Украденный миг - Пенелопа Нери
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эмма тщательно подбирала слова (в душе посылая ко всем чертям мистера Уоллеса вместе с его Министерством):
— Ну, во-первых, мистер Кеальи — инспектор, и в школе его должны все слушаться. Во-вторых, разве ты не хочешь выучить английский язык? На нем написана куча всяких умных книг. Сейчас тебе трудно понять, зачем они нужны, но когда ты вырастешь, то во всем разберешься. Англичане и американцы много знают, они много лет назад пришли на острова, — и, если наши вожди и короли приняли их, значит, они знали, что это будет полезно их народу. Мы должны знать английский — это полезно.
— И даже те, кто не хочет, все равно должны учить?
— Далеко не всегда полезное приятно.
— Но я не хочу думать по-английски, у меня от этого голова болит и слова путаются.
— А ты не забывай свой язык, умей переключаться. Ты должна учиться «на отлично» и даже еще лучше. Ты должна слушаться старших. Если каждый начнет делать только то, что захочет, мир развалится. Вот ты любишь играть? В игре есть правила. И ты играешь по правилам, а то игра не получится. Так же и в жизни, только сложнее.
— Калейлани, а ты тоже не любишь мистера Уоллеса?
Эмма подумала, что эта плутовка Махеалани удивительно проницательна.
— Разве ты не знаешь, что мистер Уоллес — мой друг? Мы с ним немного поссорились, потому что он просил меня выйти за него замуж, а я отказала ему.
— А почему ты потом всю ночь плакала?
— Я вовсе не плакала.
— Нет, плакала, сначала в школе, потом — дома, как тогда, когда умерла мама.
— Да нет же!
— Я знаю! Ты плакала из-за паньолос в красной рубашке, который уронил гирлянду в ручей. Я его видела. У него такая большая-большая серая лошадь. А почему ты до сих пор не выбросила эту гирлянду? Цветы совсем высохли…
— Ах ты, мой маленький сыщик! Ты будешь слушать сказку или нет?
— Да-да-да…
— Так вот. Богиня вечных снегов Поли очень любила кататься на доске по горам. Но одной ей было скучно, и вот однажды она скатилась по склону прямо к людям в селение. Она летела, как ветер, и люди радовались ей, хлопали в ладоши и смеялись. Было очень весело.
И тогда ее дальняя родственница, богиня вулканов Пеле, позавидовала Поли и тоже захотела, как и она, скатиться с горы, чтобы и ее хвалили люди. Богиня Пеле тоже жила в горах и носила венок из алых цветов лехуа, а волосы ее были огненно-рыжие.
И богини стали соревноваться. Они все скатывались и скатывались со своих гор, одна на снежной доске, другая — на огненной.
«Я лучше всех!» — кричала Поли.
А Пеле отвечала:
«Нет, я лучше всех!»
— Они были очень плохо воспитаны, любили хвастаться и обращать на себя внимание. Верно, Махеалани Джордан?
— Я знаю, надо подождать, когда тебя похвалят другие!
— Правильно, Махеалани. Ты делаешь успехи. Так вот, никак богини не могли переспорить друг друга. Никто их больше не хвалил, потому что людям они надоели и те перестали обращать внимание на Поли и Пеле. И тогда Пеле разозлилась и решила проучить и людей, и свою соперницу. Села она на самую большую, самую быструю огненную доску и покатила вниз. Испугались и разбежались люди, когда на вершине горы появился огонь, земля задрожала и потекла вниз раскаленная лава, все сжигая на своем пути.
Огонь достиг мирных селений, дома рушились, гибли посевы…
— О-о-о!.. — Испуганная Махеалани в ужасе закрыла глаза ладошками.
— Да, девочка, большая беда пришла на наш остров. Черный дым и горячий пепел закрыли все небо. Поли увидела, как катится прямо на нее огненный вихрь, и побежала на Белую Гору, ища спасения. Тем бы дело и кончилось, но разъяренная Пеле решила погнаться за ней и сжечь дотла. Тут разгневалась и кроткая, веселая Поли. Созвала она холодные ветры, устроили они снежную бурю. Снег валил в жерла вулканов, ветер дул со всей силы и повернул лаву от людских селений к океану. Застыла на бегу горячая лава и стала скалой, похожей на огромный лау, лист, унесенный ветром. И поэтому люди назвали эту скалу Лаупахоехое. Скоро мы поднимемся на ту гору и увидим эту скалу.
— Хорошо, что победила Поли. Она мне нравится. Я есть хочу, — неожиданно закончила Махеалани.
— Вот мы сейчас и съедим все, что припасла нам тетя Анела…
Они ели холодные печеные бататы и жареного цыпленка, запивая все это водой из фляги и поглядывая по сторонам.
Эмма прикрыла глаза. Воспоминания окружили ее.
В этих краях она родилась и провела самые счастливые годы жизни.
До сих пор она не могла забыть своего деда, хотя ей было всего три или четыре года, когда он покинул мир.
Маленькая Эмма любила бродить с ним по берегу мыса Лаупахоехое, собирая съедобные водоросли, ракушки, крабов, наблюдая за черепахами, которые важно топали по песку, подняв змеиные головки. Дедушка никогда не ловил черепах. Они были тотемом его рода, и в его доме никогда не пробовали черепахового супа, любимого островного лакомства.
Дедушка был добрым и мудрым. Люди приходили к нему за советом. Навсегда сохранила Эмма в памяти его советы и наставления, все сказки и легенды, которые он рассказывал ей.
Он знал столько чудесных историй про незапамятные времена, когда на острове еще не слыхивали о жестоком капитане Джеймсе Куке, приплывшем к этим безмятежным берегам на огромном корабле, о первых миссионерах с их скучными книгами и поучениями…
Дедушка учил ее гордиться и островной, и белой кровью, текшей в ее жилах… Нет, она ничего не забыла.
Эмма вспомнила амулет, маленький костяной рыболовный крючок, который был так дорог ей… Она никогда не расставалась с ним, пока не подарила его Гидеону в день прощания. Бедный дедушка, если бы ты знал, сколько испытаний выпадет на долю твоей любимицы!
Самым страшным было воспоминание об одной ночи — его она не могла вытравить из памяти, — когда рядом с ней на циновку улегся мужчина, которого она называла своим отцом.
Он тяжело дышал, и глаза его светились во тьме, как у волка.
— Это я, твой папа, тебе нечего бояться меня, — шептал он, и его мокрые губы слюнявили ее рот…
Когда она вспоминала об этом, у нее желудок сводило от страха и отвращения. Боже, как она молила его:
— Не надо, папочка, ну не надо, пожалуйста…
А он бормотал ей на ухо какие-то гадкие, липкие слова, смысла которых она не понимала, он шептал ее, что ей очень понравится то, что они сейчас будут делать, что она должна его слушаться…
— Что же ты делаешь, падаль! Свою дочь, ребенка… Ах ты, мерзавец!..
Отец поспешно отскочил от Эммы. Мать обрушилась на него с кулаками, била его по лицу, даже ударила фонарем.
Джек не остался в долгу, он привык поднимать руку на жену и делал это зачастую безо всякого повода, упившись, как свинья. Правда, в тот раз он действовал менее уверенно…