Крестоносец. Византия (СИ) - Марченко Геннадий Борисович

Проснувшись довольно поздно, я быстро управился с завтраком, накрытым по инициативе Лотты. Девушка при этом держалась так, словно ночью между нами и правда ничего не было. Затем я отправился по лавкам. Прежде всего я хотел прикупить бумаги, так как прихваченный из Клерво запас порядком сократился. Бумага в Ульме стоила не сильно дешевле пергамента. Она в Европе сейчас привозная, причём издалека, от сарацинов, которые её делают уже века четыре, захватив в войне с Китаем мастеров-бумагоделов и вызнав их профессиональные секреты. Европейцы начнут делать бумагу только в следующем веке — довелось об этом слышать или читать в прежней жизни. Теперь, правда, после того, как я подсказал монахам в Клерво технологию производства дешёвой бумаги, дело должно пойти быстрее. Но в европейских странах она распространится ещё не скоро.

Большую часть купленной бумаги я отдал переплётчику, заказав толстые тетради, похожие на старые советские гроссбухи моего детства. Заодно прикупил чернила, которые сейчас тоже недёшевы — даже простые чёрные стоят по два су за галлон — это чуть больше 4,5 литров, а за цветные дерут в полтора-два раза дороже.

Затем зашёл в мастерскую медника и, отдав ему медь и олово, оставшиеся после изготовления в Саарбрюккене самогонного аппарата, подзорных труб и «микроскопа», заказал рупоры, а также корпуса для компасов, или компАсов, как говорят водоплавающие, о которых задумался ещё в Эсслингене, при покупке магнитного железняка. Для этого пришлось рисовать те и другие на бумаге, в разных проекциях, и подробно объяснять мастеру, чего я от него хочу. Рупоров я заказал десять штук — на нашу компанию и на подарки графу Гийому, да нашему христианнейшему королю Людовику, а также, скорее всего, кайзеру Конраду и отирающемуся в лагере крестоносцев венгерскому королю. Чуйка мне подсказывала, что эти двое, увидев у своего царственного собрата рупор, наверняка захотят заполучить такие же ништяки. Корпусов для компасов заказал десятка полтора, потратив на них почти полностью оставшийся цветмет.

Как и переплётчику перед этим, пришлось добавить меднику к цене заказа прибавку за срочность, чтобы управились за четыре дня. Задерживаться в Ульме я не собирался, мы и так выбивались из графика. Уже собираясь уходить, заметил медные фигурки, сделанные несовершеннолетним наследником мастера (судя внешнему сходству), и по совместительству его подмастерьем. Выглядели они очень недурно, у парня явный талант, о чём я меднику и сообщил, вызвав у того лёгкое смущение в сочетании с гордостью и довольным взглядом на собственного отпрыска. Затем я купил фигурки, потратив на это десяток денье, оставив отца и сына весьма довольными этой сделкой.

Вернувшись в дом Отто к обеду, я презентовал часть купленных фигурок ребятам. Роланду достался стоящий на задних лапах лев, который держал в передней лапе меч и опирался на щит. Пьеру — охотник с рогатиной и луком в саадаке, а Виму — монах с посохом и книгой. Эрих и Ульрих получили по фигурке кузнеца: один с клещами и молотком, а другой с кувалдой.

Одаренные остались довольны и, закончив с обедом, быстро убежали, видимо, за «десертом». Остальные фигурки я подарил Лотте и её детям. Хозяйка дома получила медную рысь (подарок с намёком, как и сделанные парням). Если бы я подарил что-то одной Лотте, это могло бы вызвать подозрение, а так, за компанию, выглядело нормально. Девочка Мальвина получила фигурки женщин и птиц, а её младшие братья Вендель и Флориан — воинов и зверей.

Детишки полученным подаркам страшно обрадовались, и тут же принялись с ними играться. А их мама, глядя на детей, тоже выглядела довольной, что и доказала мне, когда наступила ночь. А я что? Я тоже был доволен. Мне ведь с той самой ночи с ведьмой Адель пришлось поститься. Да и вообще, если женщина просит, как говорится, а тем более Такая Женщина, ней лучше не спорить. Как скажут гораздо позже: «Чего хочет женщина — того хочет Бог». Хотя я не совсем уверен, что он хочет именно того, зачем Лотта приходила в мою комнату. В конце концов, француз я теперь или где? Это ведь именно во Франции появился, точнее, появится века через три, девиз: «Бог, Король и Дамы!».

