Чародейский рок. Чародей и сын - Кристофер Сташеф

Крестьяне похватали дубинки и пошли на тварей. Люди кричали и осыпали чудищ ударами, но те словно бы и не замечали ни шума, ни избиения. Дошагав до воды, они вошли в озеро.

— А ну, задайте им жару, ребята! — крикнул Род.

Магнус и Джеффри взлетели в воздух. Оба выхватили шпаги и полетели навстречу шарообразным чудищам. Мальчики принялись колоть их шпагами, но оба поедателя раковин не обращали никакого внимания ни на них, ни на Корделию, которая, оставшись на берегу, щедро осыпала их палками и камешками. Наконец Джеффри утратил всякое терпение и резко спикировал вниз. Он размахнулся изо всех сил и ударил одно из чудовищ шпагой. В следующее мгновение вверх взметнулся нос-хобот, обхватил лезвие шпаги и притянул к воде. Джеффри шлепнулся в озеро, чудище нависло над ним. Гвен вскрикнула, оседлала метлу и понеслась над водой подобно ракете. Она ловко развернулась и ударила чудище по макушке рукояткой метлы.

Род вскочил верхом на Векса.

— Вперед!

Грегори, стоявший на песчаной отмели рядом с раковинами, пристально, сощурившись, смотрел на носатых чудовищ.

Неожиданно в воде образовались две глубокие воронки, а потом на поверхность вместо шарообразных злодеев всплыли два прямоугольных предмета без глаз и носов, зато с ремнями и пряжками.

Род вытаращил глаза.

— Это оптический обман или мой сын действительно превратил этих поедателей ракушек в…

— В пару чемоданов, — закончил за него начатую фразу Векс. — Именно это он и сделал, Род. Глаза тебя не обманывают.

Джеффри свечкой вылетел из воды, подлетел к брату и благодарно похлопал малыша по плечу.

— Ну ты даешь, братец! И как только придумал!

Грегори покраснел от смущения.

— Ну так ведь эти зверюги наверняка были скроены из ведьмина мха, понимаешь? Ну так я и направил на них свои мысли и велел им превратиться во что-нибудь безвредное.

— Тысяча благодарностей, — прозвучал дрожащий голосок одной из ракушек.

— Да, да, — подхватили еще три хором, а четвертая добавила:

— Если тебе когда-нибудь что-то от нас понадобится, только скажи.

— О… — растерялся Грегори. — Могу только попросить вас о том, чтобы вы и дальше сохраняли здесь самую-самую лучшую музыку, чтобы здесь можно было отдохнуть сердцем и душой.

— И ушами, — проворчал Род.

— О, это мы с радостью! — заверили малыша ракушки. — А еще мы всегда будем воспевать тебя!

Грегори снова покраснел.

— Ой, не надо! А то я так и буду краснеть. Вы лучше просто пойте хорошие песенки, как раньше.

— Как скажешь, — проговорила раковина-баритон. — Но мы обязательно споем о тех, кто защищает слабых.

— Если так, — сказал Грегори, — то я могу только похвалить вас.

— Ну, тогда пойдем и поищем тех, кто слабых обижает. — Род решительно взял сына за руку и повел от берега. — Ты что-то сказала, Гвен?

— Да, супруг мой, — ответила Гвен, глядя в небо. — До темноты нам надо пройти еще несколько миль. — Магнус, Корделия, Джеффри! Пойдемте!

Дети развернулись и зашагали по песчаной косе.

— Вообще-то я бы лучше остался, — признался Джеффри.

— Ты бы остался? Что я слышу? Это при том, что впереди нас, может быть, ожидает сражение?

— Ты уверен? До сих пор ничего такого боевого нам не попадалось.

— Понятно. Стало быть, ты засиделся на диете. — Род остановился и огляделся по сторонам. — Да, тут особо не разгуляешься.

— Магнус! Корделия! — крикнула Гвен. — Я кому говорю?

— А? Что?

— Мы сейчас, мам! — Корделия на полной скорости рванулась вслед за родителями верхом на помеле. — Музыка у них такая красивая…

— Прости, мама, — вздохнул Магнус, поравнявшись с родителями. — Они вправду хорошо поют.

— Прощайте, славные раковинки! — крикнула, обернувшись, Корделия.

Песенка на несколько мгновений прервалась, ракушки забормотали слова прощания. Гэллоуглассы наконец тронулись в путь, а вслед им прозвучало:

— Приходите к нам еще!

А потом песенка зазвучала вновь.

21

От озера Гэллоуглассы ушли отдохнувшими и свежими, но на них тут же снова обрушилась музыкальная канонада. Они шли за дирижаблем, маячившим вдалеке, и вот наконец, ближе к вечеру, когда у всех уже подкашивались ноги и кружились головы, семейство одолело перевал и увидело лежавшую в котловине деревню. Деревушка мирно дремала в лучах заходящего солнца, крестьяне возвращались с полей, забросив на плечо мотыги. Из дыр в соломенных кровлях тянулся синеватый дымок. Женщины выходили за порог, чтобы переброситься словцом-другим с соседками, и возвращались в дом. Девочки-подростки приглядывали за малышами, загоняли по курятникам цыплят. На лужайке для деревенских сходов парни гоняли надутый бычий пузырь.

