Оборванные нити. Том 1 - Александра Маринина

— Зря ты на меня понадеялся, Сереженька, я тебе тоже ничего конкретного не скажу. С заключением вашего эксперта-гистолога я полностью согласна. Ты Петровичу звонил?

Петровичем любовно называли заведующего патологоанатомическим отделением больницы. Причем происхождение этого прозвища так и осталось для Саблина непонятным, ибо имя доктора медицинских наук Гладких было «Виктор Иванович». Но его уже много лет упорно именовали не иначе как Петровичем, а вовсе не Иванычем.

— Звонил, а как же, — кивнул Сергей. — Он согласился проконсультировать наши материалы, назначил мне аудиенцию сегодня на четырнадцать тридцать, но я специально приехал с самого утра, чтобы тебе показать стекла.

— А повидаться? — Ольга улыбнулась и погладила его по волосам. — Не хотел? Только ради стекол с утра пораньше явился?

— Да ну тебя, — засмеялся Сергей. — Вечно ты меня в смущение вгоняешь. Между прочим, ты единственная, кому это вообще удается. Вот как началось с первой встречи, так и продолжается.

— Тебя вгонишь в смущение, как же, — расхохоталась она. — Кто Саблина смутит — тот дня не проживет. Ты же наглый и самоуверенный тип, смутить которого невозможно по определению, потому что он всегда прав.

Сергей с удивлением смотрел на нее. Неужели он в глазах Ольги выглядит именно таким? Как же она может его любить, если он действительно такой, мягко говоря, неприятный? Или она его уже давно не любит, просто терпит по привычке?

— Ты серьезно? — осторожно спросил он. — Я в самом деле такой плохой?

Ее лицо стало серьезным, глаза мягко светились.

— Ты не плохой, Саблин, — тихо сказала она. — Ты — ужасный. Я в жизни своей не встречала человека тяжелее тебя.

— А как же ты…

Он не договорил, запнулся и снова смутился. Как сформулировать вопрос? «Как же ты меня любишь, такого ужасного?» А вдруг эти слова покажутся Ольге проявлением самоуверенности? С какой стати он так убежден в том, что она его любит?

— Как же я тебя выношу? — она уже снова улыбалась, от недавней серьезности не осталось и следа. — Я тебя люблю, Саблин. Просто люблю. Хотя и все про тебя знаю. И все вижу. Иди к Петровичу, уже двадцать пять минут третьего, он опозданий не любит.

Петрович-Гладких встретил Сергея радушно, но сразу предупредил:

— Я не детский патоморфолог, так что в материалах по шестимесячному ребенку вряд ли смогу разобраться квалифицированно. Но вот что могу пообещать твердо — это то, что твои стекла посмотрят самые опытные врачи отделения, и мы совместно обсудим результаты. А если ни к чему не придем, передадим на кафедру патанатомии, там все-таки маститые спецы есть. Годится?

Сергей поблагодарил за обещанную помощь и стал терпеливо ждать ответа патологоанатомов.

Через неделю позвонила Ольга.

— Саблин, мне поручено тебе передать, что твои стекла мы смотрели всем отделением, и по отдельности, и вместе. Чуть не подрались, — она издала короткий низкий смешок. — Но без толку. Ничего не придумали. Потом отдали материалы на кафедру, а там у них как раз имеется докторант, который всю жизнь занимается вопросами патологии детского возраста. Докторскую на эту тему пишет.

— Он посмотрел? — с замиранием сердца спросил Сергей.

— Ну конечно! И начал сразу же задавать массу вопросов, на которые мы в патанатомии, как ты сам понимаешь, ответов не знаем. Так что тебе имеет смысл с ним связаться, встретиться и поговорить. Запиши телефон.

Сергей тут же схватил ручку и на первом попавшемся листке записал имя и номер телефона специалиста по патологии детского возраста. Имя его слегка озадачило, оно звучало очень уж по-прибалтийски: Янис Орестович Пурвитис.

— Он что, в докторантуре на коммерческой основе? — спросил Сергей. — Насколько я знаю, граждане других государств не имеют права учиться в нашей докторантуре.

— Да нет же, — рассмеялась Ольга, — он из Саратова, гражданин России. Просто из латышской семьи, которая живет там уже лет сто. Он славный, должен тебе понравиться.

Сергей немедленно перезвонил по указанному телефону.

— Да-а, — раздалось в трубке тягучее и какое-то вязкое, — это я смотрел ваши материалы. У меня к вам есть ряд вопросов. Если вы будете настолько любезны и найдете время для того, чтобы оказать мне честь и лично встретиться, мы могли бы побеседовать более предметно.

