СССР: вернуться в детство-3 - Владимир Олегович Войлошников

— Документы надо.

— Моё свидетельство о рождении у меня в портфеле. И твоё тоже. Ты не знал?

— Как я мог забыть, что ты всегда всё таскаешь с собой! — Вова слегка закатил глаза. — Пошли.

Музыкалка находилась на ГЭСе. В стареньком (ой, простите, пока ещё не настолько стареньком) двухэтажном здании. На входе дежурила строгая вахтёрша.

— Вы к кому?

— Извините, а Шаманов Николай Иванович здесь работает?

— Да. А вы по какому вопросу?

— По семейному. Это мой дядя.

— А-а! — вахтёрша заулыбалась, сразу превратившись из суровой охранницы в просто бабушку. — Ну, тогда второй этаж, направо и до конца.

— А, так Николай Иваныч в этой школе директор? — спросил Вовка, пока мы поднимались наверх.

— Надеюсь, что уже директор. И также надеюсь, что он не откажется нам по-семейному помочь.

В правом коридоре был отделён кусок, за которым располагались два кабинетика: секретарский и директорский. Во всяком случае, на это намекали таблички на дверях. Мы постучались в директорскую дверь, но дядя Коля (молодой такой, я аж растерялась, его увидев), выскочил на стук из секретарской, с какими-то бумагами в руках:

— Ребята, вы ко мне?

— Здравствуйте, — чинно сказал Вова, а я:

— Здрассьте, дядя Коля!

— Ой, Ольга! Не узнал тебя, совсем большая стала… Минутку, мне тут надо немножко… — он снова исчез в секретарской. Из-за приоткрытой двери донеслось про какие-то приказы, и что к какому числу следовало напечатать… — Пойдёмте!

Мы гуськом прошли в директорскую и уселись за длинный полированный стол, приставленный торцом к директорскому письменному. Посреди стола многозначительно возвышался хрустальный графин в окружении шести довольно толстостенных хрустальных стаканов.

— Ну, рассказывайте, — дипломатично предложил Николай Иванович.

И мы рассказали, что вот, хотим поступить, понимаете ли, в музыкалку. А мама с маленьким дома, не может прийти, поэтому мы сами. Да, мы вдвоём, и Вова с нами живёт, потому что у него отец уехал, а он теперь у нас.

По-моему, Николай Иваныч решил, что Вовка — мой двоюродный брат со стороны маминой родни или типа того. И вообще озадачился.

— А мама-то точно знает, что вы пришли?

— Конечно, у нас и документы с собой!

— Документы — это хорошо, — он потёр лоб. — Но дело в том, что обучение-то ведь платное. Если вы, допустим, пойдёте на полифонические инструменты — баян, аккордеон, фортепиано — стоимость обучения довольно дорогая, двадцать три рубля в месяц.

— Я не очень пока понимаю, что такое «полифонические», — я потянулась к портфелю. — А оплата у вас как? Сразу? Или через почту? Мы бы месяца за три сразу оплатили, чтоб не бегать.

— Так, погодите, — Николай Иваныч умиротворяюще поднял ладони, — сперва же нужно вас прослушать, так? А то вдруг вам медведь на ухо наступил…

Мы пошли к пианино (здесь же, в кабинете) и выполнили необходимые действия: угадывали на слух звучащие клавиши, чего-то пели и отстукивали. Угадали не всё, но Николай Иваныч сказал, что бывает и хуже, дело наживное. Или, как говорит мой папа: просто надо потренироваться.

— Ну, хорошо. Слух у вас есть, для обучения вполне достаточный, ну, разве что кроме скрипки. А! Чуть не забыл самое главное! Какой инструмент?

— Гитара, — как само собой разумеющееся ответила я. Ну не аккордеон же, в самом деле? Куда мне с моим слабым позвоночником. Да и таскать гитару на какие-нибудь мероприятия куда проще.

А вот Вовка меня удивил прям страшно:

— Саксофон.

По ходу дела, Николай Иваныч тоже удивился. Аккуратно начал спрашивать: а действительно ли саксофон, такой серьёзный инструмент, да и дорогой… Может, домра, например? Но Вовка стоял твёрдо: саксофон, и точка.

— Сколько это будет стоить? — уточнила я. — Тоже двадцать три?

— Нет, — Николай Иваныч раскрыл какой-то журнал и что-то бегло туда записывал, — обучение на всех инструментах, кроме тех, что я назвал вначале, стоит полтора рубля в месяц.

— Полтора?.. — не поверила я своим ушам.

Это что за дискриминация клавишников???

— Да, полтора рубля.

