Аэций. Клятва Аттилы - Алекс Тавжар

в ночь накануне приема карлику не спалось. Дурное предчувствие бередило его изнутри, как будто случится что-то ужасное, что-то такое, отчего ему станет не до веселья.

Отчасти худшие опасения оправдались уже наутро. Послов пригласили на утреннее застолье к аттиле, а Зеркона туда не позвали, упомянув, что для обычных просителей время еще не настало. Поторопить события было некому. Эдикон куда-то уехал и больше не появлялся. А оставшийся вместо него Орест говорил, что не может помочь. Этот Орест служил у аттилы нотарием. Вместе с послами к нему приехал отец, и они держались особняком.

Оставалось безропотно ждать, когда к аттиле допустят просителей. Коротая время до встречи с племянником, карлик подбадривал себя брагой и так «наподбадривался», что незаметно заснул.

Неожиданно к нему в комнату вломились какие-то люди и, подхватив его сонного под руки, понесли по темному коридору, потом, нахлобучив шапку — во двор, и дальше к продолговатому деревянному зданию, которое чем-то напоминало баню.

— Вы что меня, мыться? Я же чистый, — проговорил он спросонья.

— Да куда там чистый, — ответили ему под дружный хохот, намекая на усыпанную коричневатыми пятнами кожу. — Ну, ничего аттила тебя отмоет.

Зеркону вдруг стало ясно, что сейчас он предстанет перед аттилой, и сознание вмиг прояснилось.

— Осторожней несите. А то и мыть будет некого, — произнес он вполне серьезно, но при этом выглядел так, что носильщики засмеялись снова.

* * *

День был на исходе, и в зале, где принимали послов, горели огни. За спинами гуннов, стоявших у входа, Зеркон не увидел того, что творится внутри, и только услышал, что его представляют как человека, который взял себе в Скифии молодую жену и теперь утверждает, что она у аттилы в рабынях.

— Да как он посмел явиться? — послышался грубый окрик, и Зеркона едва ли не силой впихнули в зал.

В глазах у карлика зарябило, но у тех, кто расселся вдоль стен оказались знакомые лица. Послы Аэция. За ними чуть дальше — Максимин и Приск. Остальных, что слева, что справа, Зеркон увидел впервые.

Сзади его подтолкнули, заставили подойти к громадному деревянному ложу у дальней стены. На ложе сидел какой-то мужчина и ласково улыбался мальчонке, стоявшему рядом. Казалось, мальчонка вот-вот зарыдает, и, чтобы этого не случилось, мужчина его успокаивал, потягивая за щеку. Другие дети сидели поодаль. Они были повзрослее и смотрели на карлика с интересом.

— А где аттила? — спросил Зеркон, обернувшись к тому, кто толкал его в спину.

— Да вот же, на ложе, — ответили сзади, и все вокруг засмеялись.

Не смешно было только Зеркону. В первый момент он подумал, что его разыграли. Мужчина, сидевший на ложе, ни видом своим, ни возрастом не походил на племянника. Он был каким-то приземистым, несуразным, с редкой седой бородой и приплюснутым носом. Неужели это аттила? Тогда он вовсе не сын Аэция, а кто-то другой…

— Ах, какая досада. Похоже, я обознался, — пробормотал Зеркон и состорил смешную рожу. — А все потому, что у меня голова барана, уши осла и тело верблюда…

В зале при каждом его сравнении покатывались от смеха. И только Аттила сидел с безразличным видом, не удостоив Зеркона улыбкой и не взглянув в его сторону.

— Теперь я вижу воочию, — бросился на колени карлик. — Эдикон говорил мне правду. Великий аттила не держит рабынь. Женщины сами алкают его внимания и с большой охотой рожают ему сыновей. Такому великому человеку я бы с радостью уступил не только свою жену, но и собственную жизнь…

— Сдалась аттиле твоя никчемная жизнь, она ничего не сто́ит, — ответил за своего повелителя рослый чернявый воин и махнул кому-то рукой. — Отправьте его обратно к Аэцию. В дар.

Зеркон не успел опомниться, как его опять подхватили под локти и выпроводили из зала во двор. За ним незаметно последовал один из людей Аэция. Сперва Зеркон испугался громадной тени, накрывшей его с головой, но потом как безумный кинулся к этой тени и зашептал по-норски, чтобы никто из гуннов не понял, о чем они говорят:

— Немедленно передай остальным, что аттила не тот, за кого себя выдает…

«О, боги, что я плету», — пронеслось в голове.

— Я хотел сказать, что узнал о нем кое-что важное, — поспешно исправился карлик. — Аэций велел вам дождаться моего одобрения. Так вот. Договора с аттилой не будет. Одобрения я не даю!

Военный не проронил ни слова, только кивнул глазами, подтверждая, что понял, и вернулся в зал. Краем глаза Зеркон заметил, что из дома вышел Орест, а следом за ним — Максимин и Приск. Подозрительно оглядевшись, они направились к пестрым посольским шатрам, видневшимся в темноте. Может, пронюхали что-то, а, может, задумали что-то свое. По дороге сюда отец Ореста твердил о верности западным императорам, но, похоже, ветер переменился, и теперь они с сыном дрейфуют в восточную сторону к императору Феодосию.

Разбираться в тонкостях их намерений было некогда. Зеркону хотелось быстрее вернуться к Аэцию и рассказать, что аттила — кто-то чужой, и не имеет отношения к его сыну Карпилиону, похоже сгинувшему где-то в Великой Степи́.

* * *

После этого оба посольства быстро ретировались. Западные посланники, невзирая на темное время суток, уехали сразу после приема, обсудив с аттилой лишь какие-то незначительные дела, а восточные тронулись в путь под утро, оставив в селении сундуки с дарами, присланными императором Феодосием. С ними уехал отец Ореста. А сам Орест проводил имперцев и пошел доложить об отъезде.

В доме, где принимали гостей, остались только свои, и теперь человек, которого называли аттилой, стоял в стороне, а на ложе уселся тот самый чернявый воин, что велел отправить карлика в дар Аэцию. Этим чернявым воином был сродник Онегесия Скотта, устроивший весь этот маскарад для послов.

— Ну, что? Исполнено как подобает? — спросил он, увидев входящего в зал Ореста.

— Как подобает, — ответил Орест с любезной улыбкой. — Ты хорошо постарался. Те, кто изображал аттилу и Онегесия, выглядели правдоподобно.

— А что с Эдиконом?

— Об этом не беспокойся. Я заставил его замолчать навсегда.

* * *

Окоченевший труп Эдикона валялся в сарае, наспех