На этот раз между вспышками страсти удалось поговорить с женщиной, благо Лотта хоть и не очень хорошо, но могла объясниться по-французски. По её словам, до замужества она жила в Страсбурге, где родилась в купеческой семье, а в этом городе все, кто как-то связан с торговлей, более-менее знают язык западных соседей. На высказанное опасение, не услышал ли кто-то в доме её громкие крики и стоны прошлой и этой ночью, Лотта ответила, что слышать её никто не мог. Её свёкра Отто ночами не бывает дома, слуги спят на другом конце дома, и к тому же за ужином угостились пивом, в которое хозяйка подлила настойку из некоторых трав, способствующих крепкому здоровому сну. Дети же, набегавшись за день, тоже спали так, что их не добудились бы даже Иерихонскими трубами, о которых говорил фаррер на проповеди в храме.

Кроме того, я заметил, что Лотта ни этой ночью, ни предыдущей, перед тем как заняться любовью, не пила никаких противозачаточных снадобий, вроде того что по рассказам Роланда употребляла красотка Магда в Саарбрюккене. Когда я поинтересовался, не боится ли девушка доиграться до беременности, Лотта ответила, что всё равно через несколько дней выходит замуж за младшего брата её мужа, который вскоре должен вернуться из Регенсбурга, так что если она понесёт, то все решат, что от новоиспечённого супруга.

Ну ни фига себе сюрприз! Сказать, что я был удивлён — это ничего не сказать! В прежней жизни я, конечно, слышал о невестах, наставлявших рога свои суженым накануне свадьбы, но столкнуться с таким среди махрового Средневековья никак не ожидал! Я поинтересовался у Лотты, зачем ей этот брак при таком отношении к будущему мужу?

Та, печально вздохнув, объяснила, что от неё тут ничего ровным счётом не зависит. Свёкор Отто заставил её согласиться на замужество с братом её мужа, пригрозив в случае отказа отобрать детей. Учитывая его связи в магистрате, угроза была абсолютно реальной. На мой вопрос, какое дело Отто до того, за кого ей выходить замуж, и выходить ли вообще, Лотта ответила, что дело в её приданом и в наследстве её мужа, которые свёкор хочет оставить в семье.

Потому Отто и навязал овдовевшей невестке брак с его младшим сыном, чтобы её доля семейного имущества не ушла на сторону, если она найдёт себе другого мужа. Так что для Лотты, по её словам, ночи со мной были её маленькой женской местью свёкру, а также деверю, он же будущий муж, за навязанный брак, а если результатом наших любовных игр станет беременность и рождение ребёнка, то месть будет полной, тем более что по мнению девушки ребёнок должен быть «таким же здоровым и красивым, как отец». А так как её свадьба будет через считанные дни, никто ни о чём не догадается… Ну да, тестов ДНК сейчас нет и в ближайшие восемь веков не предвидится.

Вообще, отношение к этим делам в средневековой Европе, судя по услышанному в прошлой жизни от гида Алессандро, да и теперь от Лотты, довольно своеобразное. Для незамужних девушек секс до брака считается категорически не комильфо. Хотя, в жизни бывает всякое, вспомнить хоть Магду в Саарбрюккене, но в таких случаях девушки стараются всё максимально скрывать. Ведь в случае огласки шансы выйти замуж становятся крайне малы, разве что за девушкой дают большое приданое, да и найденная пара обычно бывает жутким мезальянсом. А уж о ребёнке до свадьбы и говорить нечего. После такого несчастной прямая дорога в монастырь, и это в лучшем случае — многие европейские легенды считают русалок детьми беременных утопленниц, не говоря уж о фэнтезятине пострашнее.

С замужними дамами в чём-то проще. Априори считается, что жена не должна иметь мужчин, кроме своего мужа, и что все её дети должны быть только от него. Право, что римское, что обычное, в принципе считает жену собственностью мужа, несколько более ценной, чем домашняя скотина, вроде лошади или коровы. Так что, когда муж лупит жену как ту же скотину, юридически он в своём праве, и никто ему не указ, разве что кроме родичей жены, которые могут вступиться, если захотят, и будут достаточно сильны для этого. Муж только не имеет права умышленно убить жену. В этом случае его могут казнить (повесить, или, если муж из благородных, отрубить голову). А могут и не казнить. Тут многое зависит от положения и связей мужа и семьи жены, и наличия сильных врагов у первого и вторых. К слову, жену за убийство мужа практически всегда казнят, закопав живьём в землю, а то и отправив на костёр. Только у знатной аристократки есть некоторые шансы отделаться пожизненным заключением в монастырской темнице.