Трехглавый орел - Владимир Свержин

– Ты зря, Гришаня, насмехаешься. Мысль здравая, и для других масонов, пожалуй, что месмеровский магнит будет. Быть ли мне шефом тому клобу, я еще поразмыслю, но по-свойски доведи, что сию идею приняла благосклонно. И вот что еще, разузнай, правда ли сей полковник с масонством решил порвать или же какую каверзу удумал.

– Навряд, Кать. Преданный тебе секретарь его передал письмо, кое тот от аглицкого великого магистра получил. Там англичанин полковника по всей матери кроет за то, что он не желает в общую дуду дудеть и хочет искать свою тропку.

Вот и выпалила та самая винтовка, которую в первом акте на стену вешают. Не зря меня, видать, Баренс к Нетишицкому с письмецом посылал. Знал, выходит, кому оно в самом деле предназначается. Лишь бы не выяснили, кто именно господину полковнику пакет доставил. Незачем мне свое честное имя «пачкать» связью с масонами.

– Хорошо, свет мой, будем считать, что со здешними масонами на первых порах разобрались. Теперь курляндцы остались.

– А с ними-то что?

– Так ведь Калиостро с супругой... да-да, с супругой, и неча так глядеть, все про тебя, охальника, знаю... обратно в Митаву подались. Ему тамошнее масонское общество желает корону Курляндскую поднести. Чего, стервец, удумал! Я ему покажу корону! Жбан ему пивной на голову посадить велю вместо короны!.. Да, кстати, душа моя, все у тебя спросить собираюсь, да все как-то не с руки: это ты людишек посылал графские покои почистить?

– Матушка-императрица!

– Не величай меня матушкой! И рожу не криви, знаю, что ты. А искал чего?

– По правде говоря, немало интересного там сыскалось.

– Ну-ну, Гриша, давай говори, не томи.

– Да чего там токмо не было! Письмо от герцога Браун-шведского господину фон Рейхелю; письмо от герцога Орлеанского действительному статскому советнику Елагину; от графа Сен-Жермен графу Григорию Орлову; от великого магистра Мальтийского рыцарского ордена цесаревичу Павлу... Ну, прям не человек, а какая-то почтмейстерская контора.

– И что же в письмах тех?

– Так ведь, ваше величество, тут как раз случился ваш новый флигель-адъютант и все дело поломал.

– Да, ловок шельма. За то и ценю.

– Ума б ему поболее, – недовольно буркнул Потемкин.

– Ты об его уме не пекись, он мне без надобности. Ловкость же и верность свою он мне на деле доказал. И, полагаю, еще докажет. А вот ты, душа моя, о бумагах графовых повинен был мне сообщить немедля.

– Да что докладывать-то? Писем у меня на руках не осталось, а граф в тот же вечер из Петербурга утек. Бумаги же его, полагаю, сей же час после обыска в пепел обратились. Камдил-то наверняка Калиостро рассказал, что воры похитить у него намеревались.

– Ладно, прощаю тебя. Да только, видит бог, не верю я, Гриша, что ты токмо за политическими депешами людишек на графову квартиру посылал. Признавайся, чего искал?

– Да Катя!

– И нечего катькать, а то я тебя не знаю. Ну, говори – что? Рецепт варки золота? Эликсир юности?

– Всяко было, – вздохнул сконфуженный Потемкин.

– Гриша! Ну, я понимаю Орлов, неуч-верхохват, но ты же в университете обучался, должен бы понимать: невозможно из свинца золото варить, хоть ты сам с головы до ног ртутью облейся! Бредни вся эта премудрость!

– А Кингстоншу-то омолодил!

– Омолодил, – грустно вздохнула Екатерина, – твоя правда. А ты бы, значит, хотел, чтобы и я омолодилась? Молчи, молчи, по глазам вижу, что хотел бы... Я и сама хотела бы, да и кто ж того не хочет! Но только странность одна имеется: я по всей Европе разведать велела о людях, коих Калиостро омолаживал. Так вот, все они, без изъятия, через год, от силы полтора, либо умирали от неведомых болезней, либо в уме повреждались.

– А вон Кингстонша жива-здоровехонька. Да хороша, как маков цвет.

– Так ведь и года еще не прошло с тех пор, как он ее молодой сделал. Поживем – увидим, что с ней станется. Пока же господин шарлатанов великий магистр пусть посидит в Митаве. Неча ему в столице воду мутить. Ладно, – вздохнула императрица, – совсем ты меня растревожил. Ступай, одна хочу побыть. После вернешься. И вот еще что, не забывай, Гриша, что ты Военной коллегии вице-президент, полки Суворову на Волгу снаряди лучшим образом, сам мне за них ответишь. Смотри, чтобы ни в чем недостатка не было. Да не тяни, отправляй поскорее. А теперь ступай.

Ветер продолжал шуметь в соснах, и белки, подозрительно глядя на меня своими круглыми черными глазками, носились вокруг, выскакивая порой чуть ли не из-под ног.

