Толстяк - Александер Минковский

Мы добрались до знакомого дома. На лестничной клетке было темно, и Витек на ощупь нашел кнопку звонка. Однако на звонок никто не отозвался. Может быть, Май лежит один или заснул и не слышит звонка? Я тоже нажал на кнопку, а потом принялся стучать. Тишина.

— Странно, — пробормотал Витек. — Кто-то же должен быть дома. Одного его не оставили бы.

Он постучал еще раз. На стук открылась дверь соседней квартиры и показалась женская голова в папильотках.

— У них никого нет.

— Как же это? — Я не верил своим ушам. — Неужто Май успел выздороветь?

— Примерно час назад его увезла в больницу «скорая помощь», — объявила голова в папильотках и скрылась за дверью.

Мы молча шли по лестнице, мрачные и подавленные. Коваль надвинул кепку на глаза и втянул голову в плечи, будто ему было холодно. Меня же охватил страх: а что, если Май… Чепуха! Даже и думать о таком не следует… Май скоро выздоровеет, не может быть в этом никаких сомнений. В больнице ему обеспечат уход, там есть все необходимое, и он быстро выздоровеет. Конечно же, именно так и будет. Нет оснований для беспокойства.

— Нет оснований для беспокойства… — Оказывается, я произнес это вслух.

— Что? — не понял Коваль.

— Он быстро выздоровеет, вот увидишь. Должен же он выздороветь…

Коваль не отзывался. Мы медленно шли вдоль улицы. Темнело. С востока накатывалась иссиня-черная темнота, а на западе с ней еще боролся угасающе-красный диск солнца. Над ткацкой фабрикой, где строили новый цех, подымались тучи строительной пыли.

— Привет, — сказал Коваль. — Мне в ту сторону.

Мне хотелось удержать его, попросить, чтобы он остался со мной. Но так и не решился. Едва коснувшись поданной руки, я заторопился домой. Мамы я не застал и сразу же разложил на столе тетради и учебники, но уроки как-то не шли мне в голову. Раз пять я перечитывал одну и ту же задачу, но так и не смог понять, о чем в ней говорится. Оставив на столе тетради, я вышел во двор. У сарая стоял велосипед. Вскочив в седло, я помчался сначала по улице, потом по шоссе, выехал на знакомую тропинку, ведущую к озеру. Когда я остановился на берегу, рубашка у меня была мокрая от нота.

Здесь я впервые встретился с Маем. Думал ли я тогда, что он станет моим другом? Что я так тяжело буду переживать его болезнь и что разлука с ним покажется мне невыносимой мукой?

Я уселся на ствол поваленного дерева и спрятал лицо в ладони, прислушиваясь к журчанию воды, шелесту веток, ленивому кваканью лягушек. На вербе дуэтом щебетали два воробья. Мне стало холодно. Оглядевшись, я вдруг заметил, что небо успело потемнеть, а вода казалась уже совсем черной.

Сев на велосипед, я нажал на педали. Несколько раз меня подбросило на выбоинах, но вскоре я выехал на шоссе.

До меня долетели какие-то отрывистые звуки, будто кто-то хлопал по надутым бумажным кулькам. Три… пять… семь… Они доносились со стороны города.

Я прибавил ходу. Когда же к этим отрывистым звукам присоединился фабричный гудок, я понял, что это — выстрелы.

Я промчался мимо нашего дома и направился к центру города, куда уже торопились группами люди. Рядом с нашей школой стоял вооруженный карабином милиционер.

— Стой! Улица перекрыта.

Я увидел цепь милиционеров с автоматами, окружающую школьное здание.

— Что случилось? — спросил я, слезая с велосипеда.

Милиционер с карабином не ответил и побежал в сторону зевак, которые пытались прорваться сквозь цепь.

— Облава, — сообщил прыщавый подросток женщине в мужской кожаной куртке. — Бандитов ловят.

— Бандитов? — переспросила женщина испуганно.

— Их было двое, — пояснил прыщавый. — Они скрылись на территории монастыря.

— Никакой это не монастырь, а школа, — вмешался я. — Теперь их наверняка поймают.

— Дай бог, — вздохнула женщина. — Война уж когда кончилась, а эти все не дают людям жить…

Милиционер с карабином никак не мог справиться с напирающей толпой, и на помощь ему пришли еще двое.

— Расходитесь, граждане, расходитесь!

Люди уступали неохотно. Однако на толпу подействовал тот аргумент, что шальная пуля может попасть в кого-нибудь из зрителей. И тут, как бы в подтверждение этих слов, снова загремели выстрелы.

Я вернулся домой и стал с нетерпением дожидаться отца, которому наверняка будут известны результаты облавы.

Наконец он пришел.

— Поймали их? — сразу же спросил я.

— К сожалению, нет, — ответил он. — Как в воду канули. Милиция обыскала все здание, но безрезультатно. Наверное, им удалось через ограду перебраться на территорию садовых участков, а оттуда в лес.

«Интересно, — шептал я про себя, лежа в постели, — очень все это интересно складывается…»

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Больница. Уж не историк ли? Перышко исчезло. Цирк. Мотоцикл Витека. Гитлеровцы схвачены

Больница размещалась в большом сером здании, перед фасадом которого росли тополя. Вокруг больницы распростерся парк, грустно шелестевший в это время пожелтевшими листьями. Крыша больницы, покрытая оцинкованным железом, опавшие листья, посыпанная гравием дорожка, — все было мокрым от дождя.

— Зайдем? — спросил я Витека.

— Лучше подождать, — ответил он. — Подождем, когда его мать выйдет. Спросим у нее, можно ли к нему?

Мы расположились в ажурной беседке, летом наверняка весьма привлекательной, но сейчас продуваемой навылет резкими порывами ветра. Я присел на мокрую скамейку, поплотнее закутавшись в непромокаемый дождевик. Было холодно. Мы здесь уже в третий раз; до сих пор врач не пускал нас к Маю, каждый раз недовольно ворча, что тот не в состоянии принимать гостей. Может быть, завтра или послезавтра, когда больному станет лучше…

— Она пробудет у него не более десяти минут, — произнес я, с трудом шевеля непослушными от холода губами. — Иначе она опоздает на работу.

— Посмотрим, — неохотно отозвался Коваль.

Мать Мая выходила из больницы точно без пяти минут четыре, чтобы к четырем попасть в комитет. Мы еще в прошлый раз хотели подойти к ней, но она шла с заплаканным