Корона мира - Алекс Макдуф

Евсевий вскочил мгновенно.

— Стойте! — воскликнул он. — Сила здесь ни к чему! Здесь и у тургарта ее не хватило бы! Бриан случайно изрек то самое слово — название города! Вот о каком ключе на камне говорилось в надписи! Но он произнес его не вполне верно, вот дверь и не открылась! Надо только правильно сказать это самое «Габилгатол»…

Ворота снова скрипнули и качнулись, но щель вряд ли стала шире. Евсевий тоже не угадал верного сочетания звуков.

— О чем я и предупреждал, — посетовал ученый, ударяя кулаком по створке и не чувствуя боли. — Ладно, попробую так…

— Габилгатол! — произнес звонкий голос Итрун. Произнес вовсе не так, как это делали Майлдаф и Евсевий, — с двумя ударениями, одно из которых было сильнее, и звуки королева выговаривала на свой лад.

Скрипа и скрежета не было. Ворота распахнулись бесшумно и плавно, будто их смазали маслом сегодня на рассвете.

— Вот так! — торжествующе изрек Бриан. — А говорили: «Несчастье, несчастье!» Вот тебе и ведьма! — добавил он, обращаясь к Альфонсо.

— Посмотрим. Мы еще не в Аквилонии, — благоразумно заметил моряк.

За воротами начинались две лестницы: вверх и вниз.

— Входим и закрываем ворота, — суетился мигом воспрянувший духом Евсевий. — Я не хочу погони, пусть даже Итрун и вправду королева. И я пекусь о тех ценностях, что могли сохраниться здесь.

— А если нам понадобится обратно, месьор? — осторожно спросил Мегисту.

— Не понадобится, — ободрил его Евсевий. — Смотри!

Он выскочил за ворота и, потянув какой-то рычаг, с легкостью захлопнул створки, оставив товарищей снова перед закрытыми дверями. Мгновение спустя так же легко и беззвучно створки раздвинулись опять. Евсевий стоял на пороге живой и невредимый.

— Вот, сколь велико было строительное искусство древних! — заявил он так, будто лично участвовал в возведении Габилгатола. — Нам теперь вниз, к подземной реке. Я уже отсюда слышал ее шум, когда остался за воротами один. С вашей стороны, к слову, не доносилось ни звука: этот металл не пропускает его!

И действительно, теперь путь их лежал все вниз и вниз. В отвоеванных факелами у тьмы участках пространства они видели дивную резьбу по камню, колонны — то массивные, то стройные, то с простыми, то с изысканными капителями, тимпаны, рельефы, лепнину, арабески, карнизы, балконы, арки, своды и контрфорсы, кессоны, аркбутаны, пилястры, фрески и мозаику, краску, стекло, хрусталь и металл — всего не перечесть. Евсевию оставалось только уповать на то, что когда-нибудь он еще вернется сюда, и не один, а с великой экспедицией. Тогда-то его жизнь будет прожита не зря.

Поддерживаемые мощными косоурами ступени лестницы — на сей раз широкой и прямой — неуклонно вели к самым корням гор, туда, где стремила свои воды подземная река, и шелест, плеск и шепот ее волн, поднимаясь вместе с эхом по коридорам, залам, анфиладам, галереям и шахтам, наполнял чертоги множеством неумолкающих влажных и влекущих голосов. Воистину, пещеры гномов нельзя было назвать безмолвными, пускай ни гнома, ни человека не было здесь вот уже пять тысяч лет.

Они достигли реки, опустившись много ниже, чем был вход в пещеру на западной стороне гор. Даже никогда не бывавшие в таких огромных подземельях почувствовали это. В глубинах царил мрак. Влага и пары, исходившие от потока, не в состоянии были заполнить равномерно все пустоты, оставаясь в большинстве своем в тоннеле, куда была заключена река, и воздух каверн был пергаментно сух. Никакой ветер не тревожил покой гранитного царства, и если даже и был где-то сквозняк, то лишь в самых верхних чертогах. Все это не могло не способствовать сохранению облика этих пещер таким, каким он был, когда пещеры были покинуты.

— Прекрасный и удивительный сид! — восхитился Майлдаф, когда спуск их подошел к завершению и они были уже близки к цели. — Не вижу лишь светящихся камней, что видели мы в Дол Уладе.

Подозреваю, что и камни эти мы еще увидим, — отозвался Евсевий. — Я наблюдаю несомненное сходство меж особенностями сего сокрытого града и твердыни служителей Илу Всеединого. Конечно, основы искусства архитектуры едины для всех, равно как и то, что плоды неизбежно падают наземь, однако имеется несомненное и неслучайное сходство в приемах планировки и их общем устройстве. Также полагаю, что светящихся камней здесь нет. Но, поскольку вижу связь меж тем чертогом и этим, говорю: камни таковые здесь еще увидим.

«Евсевий уж слишком разволновался, — с тревогой подумал Бриан. — Так длинно и путано он не говорил уже очень давно!»

Но тут они вышли на берег реки и сей же час, как и предсказал Евсевий, увидели светящиеся камни. На противоположном берегу потока на высоте трех человеческих ростов из того самого голубоватого сияния выложены были на стене наковальня и занесенный над нею молот, а также клещи к нему, а над ними изогнулось змеевидно на черном базальте, как в небесах полуночных, Семизвездие. Лестница же уводила еще дальше вниз, в неведомые глубины.

— Наверно, этих камней здесь никогда не было, а то бы мы увидели их еще не единожды, — добавил успокоившийся Евсевий. — Они доставлялись с караванами сюда и стоили весьма дорого, поэтому помещались лишь в особых местах. Что ж, мы к такому месту и вышли. Подземная река берет начало у наших стоп.

И точно. Поток, устремляясь налево от них, справа был ограничен глухой стеною, вырываясь из недр земных прямо перед стоящими на кромке гранитного причала людьми.

— Отсюда проляжет наш путь по водам, — вновь воодушевился Евсевий. — И не исключаю, что кознями врагов рода человеческого и попустительством нашим и промыслом Митры, каковой проницать нам не дано, сгинет иной из нас в могущих встретиться нам водопадах, волнениях и пучинах, а также и от препон, врат, шлюзов и решеток, над сим потоком устроенных прежними владетелями…

— Евсевий, остановись! — успокоил ученого Майлдаф. И вовремя, поскольку Евсевий разошелся не на шутку, энергичнее обыкновенного почесывая и пощипывая бороду. Видимо, напряжение последних часов борьбы с тайнами и ударами судьбы несколько истощило его душевные силы.

— Нет, как же… — растерянно прервался аквилонец. — Я должен досказать. Там еще будут каменные гряды о многих зубьях…

— Не будет там тебе каменных гряд, — четко выговорил горец, крепко сжимая руку Евсевия выше локтя своей широкой пятерней и слегка встряхивая. — Нет никаких рифов и гадов. Все в море остались. И вообще, пожалуй, лучше я скажу речь: сейчас мы спускаем лодку на воду, ставим парус… то есть вставляем весла в уключины, и отваливаем.

— Вот речь, достойная благородного человека, — заметил Полагмар. — Но я бы предпочел перед этим подкрепиться.