Поймём ли мы когда-нибудь друг друга? - Вера Георгиевна Синельникова

… … …

14.08.1964 года

Вот и всё.

Дверь за мной закрылась. То, что было с тобой, осталось безвозвратно там. Здесь — он.

Как я живу? Не знаю. Засыпать боюсь. Во сне всегда одно и то же: Ты. Или в каком-нибудь подземелье, в сыром дальнем углу. Или обнаженный, с черной дырой в том месте, откуда было вынуто сердце. Просыпаясь, я хочу умереть. Я чувствую себя, как птица с перебитыми крыльями. Знаю, мне уже не взлететь. Но стоит ему прикоснуться ко мне губами, я забываю обо всём на свете. Я люблю его? Прости меня!

_ _ _

23.08.1964 года

Михаил

Забайкалье

«… не веруй я в жизнь, разуверься в дорогой женщине, убедись даже, что всё, напротив, беспорядочный, проклятый и, может быть, бесовский хаос, порази меня хоть все ужасы человеческого существования, а я все-таки захочу жить и уж как припал к этому кубку, то не оторвусь от него, пока не осилю!.. всё победит моя молодость — всякое разочарование, всякое отвращение к жизни. Я спрашивал себя много раз: есть ли в мире такое отчаяние, чтобы победило во мне эту иступлённую и неприличную, может быть, жажду жизни, и решил, что кажется, нету такого… Эту жажду жизни иные чахоточные сопляки-моралисты называют часто подлою, особенно поэты. Но почему же она подлая?.. жить хочется, и я живу, хотя и вопреки логике. Пусть я не верю в порядок вещей, но дороги мне клейкие, распускающиеся весной листочки, дорого голубое небо, дорог иной человек, которого иной раз, поверишь ли, не знаешь, за что и любишь, дорог иной подвиг человеческий, в который давно уже, может быть, перестал и верить, и все-таки по старой памяти чтишь его сердцем… Клейкие весенние листочки, голубое небо люблю я — вот что! Тут не ум, не логика, тут нутром, чревом любишь, первые свои молодые силы любишь… Жизнь полюбить больше, чем смысл её…»

Вот гимн человека настоящего, и вот ответ на твоё письмо.

Ты уходишь — остаётся жизнь. Было бы глупо утверждать, что с тобой я ничего не теряю. Но жертв не нужно. Поступай, как велит сердце. Отбрось двойственность и сомнения — они только расшатывают. Не воспринимай случившееся, как катастрофу.

Обо мне не думай и не терзайся напрасно. Смелее шагай вперед! Там, может быть, и не будет рая, но будет жизнь, кипучая, полная превратностей, неожиданностей, праздников.

Не беспокойся обо мне. Не терзай себя воспоминаниями. Будущее обманчиво. Но ещё обманчивее прошлое. В нём много фантазий и миражей. Никогда не прибегай к ложному способу воскрешения прошлого, умерших чувств перечитыванием старых писем.

Верь в мою искренность!

Желаю вам обоим радости.

Доброго пути!

_ _ _

03.09.1964

Михаил

Забайкалье

________________________________________________________________________________

Данусь!

Пишу тебе это письмо после долгих мучительных колебаний. Больше всего меня страшит мысль, что ты заподозришь меня в корысти или стремлении очернить человека. Если заметишь в себе что-нибудь похожее на такое подозрение, сразу порви письмо.

Веришь ли ты, что я люблю тебя?

Если веришь большому, поверь и малому.

К подробностям я обращаюсь для того лишь, чтобы ты поняла, почему я не написал об этом сразу.

Я не был готов, Данусь, к тому удару, который пришёлся в самое больное и самое незащищенное место. Но я не чувствовал сначала боли, как будто меня оперировали под наркозом. Первое, что я сделал — стал убеждать себя в том, что ожидал такого конца и даже был в нём уверен.

Что-то похожее на саркастическую радость поднималось во мне и придавало мне сил.

Но я уже знал, что всё кончено. Что когда оттает холод изнутри, будет нестерпимая боль, которую придётся тащить за собой весь остаток жизни. И понимал, что надо спешить с ответом. Чтоб не сорваться. На третий день я отправил Василия на почту в село — отправить письмо.

Всё остальное должно было умирать во мне, Данусь.

Действие наркоза кончилось, и я медленно наливался болью. Сознание упрямо цеплялось за живые воспоминания о твоих глазах, улыбке, голосе.

Память услужливо, с фотографической точностью, воспроизводила твои письма.

В один из дождливых дней, когда всё слилось в сплошной серый цвет, я решил съездить в село. «За куревом», — сказал я Белову. Но в душе, кажется, была надежда. Дикая, нелепая надежда, что всё развеется, как дурной сон.

Дорога была неважная, но я слишком привык к нашему «ГАЗ»-y, чтобы руль мог отвлекать меня от мыслей. Строки из твоих писем проплывали перед глазами. И вдруг мне стало тяжело дышать. Подозрение ужасное, невозможное, связало в моём сознании то, о чём я до сих пор почти не думал. Спор в кабачке — тот, о душе, когда Лёшка назвал Олега кастратом или что-то в этом роде. Лёшкина благосклонность к тебе — ведь она была заметна всем, Данусь? Но главное — Олег. Его утверждение, что всякую женщину можно соблазнить в три хода, его надежды на твоё внимание, вылитый на голову графин воды, твои слова, что Лёшка прав. Потом его странный, необъяснимо тяжёлый взгляд, в котором ты увидела ненависть, И, наконец, Сашка — обаятельный малый, родич Изверова, который с первого дня в поле проявлял о тебе такую заботу! Ты сама удивлялась этому, помнишь?

Я остановил машину, вышел и долго метался под дождём.

— Да! — говорил я себе.

Потом:

— Нет! Не может быть! Я сошёл с ума!

И споря с самим собой:

— Всё-таки да! Да!

Я удивлялся, как мне сразу не пришла в голову такая простая, очевидная мысль. Возможность мести сразу обоим — и Лёшке, и тебе. Мести чистой, точно просчитанной, руками Сашки — «приятного шалопая», немного артиста в душе. Мог ли упустить такой случай уязвленный мужчина с неизжитым, как мне кажется, комплексом неполноценности, несмотря на все «достижения»? И можно ли было найти более подходящий объект для спора, чем ты? Может быть, Олег даже не подозревает о степени своей жестокости, даже, скорее всего это так. Споры на овладение женщиной — не такая уж редкая вещь, как и полевые романы. Просто люди опытные откровенны с собой в этих вопросах и стараются не смешивать любовь души и тела. И Сашку не обязательно было посвящать в подробности, достаточно было легонько подтолкнуть, подзадорить. Может, Сашка к влюбился потом, но начало! О, боже правый! Я вижу цепь этих событий. Неужели я лишился