Магнус обвел деревню взглядом, потом присмотрелся внимательнее.

— Поглядите! — вырвалось у него. — Здесь вся молодежь на месте!

— Да, и все каким-то делом заняты, не только музыку слушают, — улыбнулся Род. — Это вселяет кое-какие надежды. Пойдемте-ка поинтересуемся, как им это удается.

Семейство спустилось по склону холма и остановилось перед большим домом, над дверью которого на шесте был подвешен пучок хмеля.

— Сухой, как веник, — отметил Род и сделал вывод: — Стало быть, здесь подают старый эль.

— Помню, ты как-то раз говорил, что старый эль лучше, — тут же нашелся Магнус. — Давай зайдем, папа. Хотя бы маме готовить не придется.

— Кому-то не нравится моя стряпня? — поинтересовалась Гвен, когда все переступили порог местной харчевни.

— Да нет же, мамочка, — успокоила ее Корделия. — Но ты же сама говорила, как тебе надоело готовить. Разве не хочется отдохнуть от походного костра?

— Ладно, потерплю, — усмехнулась Гвен.

Все сели за стол.

Кабатчик одарил гостей изумленным взором и поспешил поприветствовать.

— Милости просим, милости просим, судари и сударыни!

— Мы просто путешествуем, — успокоил его Род. — Мне бы кувшинчик эля, любезный, да нам всем чего-нибудь поужинать. Найдется?

— Найдется, сударь, как не найтись. Тимон, эй!

Из задней комнаты вышел долговязый подросток, увидел Гэллоуглассов и дружелюбно улыбнулся. Потом разглядел Корделию и улыбнулся еще более радостно. Девочка ответила ему улыбкой и сразу оживилась. Магнус кашлянул и сказал:

— Вечер добрый, дружище!

— И вам также, — стараясь не пялиться на Корделию, отозвался Тимон и спросил у хозяина: — Чего принести, отец?

— Эля, сынок, да побыстрее, для наших славных гостей.

— Эля только для нас двоих, — уточнила Гвен. — А остальным, пожалуйста, воды.

— Хорошо, хорошо. Стало быть, еще воды, сынок.

— Будет сделано, отец.

Тимон развернулся и исчез в дверном проеме.

— «Отец»? — усмехнулся Магнус. — Как-то слишком официально.

— Некоторые предпочитают обращаться к отцам именно так, — отозвался Род. — Но вы, все четверо, выбрали обращение «папа».

— Если так, то с этих пор я тебя буду звать «отец». Зачем же тебя обижать? Все, решено. Скажи, отец… Ой, нет… — И Магнус схватился за живот и сложился пополам от неудержимого хохота.

Род нахмурился и посмотрел на Гвен.

— Что смешного?

— Не знаю, — пожав плечами, отвечала она. — По-моему, ничего, просто слово «отец» для них непривычно, вот и все.

Тут и все остальные дети начали улыбаться и посмеиваться.

Вернулся Тимон с подносом, поставил на стол перед каждым по кружке и сказал:

— На ужин осталась только похлебка, уж простите, милорд и миледи. Не ждали вас.

— Мы с удовольствием поедим вашей похлебки, — заверила юношу Гвен. — А хлеб найдется?

— Найдется, само собой!

Магнус поморщился, немного переиграв при этом, и спросил:

— Как только вы выносите этот жуткий шум?

— Шум? — переспросил Тимон, склонил голову к плечу, прислушался. — А, это вы про ту музыку, которую камни играют, спрашиваете? А она еще звучит, оказывается!

Корделия вытаращила глаза.

— Как можно о ней забыть?

Тимон пожал плечами.

— С месяц назад мы только и делали, что торчали на лугу и плясали под развеселые напевы, а вот в последние дни как-то перестали вообще музыку эту замечать.

— Тимон!

— Да, отец! — Юноша лучисто улыбнулся Гэллоуглассам. — Кажись, ваша похлебка готова.

Он поспешил к двери, ведущей в кухню.

— Вот оно, оказывается, как, — глубокомысленно изрек Магнус.

— Но как же они сумели перестать замечать музыку? — продолжала удивляться Корделия.

Джеффри пожал плечами.

— Ну, наверное, она им попросту прискучила. То, с чем давно знаком, не так ценишь. И все-таки верится с трудом — при том, как оглушительно звучит музыка.

— При любом уровне громкости, — услышали все мысленный голос Векса, — можно игнорировать звуки, если люди пресытились ими. Некоторые ученые утверждают, что разум защищает себя от перегрузок, приобретая бесчувственность и блокируя любые раздражители.