Есенин, его жёны и одалиски - Павел Федорович Николаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Разочарованный, он возвращался в пенаты и тут встретил художника Г.Б. Якулова, своего приятеля и крепкого выпивоху. Георгий Богданович сообщил Сергею Александровичу, что вечером у него в мастерской на Садовой-Триумфальной, 10, состоится вечер, на который приглашена Дункан. Услышав это, Есенин помчался к себе, чтобы явиться в гости в надлежащем виде.
Айседора прибыла ближе к ночи. Её появление вызвало мгновенную паузу в многоголосье вечера, но тут же возобновился невообразимый шум. Явственно слышались только возгласы: «Дункан! Дункан!» На Айседоре был красный хитон, лившийся мягкими складками. Крупная женщина, она ступала легко и мягко, волосы, тоже красные, отливали медью. От ужина Дункан отказалась и возлегла на тахте в комнате, соседней с пирующими. Неожиданно в зале раздался крик: «Где Дункан?», и в комнату, как ураган, ворвался Есенин.
С. Есенин и А. Дункан
И тут случилось невероятное: два человека, никогда до этой минуты не встречавшиеся, сразу потянулись друг к другу. Есенин стоял на коленях перед Дункан, а она ерошила его волосы и говорила:
– Золотая голова! Ангел!
Но вдруг, отпрянув от него, воскликнула:
– Чёрт!
Окружающие были поражены: первые эпитеты были объяснимы – во внешности Сергея Александровича ещё сохранялись черты, за которые в юности его называли вербочным херувимом. Но чёрт! Надо было обладать большим жизненным опытом и колоссальной интуицией, чтобы угадать в поэте задатки бунтаря и хулигана.
А вот как вспоминала об этом Мэри Дести, подруга Дункан:
«Вдруг дверь с треском распахнулась, и перед Айседорой возникло самое прекрасное лицо, какое она когда-либо видела в жизни, обрамлённое золотыми блестящими кудрями, с проникающим в душу взглядом голубых глаз. Поэта и танцовщицу не понадобилось представлять друг другу. Это была судьба. Она открыла объятия, и он упал на колени, прижимая её к себе с возгласом:
– Айседора, Айседора, моя, моя!
До самой смерти Дункан признавалась, что всё ещё помнит, как его голубые глаза смотрели в её глаза и как у неё появлялось единственное чувство – укачать его, чтобы он отдохнул, её маленький золотоволосый ребёнок».
И.И. Шнейдер, секретарь Дункан, так передал потомкам своё впечатление об этой же встрече поэта и танцовщицы:
«Трудно было поверить, что это их первая встреча, казалось, они знают друг друга давным-давно, так непосредственно вели себя они в тот вечер.
Я внимательно смотрел на Есенина. Вопреки пословице “Дурная слава бежит, а хорошая – лежит”, за ним вперегонки бежали обе славы: слава его стихов, в которых была настоящая большая поэзия, и слава о его скандалах и эксцентрических выходках. Роста он был небольшого. При всём изяществе – в фигуре чувствовалась плотность. Запомнились глаза – синие и как будто смущающиеся, ничего резкого ни в чертах лица, ни в выражении глаз».
Илья Ильич передал нам и первое впечатление Айседоры о Есенине:
– Он читал мне свои стихи, я ничего не поняла, я слышу, что это музыка и что стихи эти писал гений.
…За окнами уже рассветало. Гости начали расходиться. Неохотно последовала за ними Дункан. Её сопровождали секретарь и Есенин. В подъехавшую пролётку Сергей Александрович уселся рядом с Айседорой.
– Очень мило, – заметил на это Илья Ильич. – А где же я сяду?
Айседора виновато взглянула на секретаря и похлопала себя ладошками по коленям. Шнейдер, конечно, отказался от «лестного» предложения и сел на облучок, извозчик полудремал. В одном из переулков на подъезде к Пречистенке он трижды объехал вокруг церкви.
– Эй, отец! – тронул Илья Ильич извозчика за плечо. – Ты что, венчаешь нас, что ли? Вокруг церкви, как вокруг аналоя, третий раз едешь.
Есенин встрепенулся и, узнав в чём дело, радостно засмеялся.
– Повенчал! – раскачивался он в хохоте, ударяя себя по колену и поглядывая смеющимися глазами на Айседору. Она захотела узнать, что произошло, и, когда я объяснил, со счастливой улыбкой протянула:
– Mariage…[42]
О встрече Есенина и Дункан ходило немало слухов и полулегенд (чего, впрочем, в биографии поэта хватает). Так некий Л. Сабанеев рассказывал:
– В сближении двух великих людей принимал участие мой большой друг и приятель С.А. Поляков, когда-то издатель «Весов» и «Скорпионов». К нему обратилась Айседора Дункан, быстро заприметившая голубоглазого парня Есенина, с вопросом: «Кто этот юноша с таким порочным лицом?» Их немедленно познакомили. Со стороны Айседоры это был «роман-молния». Злые языки говорили, что их отношения выяснились в тот же вечер, который затянулся до полудня следующего дня.
Во всяком случае, почти на следующий день Александр Сахаров, приятель поэта, горланил частушку:
Толя[43] ходит не умыт,
А Серёжа чистенький –
Потому Серёжа спит
С Дуней на Пречистенке.
А вот что писал поэт Г. Вл. Иванов в предисловии к книге «Есенин С. Стихотворения», Париж, 1951:
«Дункан подошла к Есенину своей “скользящей” походкой и, недолго думая, обняла его и поцеловала в губы. Она не сомневалась, что её поцелуй осчастливит этого скромного простачка. Но Есенина, уже успевшего напиться, поцелуй Айседоры привёл в ярость. Он оттолкнул её: “Отстань, стерва!” Не понимая, она поцеловала Есенина ещё крепче. Тогда он, размахнувшись, дал мировой знаменитости звонкую пощёчину. Айседора ахнула и в голос, как деревянная баба, зарыдала.
Сразу протрезвевший Есенин бросился целовать ей руки. Так началась их любовь. Айседора простила. Бриллиантом кольца она тут же на оконном стекле выцарапала: “Есенин – хулиган, Есенин – ангел!”»
Некий С.Б. Борисов поправлял Георгия Владимировича:
«Указывая на грудь Сергея, она сказала:
– Здесь у него Христос, – и, хлопнув по лбу, добавила: – А здесь у него дьявол».
Конечно, в воспоминаниях современников Есенина о его первой встрече с Дункан есть некоторый разнобой в деталях, но все единодушно отмечают два факта. Это была любовь с первого взгляда, и определение Дункан двойственности внутренней сути поэта, двойственности, которая исковеркала всю его жизнь и привела к трагедии.
Сближение. После знакомства с Дункан Сергей Александрович стал желанным гостем на Пречистенке, 20. Шнейдер, будучи ежедневно при Айседоре, имел возможность наблюдать за поэтом и свои мысли о нём запечатлел на бумаге:
«Когда собирались гости, Есенина обычно просили читать стихи. Читал он охотно и чаще всего “Исповедь хулигана” и монолог Хлопуши из поэмы “Пугачёв”, над которой в то время работал. В интимном кругу читал он негромко, хрипловатым голосом, иногда переходившим в шёпот, очень внятный; иногда в его голосе звучала медь. Букву “г” выговаривал мягко, как “х”. Как бы задумавшись и вглядываясь