– О, капитан, насилу пробился, – раздался на канале связи жизнерадостный голос Лиса. – К тебе, шо в Дом советов, не дозвонишься! С кем это ты там болтал?

– Новости слушал, – отмахнулся я. – Где тебя носит? Я уже устал ждать.

– Ой, да нэ журыся, кумэ, усе будет пучком!

– Как? – непонимающе переспросил я.

– Каком к низу. У меня для тебя тоже новость есть. Идя навстречу многочисленным заявкам руководства, в качестве мелкого подхалимажа в честь долгожданной встречи я возвращаю вам портрет, в смысле оригинал.

– Лис, ты с утра ничего не пил? – подозрительно начал я.

– Не-а, – обнадежил меня мой напарник, – я с вечера еще не останавливался. Ну, это к делу не относится. Ты мне тетку импортную, одна штука, заказывал?

– Гм-м. – Я все никак не мог привыкнуть к лисовской манере излагать оперативную информацию. – Заказывал. Только она... гм-м... не импортная, а, как это у вас говорится, изготовлена на экспорт.

– То все мелочи. Так вот я тебе ее щас доставлю в подарочной упаковке.

– Это она?

– Она-она, все, как ты описывал. Девушка 90-60-90 ищет приключений на нижние девяносто. Так вот, здесь она их уже нашла.

– Точно она?

– Ты шо, меня за дурака держишь? – обиделся Лис. – Я ее спросил: как звать? Она – Лизавета. Я ей тогда: Камдила знаешь? Она говорит – знаю. Так шо не извольте сомневаться. Опять же, мужики с ней были, и один действительно в военной форме. Только не улан.

– Хорошо, давай тащи ее сюда.

Лис намеревался еще что-то сказать, но нашу беседу прервал какой-то натужный скрип, сдавленное кудахтанье, и на вершину утеса, взметывая целый фейерверк опавшей хвои, выползло нечто, при ближайшем рассмотрении оказавшееся покосившимся от времени деревянным срубом на двух четырехпалых куриных лапах. Впрочем, лапы более напоминали страусиные в укороченном варианте, а еще точнее, мощные ходули какой-то доисторической птицы, название которой я никак не мог вспомнить.

Изба, едва не зацепив меня, добрела до самого обрыва и замерла, странно балансируя на одной ноге. «Сейчас вниз бросится, – ошалело глядя на бродячее строение, подумал я. – Это надо же, довели жилище!» Кто довел, я не успел уточнить. Небо вдруг локально потемнело, сосны изогнулись, и что-то темное со страшным свистом, напоминающим свист падающей авиабомбы, рухнуло с небес на камни. Я поспешил укрыться за соснами, не желая, чтобы это что-то случайно упало мне на голову. Однако, к моему удивлению, перед самой землей спускаемый аппарат резко затормозил, начисто игнорируя законы аэродинамики, и приземлился вполне мягко.

Пожилая леди, находившаяся в спускаемой капсуле, по-моему, мало переживала из-за негерметичности своего агрегата и колоссальной перегрузки, возникшей при столь стремительном спуске. Мадам ступила на земную твердь, откинула в сторону шест с пучком веток на конце и, уперев руки в боки, гневно обратилась к самоходной избе:

– Ну, и куда ты забрела, короед тебя заешь! А ну-ка повернись ко мне передом, к лесу задом, когда я с тобой разговариваю! – Строение оживленно закудахтало и начало переминаться с ноги на ногу. – Давай, давай, пошевеливайся! – командовала хозяйка халабуды. – Ты где, кстати, баню оставила? – Изба вновь оживленно закудахтала. – Ага, она тебя внизу дожидается, ей с утиными лапами по кручам карабкаться неудобно. А тебе, значит, удобно?! – Старуха гневно нахмурилась, но вдруг осеклась и начала нервно принюхиваться. – Чую-чую, человеческим духом пахнет. – Она вновь потянула носом воздух. – Не русским. Не хохляцким. Не татарским. Козья морда, даже не шотландским! Хотя не-ет, на шотландский немного похоже.

Последнее утверждение потрясло меня более всего увиденного. Вот уж не ожидал, что вот так, на нюх, можно определить слабую примесь шотландской крови.

– А ну выходи, кто бы ты ни был! – неожиданно мощно рявкнула «фея бродящего домика».

Она вновь вооружилась своим шестом и оскалила в недоброй ухмылке тридцать два отменных зуба, не оставлявших ни малейшего сомнения в ее плотоядности. «Элиссон Гросс» [4], – прошептал я про себя и, выступая из-за дерева, обнажил свои богемские стволы. Над утесом нависла тягостная пауза. Старая колдунья настороженно глядела на пистолеты. Я, не менее настороженно, ловил каждое ее движение, не имея ни малейшего представления, чего ждать в подобной ситуации от такой милой леди.