Князь Путивльский. Том 1 - Александр Чернобровкин

За зиму на вторую ладью поставили румпельный руль, сделали гик и сшили косые паруса. Сразу после ледохода обе законопатили, просмолили, спустили на воду и нагрузили водой и припасами. Поскольку ладей было две, на каждую я посадил по сорок человек. Если нападать на неф с двух сторон, такого количества хватит, а экипажу будет не очень тесно. Капитаном на старую назначил Мончука. В судовождении он, конечно, не шибко разбирается, но главной его задачей будет не отставать от флагмана.

После Пасхи отправились в поход. На Сейме половодье уже заканчивалось, на Десне перевалило за середину, а на Днепре только подбиралось к ней. Вода была мутной и полной всякого мусора¸ включая раздувшиеся трупы животных и людей. Поднялась она высоко, поэтому мы без особых проблем прошли пороги. На этот раз лоцмана я взял только на вторую ладью, пропустив ее вперед. Нам оставалось повторять ее маневры. Такую лоцманскую проводку в будущем будут называть «способом лидирования».

Пройдя Днепровский лиман, я сделал остановку на острове Березань. Он длиной немного меньше километра и примерно такой же ширины на севере, а к югу сужается метров до двухсот. Сейчас на нем еще много деревьев, в том числе и берез, в честь которых, как понимаю, остров и будет назван. В северной части находится деревушка из пяти домов, в которой жили рыбаки. Называли они себя ромеями, выглядели, как славяне, а говорили на смеси греческого, русского и половецкого. Неподалеку от деревушки на холме было что-то типа постамента их камней. По словам Мончука, раньше здесь было языческое капище. На паре камней нанесены рунические надписи. Я видел похожие камни в музее в Осло. Славяне и норманны приносили здесь жертвы своим идолам перед выходом в открытое море и по возвращению из него.

Мы жертв не приносили. Только отоспались, поели горячей пищи, в том числе ухи из свежей рыбы. Ее варят с пшеном. Запах костра придает ухе неповторимый вкус. Я не любитель вареной рыбы, но от приготовленной на костре не смог отказаться.

Словно обидевшись, что мы не принесли жертву, Черное море встретило нас штормом. Едва мы прошли мыс Большой Фонтан, который в тринадцатом веке такого громкого названия не имел, как ветер начал раздуваться. Был он западным, то есть, почти встречным. Я решил не тратить время и силы, преодолевая его, и повернул на юг. Когда земля скрылась из вида, ветер разогнался баллов до девяти, если не больше, засвистел в такелаже. Волна начала подрастать. Я повернул еще левее и повел свою эскадру к Тендровской косе. С попутным ветром мы полетели к ней со скоростью узлов семь. Вскоре были в Тендровской затоке. Там дул ветер, но волн не было. Всего несколько десятков метров песчаной суши отделяло штормовое море от спокойного. Мы поставили сети, а потом вытянули ладьи носами на песчаный берег. Будем и дальше есть уху.

Я прошелся по косе, пытаясь найти место, где ловил и солил рыбу в первый раз. Не нашел. Вроде бы что-то похожее попадалось, но полной уверенности не было. Место своей фактории точно бы определил, только идти туда не было желания. Наверное, там теперь половецкое стойбище. Добычи большой у них не возьмешь, а воевать понапрасну не имело смысла. Лавры истребителя половцев меня не прельщали.

На третий день ветер поменялся на юго-западный и поутих, следом пригладились волны. На Босфор пришлось бы идти против ветра, на веслах, а это долго и нудно. Пойдем на юго-восток, на Крым, а потом вдоль него на восток и северо-восток, посмотрим, что делается на Тамани в тринадцатом веке. Вроде бы вся территория до Кавказских гор сейчас под половцами, но в приморских городах наверняка живут представители других народов. В эти порты должны заходить суда купеческие. Глядишь, и нам какое-нибудь попадется.