Офигеть, граждане…

Не знаю, как официально проходили прослушивания прочие дети, но для нас на этом всё завершилось. Последней формальностью были два заявления, которые мы составили под руководством секретарши по стандартному образцу с поправкой на нестандартную Вовкину ситуацию, потом носили домой, маме подписать (она, кажется, даже обрадовалась, что хоть куда-то мы будем ходить регулярно, как белые люди), потом отнесли обратно в музыкалку (чтоб уж закрыть гештальт). Оплатить сразу не получилось. Поскольку сперва приказы на зачисление, потом работает бухгалтерия Управления культуры, всем присваивают личные счета (или лицевые? — я не очень поняла, как правильно)… Такая, короче, тягомотина. В августе придём и заплатим.

Потом мы ещё зашли в книжный — как не зайти, когда по дороге? А там чёт столько интересного! Накупили, снова занесли к нам на квартиру, сильно уж много получилось. Нет, пару книжек сразу оставили почитать, а остальное Женя завтра завезёт. Да пока чай попили, с Федькой поиграли. Протележились до вечера.

— Может, ночевать останетесь? — тревожно предложила мама.

— Да ну! — хором замахали руками мы. — Бабушка-то запаникует! День прибавился, вечер вон какой светлый, нормально дойдём.

И вообще, там у нас вся жизнь организована. Почапали на дачу.

ЛЕС

До нижних гаражей* дошли, я посмотрела на тропинку, уходящую сквозь лес к садоводствам — наш последний рывок (и опять подъём!) — и проворчала:

— Да сколько можно ходить? То в гору, то под гору…

*Это остановка такая,

от которой есть сворот к дачам.

— Ходи-ходи! Тебе полезно! — не поддался на провокацию Вовка и жалеть меня не стал.

А какой у нас был выбор, с другой-то стороны?

Мы потопали через лес.

— Саксофон надо покупать, — сказала я.

— И гитару.

— Ага. Завтра днём, может, в музыкальный магазин смотаемся?

— Давай. Правда, сомневаюсь я, что там выдающиеся образцы будут предлагаться.

— Ну, с чего-то надо начинать?

День, конечно, здорово удлинился, но живём-то мы, фактически, в предгорьях. Солнце как раз закатилось за западные сопки, и, хотя небо оставалось светлым, на лес немедленно спустились серенькие, пока ещё прозрачные сумерки.

— Чёт мне не по себе как-то…

Я оглянулась. Натурально, вдруг накрыло ощущение… неправильности, что ли?

— Подожди-ка, — Вова накинул вторую лямку ранца и решительно двинулся в сторону от тропы.

— Ты куда?

Он только махнул мне, мол — сейчас сама всё увидишь. А-а, поняла я. Вон, ветка большая надломлена висит, по-любому её сре́зать собрался. Я потихоньку пошла по тропинке. Так и так он меня догонит, я его вон насколько мельче, шаг короче. Он и зовёт меня «карабатулька». Любя, конечно. Я невольно ускорила шаг, стремясь доказать сама себе, что хожу я ничуть не хуже Вовы, тропинка поднялась на очередной взгорок и нырнула в ложбинку. И я чуть не вре́залась в дядьку неопределённого возраста.

— Ой, извините.

Ответный взгляд сквозь очки показался мне отвратительно липким. И почему-то знакомым.

— Ты что, одна? — спросил дядя и заглянул мне за спину. А там, естессно, пустота. Я хотела умно спросить: «Вы с какой целью интересуетесь?» — но тут дядя с неприятной цепкостью ухватил меня за запястье и дёрнул в сторону от тропы.

— Э! — только и успела выдать я — глаза отфиксировали летящую в лицо ладонь, ноги сами присели, тело подкрутилось — всё-таки не зря Вовка меня заставляет периодически всяким рукомашеством и дрыгоножеством заниматься. А я не люблю. Синяки потом. Но это всё я позже подумаю, а пока я присела, но вывернуться из захвата не успела. Хуже того, болью обожгло всю черепушку… Тоже потом я пойму, что этот мудак меня за косы ухватил. И даже проволок. Метра два. А пока стало шумно. В панике я плохо звуки идентифицирую. Я тюкнулась затылком о тропинку и перекатилась на бок. Желудок неожиданно подкинуло к горлу, и мамины угощения фонтаном вылетели в траву. Обидно стало, ужас. Я согнулась, отплёвываясь — и вспомнила, где этого урода видела! Даже видео с процесса. Гнусная харя…

Вытерла рот. Поднялась.

Мужик стоял, прижимаясь спиной к берёзе, баюкая руку, с которой текло красное, расплываясь по светлому рукаву рубашки, по брюкам… Губы отвратительно распустились. Испугался,