У Сергея чуть терпение не лопнуло, пока он дождался конца вычурной тирады. Ну кто сегодня так разговаривает, елки-палки! Сегодня каждая секунда на счету, а он тянет резину со своими великосветскими оборотами! Непонятно, что такого «славного» нашла в нем Ольга. «Может, он за ней ухаживает? — мелькнула мысль, от которой у Сергея немедленно испортилось настроение. — И, может быть, он ей даже нравится… А вдруг он холост, и Оля вполне может рассматривать его как перспективного мужа. А что? Коллега-патологоанатом, возраст подходящий. Ах ты черт возьми!»

Ему прежде никогда не приходило в голову, что Ольга может хотеть выйти замуж. Понятно, что не за Саблина, поскольку тот не свободен. Значит, за кого-то другого. Ей ведь нужна семья, детей рожать хочется. А Саблин ничего предложить не может.

От этой мысли Сергей похолодел. И, договариваясь о встрече с медлительным Янисом Орестовичем, он уже заранее настроился не любить докторанта из Саратова.

Пурвитис проживал в общежитии для аспирантов и докторантов — ветхом пятиэтажном доме неподалеку от главного здания мединститута. Сам дом впечатление производил довольно убогое, фасадная штукатурка давно начала отваливаться и обнажала бесформенные пятна старого кирпича, лифта не было, равно как и не было лампочек на трех этажах из пяти. В январе темнеет рано, и Сергей пару раз чуть не свалился, поднимаясь по лестнице с выщербленными ступеньками на четвертый этаж Зато все аспиранты и докторанты жили здесь в однокомнатных квартирах.

Пурвитис открыл ему дверь в вельветовых штанах с вытянутыми коленками, явно на два размера больше, чем требуется, и в длинной вязаной кофте с отвисшими огромными карманами. Высокий, нескладный, лет сорока пяти, как показалось Сергею, какой-то рыхлый и мятый, с редкими тонкими светлыми волосами и неожиданно резкими жесткими чертами лица, он казался дисгармоничным. «Словно хищник на пенсии, — зло подумал Сергей, разглядывая потенциального соперника. — Состарился, ослабел, обрюзг, охотиться уже не может, а черты внешнего облика еще не растерял». Против воли он бросил взгляд на правую руку докторанта — обручального кольца не было. «Ну точно, соперник, за моей Олей ухлестывает, хочет удачно жениться на москвичке и перебраться из Саратова в столицу. И повторит Ольга мою нескладную судьбу».

Янис Орестович между тем протянул ему руку в приветствии и все тем же тягучим вязким голосом пригласил пройти в комнату. Двигался он так же неторопливо, как и говорил. Они уселись за прямоугольный стол, стоящий посередине небольшой комнаты и заваленный книгами и бумагами. Возле окна на отдельном одноногом столике красовался микроскоп, на который Саблин бросил жадный завистливый взгляд: ему так хотелось иметь микроскоп дома, чтобы в свободное время смотреть микропрепараты и совершенствоваться в гистологии, которую он не переставал любить! Но Лена была против: ничего, что напоминало бы «неприличную и грязную» работу мужа, в квартире быть не должно.

— Если у тебя есть свободное время, — сердито говорила она каждый раз, когда Сергей заводил речь о выделении ему хотя бы на кухне места для микроскопа, — займись лучше ребенком или по хозяйству помоги. А таскать в дом куски, отрезанные от мертвецов, я не позволю.

Пурвитис разложил перед собой записи и долго их читал, прежде чем задал Саблину первый и, в сущности, единственный вопрос: не делали ли Ксюше Усовой за несколько дней до смерти, максимум — за две недели, какой-нибудь прививки. Сергей помнил запись в амбулаторной карте наизусть, но на всякий случай сверился с тетрадью, в которую вносил необходимую информацию и которую взял с собой на встречу.

— Три-АКДС плюс полиомиелит, — задумчиво и медленно повторил докторант. — А через несколько дней прививка от гриппа… Серию и производителя не записали, случайно?

Сергей записал всё. Он снова открыл тетрадь и продиктовал внесенные в амбулаторную карту сведения о вакцинах. Пурвитис возвел глаза к потолку, пошевелил губами и вздохнул.

— Все ясно.

— Что вам ясно? — Сергей вспылил неожиданно для себя самого и тут же почувствовал неловкость.

Пурвитис коротко взглянул на него, из чего Сергей заключил, что саратовский прибалт заметил его вспышку.

— Видите ли, — тонкие узкие губы Яниса Орестовича дрогнули, словно он пытался спрятать улыбку, рвущуюся наружу, — осложнениям вакцинации у детей разного возраста посвящен один из разделов моей докторской диссертации. Я за много лет набрал большой материал. Кроме того, у меня есть возможность получать материалы из-за рубежа, как в переводах, так и на языке оригинала. В общем, поверьте мне, уважаемый Сергей Михайлович, про осложнения вакцинации я знаю немало. Гистологическая картина вашего случая позволяет мне высказать предположения об анафилактическом шоке в форме острой сывороточной болезни как реакции на прививку.