Мимо Согдеи проходили днем. Близко не приближались, но смогли рассмотреть, что город живет, словно не было осады. У причала стояли суда, по дорогам двигались люди и повозки. Меня поражает живучесть людей в эту и более ранние эпохи. Вроде бы захватчики перебили и увели в рабство всех жителей, а через несколько месяцев в городе почти столько же народа, сколько было до осады. Наверное, большую часть составляют пришлые, которые узнали, что где-то освободилось жилье, можно занять на халяву. Хорошие дома долго пустовать не будут.

На траверзе Керченского пролива легли в дрейф. Ветер поменялся на северо-восточный. Он медленно относил нас от берега. Когда земля превращалась в тонкую серую полоску на горизонте, мы подгребали, возвращаясь к ней. Болтались так двое суток, пока Савка, мой денщик, сидевший в «вороньем гнезде» из-за отсутствия других работ, не заорал радостно:

– Вижу ладью!

Оказалось, что увидел неф, но назвал привычным словом. Под тремя латинскими парусами, сшитыми из полос красного и синего холста, неф длинной метров сорок, шириной метров двенадцать и водоизмещением тонн двести, если не больше, вышел из пролива и направился на юго-юго-восток. Я впервые видел трехмачтовый неф. Все три мачты были немного наклонены вперед. Шел он, правда, не намного быстрее двухмачтовых. Впрочем, и был побольше их. Нас они или не заметили, или не сочли опасными, или решили, что мы идем в Керченский пролив. Я специально дал команду грести в сторону пролива, чтобы отрезать нефу путь к отступлению. Мы прошли у него по корме на удалении мили три, а потом начали преследовать. Моя ладья должна была атаковать с левого борта, а вторая – с правого.

На нефе поняли, кто мы такие, и засуетились. На ахтеркастле и главной палубе появились арбалетчики. Было их десятка два. Луки у арбалетов деревянные. Тетивы натягивали руками. Стрелы летели метров на сто-сто пятьдесят, но опасны были на дистанции метров семьдесят и даже меньше. Поэтому мы сперва не приближались к ним, держались на дистанции метров сто пятьдесят. С такой дистанции мои арбалетчики могли пробить кольчугу. На вражеских арбалетчиках кольчуг не было. Вся их защита состояла из стеганых курток и шапок, поэтому шибко не подставлялись, стреляли из-за фальшборта и щитов. И несли потери. Мои завалили двоих вражеских арбалетчиков, которые стали стрелять еще осторожнее, и одного матроса. Неф изменил курс влево, чтоб сократить дистанцию с моей ладьей. Наверное, по просьбе арбалетчиков. Его скорость сразу упала. До берега им придется добираться часа два. За это время мы перебьем весь экипаж. Я тоже взял левее, не спеша приближаться к нефу вплотную. Капитан нефа понял, что маневр ничего не дает, и повернул вправо. Видимо, надеялся, что мы побоимся уходить далеко от берега.

Гонка продолжалась часа три. За это время берег исчез из вида, даже из «вороньего гнезда» не просматривался. Экипаж нефа сократился благодаря моим арбалетчикам человек на семь или больше. Какое-то количество убили арбалетчики Мончука. По крайней мере, стреляли теперь по моей ладье всего двое с ахтеркастля и один с главной палубы. Я решил, что пора идти на абордаж. Трубач дал сигнал второй ладье, и мы пошли на сближение с нефом. Как только дистанция до него сократилась метров до ста, по нам стали стрелять еще два арбалетчика. Били не очень метко, но одного дружинника зацепили. Он стоял у фальшборта, держал лестницу. Все мои предупреждения не высовываться понапрасну у него, видать, выдуло из головы. Вот и получил болт в руку, как раз ниже короткого рукава кольчуги. Ранивший его арбалетчик оказался не умнее. Ему захотелось посмотреть, убил или нет? И сам поимел болт в голову.