тайной канцелярии учитывались отдельно). Пик активности пришёлся на 1737 год — тогда в Тайную канцелярию попали 580 человек{242}.

Согласно «Книге о поступивших колодниках» 1732 года, среди подследственных и свидетелей большую часть составляли военные — в основном унтер-офицеры и солдаты (71 человек — 25,6 процента). Затем следуют мелкие чиновники — канцеляристы, копиисты, подьячие, писари, стряпчие (43 человека — 15,5 процента); духовенство — преимущественно низшее: священники, дьяконы и монахи (28 человек — 10,1 процента); крестьян же всего 12 человек (4,3 процента) — даже меньше, чем дворян (16 человек — 5,7 процента){243}. Среди прочей публики преобладали горожане — «купецкие и торговые люди», «служители», приказчики, мастеровые (каменщики, плотники, столяры, портные, повара), ямщики и лица без определённых профессий и сословных рамок.

По подсчётам за девять лет царствования (1732–1740), солдаты составили в среднем 26 процентов арестантов в год; если же учесть, что из 10,5 процента подследственных-дворян (в иные годы их количество доходило до 15 процентов) многие были офицерами, то военные составляли около трети всех «клиентов» Тайной канцелярии. Вряд ли служивые были больше других российских подданных склонны к политическому протесту — просто в казарменно-походных условиях было труднее скрыть «непристойные» толки и поступки, да и начальство в полку стояло куда ближе к «народу», чем в провинциальной глуши.

Крестьяне (более 90 процентов населения страны) среди «колодников» составляли всего 13,1 процента — немногим больше, чем чиновники (9,9 процента) и работные (6,9 процента). Ведь мужики попадали под следствие большей частью вследствие доноса тех соседей, кто имел возможность (и желание) доехать до провинциального воеводы. Заводские люди, живя скученно в городах или фабричных посёлках, становились более склонными к всевозможным «продерзостям», особенно после посещения кабака. А «крапивного семени» — подьячих — во всей аннинской России едва ли набиралось больше шести-семи тысяч человек, но они, как и армейцы, были на виду и под контролем, а потому и сами доносили, и служили объектом чужих доносов.

Довольно большое количество — 6,1 процента клиентов тайного сыска — составляли «колодники», пытавшиеся путём объявления «слова и дела» достучаться до властей, добиться истины, смягчить своё наказание или отомстить недоброжелателям. Все остальные слои населения давали гораздо меньше подследственных: купцы (2,8 процента), посадские (4,5 процента), духовенство (2,4 процента), что примерно соответствует удельному весу этих групп в структуре российского общества того времени. Остальные дела касались неустановленных «прочих», большую часть которых составляли люди без роду-племени, городские «жёнки», бродяги, нищие, отставные солдаты, беглые рекруты, скитавшиеся «меж двор» и кормившиеся «чёрной работой»{244}.

Поначалу заключённые Тайной канцелярии содержались за свой счёт — деньги на питание, одежду и другие нужды им передавали родственники, а в случае их отсутствия столичных колодников под караулом выводили скованными в город просить подаяния. При Анне Иоанновне режим содержания в Петропавловской крепости стал несколько мягче — по крайней мере с голоду не умирали. Среди охранников попадались люди добрые, исполнявшие — правда, не всегда бескорыстно — просьбы заключённых. Священники Петропавловского собора исповедовали и причащали узников, а при необходимости приглашались попы из других городских церквей. Больных осматривал немец-лекарь и прописывал лекарства, вроде «теплова лехкова пива с деревянным маслом». Заключённым разрешалось держать при себе ножи и вилки; им могли даже «бритца позволить» самостоятельно{245}.

Малочисленный штат Тайной канцелярии был занят преимущественно бумажной работой — составлением и перепиской протоколов допросов и докладов. Доставку подозреваемых осуществляли местные военные и гражданские власти. Но и они выявлением преступников не занимались. Настоящей основой кажущегося всесилия Тайной канцелярии являлось освящаемое царским именем доносительство. На заре создания современных европейских государств донос был призван выполнять важную социальную роль — разрушать средневековые корпоративные связи и замкнутость сословных групп, над которыми возвышалась власть.