Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 31. Ефим Смолин - Несущий Слово
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но наши органы сегодня сильны, как никогда. Поэтому, учитывая неотвратимость, предлагаю вам сегодня, так и быть, погулять, а завтра — явиться с повинной. А мы, учитывая столетие и все такое, будем ходатайствовать о всеобщей амнистии…
«Летучая мышь»
К юбилею постановки знаменитой оперетты Иоганна Штрауса
Ой, бедный я, бедный Иоганн Штраус! Ах, зачем только я родился в 1825 году в семье одноименного композитора, ой, бедный я, бедный создатель пятиста произведений танцевальной музыки, ой, горе мне, классику «венского вальса»!..
Ой, я несчастный основоположник танцевальной оперетты, для которой характерны мелодическое богатство, разнообразие музыкальных форм, заражающий темперамент и экспрессивность! Ой, зачем только я насыщал музыку оптимизмом и юмором, зачем делал устойчивую опору на народные песенно-танцевальные ритмы Австрии и Венгрии?
Зачем это все? Почему я вообще не умер в 1899 году, согласно музыкальной энциклопедии, где я нее это про себя вычитал? Зачем? Чтобы дожить до такого позора?
Это что? «Летучая мышь»? Нет, артисты неплохие, музыка — гениальная… Но либретто! Либретто — никуда не годится!..
Не годится для России! Я ведь знаю эту страну, я уже бывал здесь! Первый раз приехал на гастроли еще в 1856-м, я хорошо помню — у меня тогда один поэт сто лир одолжил. Он тогда в Италию собирался… Я, говорит, не фуфло какое-нибудь, я поэт, я отдам… Я и потом приезжал — в 65-м, 69-м, 72-м, все хотел должок получить… Но он мне только говорил: «Что ты! Откуда у меня? Кому сейчас на Руси жить хорошо?.. Нет, если ты у меня последнее забрать хочешь, тогда, конечно. Кажется, где-то оставалась у меня одна лира…» И роется, роется в дырявом кармане, за подкладкой посмотрел, потом снял ботинок, в носке поискал…
Потом говорит: «Нет. Вспомнил. Поздно ты приехал, Иоганчик. Была у меня одна лира, но я ее как раз вчера посвятил народу своему…»
Нет, я давно понял — тут своя специфика… (Тычет пальцем в либретто.) Ну что это? Ну разве может здесь иметь успех оперетта, где фамилия главного героя — Айзенштейн?..
Да, его сажают в тюрьму. Понимаю: Айзенштейн в тюрьме — тут это может понравиться… Но за что? За финансовые нарушения! Ну кто в России сегодня поверит, что человека сажают за какие-то там финансовые нарушения? Тем более что это не человек, а Айзенштейн? Да еще на такой большой, немыслимый для России срок — четыре недели!
И ведь авторы либретто сами чувствуют эту фальшь! Не случайно же появляется адвокат и говорит, что ему удалось скостить срок до восьми дней… Но это не спасает, нет! Во-первых, для этой чудесной страны и восемь дней за финансовые нарушения все равно много! А во-вторых, где вы тут видели так плохо одетых адвокатов — котелок какой-то, обшарпанное пальто… Да не ходят они так! Клянусь Резником! Падвой буду!..
Вот то, что он вместо тюрьмы идет на бал, гуляет и танцует в обнимку с прокурором, — это как раз в России поймут, это нормально, это они интуитивно угадали. Можно было еще вместо тюрьмы уехать в Париж, обследоваться… Но бал тоже неплохо. Только почему все танцуют в масках? Если это День милиции и танцуют омоновцы, то так и скажите! А если это просто светское общество надело маски, потому что боится журналистов, то почему не танцует Минкин?..
И что это за князь Орловский, которого играет женщина? Если это оперетта о трансвеститах, то надо предупреждать — тут же и дети есть…
И что это за одежда на русском князе? Черкеска, папаха… Это кто — Масхадов, что ли? Но почему тогда уж не поет его друг Борис Абрамович?
И почему тогда все арии на немецком языке? Что это за князь, который поет по-немецки, а потом танцует лезгинку? Только что не кричит при этом «хальт, хальт, хэндэ хох»…Ну, кто вам сказал, что в России знают немецкий? Почему не поют переводчики?..
Теперь с этой Розалиндой. Мне даже говорить неловко. Так не знать менталитет местных дам… Чтобы русская женщина, заподозрив, что ее муж гуляет, надела костюм летучей мыши и отправилась в нем за ним подсматривать… Да она даже проверять не будет — сразу сунет ему в щи летучую мышь, чтоб больше не бегал…
Нет, с таким либретто провала не избежать, и меня тут совсем забудут…
И так-то уже не узнают! Сейчас, у Театра эстрады, меня толкнул молодой человек. О, я не обиделся, тем более что он инвалид — у него пальцы вот так вот (делает пальцами «козу») скрючены, видимо, после полиомиелита…
Я только спросил: «Вы хоть знаете, кого вы толкнули? Я — Штраус…»
Он говорит: «Извини, отец. Но ты тоже пойми: как я могу тебя узнать, если когда вас по телику показывают, вы все время, Штраусы, голову в песок прячете… Это вообще еще доказать надо — Штраус ты или не штраус…»
Я говорю: «Чем же вам доказать?»
А он: «Ну, болтают типа того, что у Штрауса самые большие яйца…»
«Кто это вам сказал?»
Он говорит: «Дроздов из «Мира животных»…
Боже мой, неужели это все, что будут помнить о Штраусе?
Нет, надо было, надо было, чтобы либретто для России переделал именно русский писатель! И я ведь обращался — к самому крупному! Но он мне говорит: «Не могу, сейчас некогда — работаю над книгой о приватизации…»
И потом он столько запросил! Я говорю: «Вы с ума сошли!» А он: «Так я ж не себе, я 95 процентов перечисляю в фонд помощи оставшимся без работы… министрам…»
Да, катастрофа неизбежна! Впрочем…
Впрочем, не рано ли ты отчаиваешься, Иоганн? В этой загадочной стране ничего нельзя знать наперед…
К юбилею Аркадия Арканова
Выступление обвинителя
Уважаемая публика, уважаемый суд, уважаемый конвой… В общем, все, кроме подсудимого…
Господин судья! Рад видеть именно вас на этом процессе. Нам известно, что подсудимый сделал все, чтобы вас тут не было. Да, он пытался отвести судью, отвести в сторонку и что-то ему предложить. Нет, мой дорогой! Нет таких денег, за которые можно было бы его купить! У вас нет… Сегодня все так дорожает, судьи тоже…
Тогда вы попытались убрать судью другим способом, испытанным сначала на Ковалеве, потом на Скуратове. С помощью девочек. Но в