«Мы одной крови». Десант из будущего - Юрий Валин

– Не верите? – обиделся майор. – Да вы на Евгения не смотрите. Он невестой и университетской учебой замучен. У нас стандарт комплекции вроде как у меня или старшего лейтенанта. Здоровяки! Старший лейтенант, между прочим, на чистом рыбьем жире вскормлен. Да там у него, в балтийском анклаве, даже курей рыбьей мукой вскармливают. Дешево, калорийно, удобно. И никаких карточек. Хоть ужрись той курой тресковой. Потом на воды в Швейцарию или, к примеру, в Турцию поезжай, лечись, приводи печень в порядок. Хотя и от крепости желудка многое зависит. Вот наш Валерий Сергеевич, к примеру…

– Товарищ майор! – не выдержал наверху старлей.

– Коваленко, вы на посту или я именно для вас радиоточку изображаю? – ласково осведомился у невидимого часового Попутный. – По прибытии на базу доложите начальству. Полагаю, придется вам ремонтом казарменного санузла заняться. Там у вас дозатор шампуня барахлит, да и биде пора бы поменять.

– Вот сука! – отчетливо сказала Шведова.

– Это ты, девушка, кому? – с любопытством уточнил майор.

– Это я про кур ваших рыбных. Их только собакам бродячим жрать. – Старшина оперлась о винтовку и плечо Торчка, встала. – Так, говорите, пора, товарищ майор?

Они шевелились. Сами. Леха, которого так и кривило набок, коренастый ефрейтор с тяжело набитым вещмешком. Девушка с лицом, вновь опухшим от комаров и слез, которых не замечала. Они ровно три года живут в войне. И еще почти год будут жить. До следующего мая. Если, конечно, доживут.

Майор, не оглядываясь, уходил кромкой болотца. Автомат под рукой, капюшон накинут – вот же гад неутомимый. Вытягивалась цепочка опергруппы. Съехал с обрывчика Коваленко.

Женька ковылял, дожидаясь, когда одеревеневшие ноги оживут. Потихоньку начали гнуться, Земляков догнал скрюченного радиста:

– Л ex, давай-ка мне диск запасной.

– Да, товарищ лейтенант, вы и так все у меня забрали.

– Давай-давай, на месте сразу верну. А мне для равновесия пригодится.

К озерцу вышли. Песок под ногами почти ровный, плотный, удобный. Лешка неуверенно оглянулся.

– Да спрашивай, пока никто не слышит, – пробормотал Женька.

– Если как бы представить… Ну, предположить в принципе. Про карточки и заграницы майор загибает?

– В общем-то, нет. Насмешничает, конечно. Но по сути, правда. Только знаешь, счастья нам это изобилие не добавило. Народ недоволен. И тем, что дороговато, и вообще…

– Сажают? Вредителей много?

– Фиг его знает. В смысле, за вредительство уж точно очень немногих гребут. Вот дураков по пьяни, за воровство, за иное жульничество – этих хватает.

– Странно, – сказал радист. – Карточки отменили, жить можно, а не живется. Еще война будет?

– Так, локальные. По окраинам, – Женька вздохнул. – Большая, может, и будет, но в будущем. А ты о репрессированных… Сидит кто из родных?

После паузы Леха пробормотал:

– Если честно, не знаю, товарищ лейтенант. У бати брат был, дядька мой. Комбриг, орденоносец. Сгинул в 38-м. Вместе с семьей. Тетя Вера, сын их, тезка Лешка – на год меня старше. Мы к ним в Одессу в гости ездили. Отец через год письмо в органы написал. Ответили уклончиво – мол, местонахождение неизвестно. Комбрига и неизвестно? Не верится как-то. Может, спросите майора вашего? Он, кажется, все про всех знает.

– Спрошу при случае. Но результат, сам знаешь…

– Да понятно. – Леху заметно покачивало, набок клонило…

Снова лес… Чуть меньше комаров, зато больше сучьев. Ноги заплетаются, шаг ускорить не выходит.

Хрипит Попутный, гонит. Сам уже не шариком скачет… Пьяные, все как пьяные, ноги не держат. «Вы на зубах, у вас же не вставные… на морально-волевых… – хрипит майор, – мы все не только русские, но местами и советские люди… Километр остался, верста…». Ох, верста чуть больше километра. Сдохнуть бы…

…Лес стал чаще, ельник… На мухоморы лучше не наступать – лишние следы. Так и лезут сволочи пятнистые под ноги. Господи, да где эти проклятые Нурмолицы?

За лесом все гудит, перекатывается канонада. Воюет десант. И на юге, если прислушаться, рокочет – ломит фронт 7-я армия, рвется к Олонцу…

19.30. Уперся десант – расширять плацдарм сил и возможностей уже не было. Шоссе и «железка» под контролем, на юге на 300 метров за Тулоксу продвинулись. Финны опомнились: с севера переброшены подкрепления, с юга подпирают отходящие от лопнувшего фронта части. Дороги финнам жизненно нужны. И напирают. Контратака, еще контратака. Сбить десант в озеро, расчистить дорогу…

Орудия канонерок работают, эти неуклюжие корыта с мощным вооружением сейчас главная сила. Но на правом фланге наши не удержались, отошли за реку…

Вечер наступает, бледный, северный, отдыха не дающий…

– Отдохнуть, оправиться-заправиться, – бодро хрипит майор и пытается отплеваться.

Нет уж сил двигаться, нет. Последнюю версту бесконечную вместе с Торчком помогали Лехе – валился с ног радист. Молча, беззвучно, даже особо траву не мял. Поднимали, шагал, опять валился. Мариша, молодец, сама брела. Даже винтовку и патроны не отдала. Дотащились. Впереди было болотце, за ним Нурмолицы. Чуть дальше, в двух километрах к югу, аэродром – взлетело там что-то, пропеллером звенящее, из чащи не видимое. Не подвело клоунское и морпеховское умение ориентироваться – вывели командиры точно.

…Лежал Евгений Земляков на спине, смотрел в небо белесое. Боль из легких потихоньку уходила, и ноги чувствоваться начали. Остальные сопели и хрипели на разные голоса, валялись среди оружия. Начальство, понятно, слабости не проявляло – на ногах держалось, с опушки обозревало район предстоящих действий.

– Он же толстый, как он может… – в изнеможении пробормотала Марина.

– Та помолчи. Вот же язык у тебя, Мариша… – Торчок замычал – ему периодически сводило икры.

– Я с физиологической стороны, – угрюмо пояснила старшина. – Человек такой комплекции просто не может…

– Может, – пробормотал Женька. – Что комплекция? Комплекция – это камуфляж. Специфика обязывает.

Помолчали, потом Шведова поинтересовалась:

– А что не камуфляж? Что у вашего майора настоящее? Портфель?

– Не знаю. Наверное, он насквозь камуфляжный. Вместе с портфелем. Но это не мешает ему дело делать.

– Да он же вообще гнилой… – начала сваливаться в обычную злость старшина, но тут неожиданно влез Леха:

– Вот вы что языками зря болтаете? Старший по званию есть? Есть. Задание нам понятно? Понятно. Худой он или толстый, будем ли мы с ним после войны за одним столом сто грамм поднимать, или обойдем десятой дорогой – разницы сейчас нет. Война. И другого командира нам никто не даст.

Торчок согласно хмыкнул.

Вообще-то правильно. Обсуждать начальство – дело бессмысленное. Как, впрочем, и разубеждать упертую Шведову Эх, опять у нее слезы на щеках. Понятно, кого вспомнила. Или это от комаров? С новой силой набросились, сволота зудящая. Женька поднялся на непослушные ноги, подобрал автомат:

– Гляну. Что-то начальства долго нет.

Начальство обнаружилось в двух десятках шагов: Коваленко рассматривал в бинокль приземистые избушки за болотцем, майор сидел разутый, морщась, массировал ступни:

– Вот склонность у меня к подагре и вообще совсем неправильный обмен веществ. Да. Здоровье ни к черту, жена бросила, девушки редко любят. А ты, Евгений, вместо того чтобы начальству косточки перемывать, мог бы догадаться, что ждут тебя для совещания в узком кругу.

– Виноват. Я думал…

– Нечего тут думать. Меня надо слушать. Я опытный, и должностной оклад у меня выше. Валера, отвлекись от этих курятников. Техническую часть вопроса мы совместно с бойцами обсудим. А сейчас, объясняю специфику момента…

Попутный объяснил. В принципе Женька ждал чего-то подобного. С самого начала было понятно, что майор волочет за собой лишних людей, чтобы свидетели имелись. Нет, была у Землякова версия, что и для отвлечения ненужного внимания Шведова с Торчком требуются. Видимо, и этот фактор учитывался – Попутный все к делу норовит приспособить. Но…

– Они должны увидеть как можно больше, – объяснил майор. – Когда их будут проверять и перепроверять, и Шведова, и Лешка должны иметь что порассказать. Чем больше увидят своими глазами, тем лучше. Разговаривать с ними будут долго, истину от плевел отделять весьма тщательно.

– А Торчок?

– Что Торчок? Захариевичу веры не будет. Вот человеку везет: и батяня у него какой-то Захария подозрительный, и биография с происхождением вообще не те. Год нашему Торчку впаяли шутейно, за анекдотец. Статья 58 часть 10, мелочь, но пятнышко-то зияет. Судимость есть судимость.

– Судили? За анекдот? – ужаснулся Коваленко.

– Полагаю, наш ушлый расстрига языком не случайно трепанул. Ему и «червонец» мог светить.

– Он что, попом был? – офигел Женька.

– Весьма интеллектуальным. Богомаз-теоретик. Гимназия, затем Таврическая Духовная семинария. На канонах и крымских святых угодниках собаку съел. Отож, отнюдь не десятилетка Марины нашей Дмитриевны. Впрочем, глубокое знание культовой живописи к нашей стратегической цели никоим боком не прицепишь.