Пловец (сборник) - Ираклий Квирикадзе

Эрвин быстрыми шагами идет по улице мимо дома Анны. У подъезда стоит фотограф Филя. Он держит в руках чемоданчик, молча провожает взглядом вошедшего в подъезд Эрвина.

Эрвин звонит в дверь. Тишина. Эрвин звонит вновь долгим, протяжным звонком. Дверь никто не открывает.

В провинциальном городе Зубы идет хлопьями снег. Сегодня православный праздник. В церкви идет служба. Люди стоят с горящими свечами. В темном углу поет церковный хор. Среди поющих – женщина, стриженная наголо, в черном мужском пальто. Это Анна Шагал.

Голос ее, красивый, сильный, сливается со слабыми голосами пожилых хористов. На дворе стоит девочка Берта с белым петухом на руках.

Среди небольшого количества прихожан можно узнать Ленина. Он молится. Священник читает молитву. Ленин становится на колени. Хор поет церковный гимн.

После службы в доме священника за столом сидят священник, его жена Ольга, Ленин, Анна Шагал с большим животом, Берта. Тихая трапеза. На столе рыба, соленые огурцы, графин с водкой.

Священник, пожилой человек, слушает нетрезвую речь Ленина:

– Лука… и ты, Анна, я хочу, чтобы вы знали. Ко мне приезжали и спрашивали про Анну, где она… Я сказал: не знаю… они говорят… ее видели в Зубах. Я сказал: я не видел… они мне – по зубам: врешь, сука… Врешь…

– Федор, – с упреком произносит священник.

– Извини, я хотел сказать, что они все знают…

– Может, мне уехать куда? – спрашивает Анна.

– Нет, Анна! В моем доме тебе мир и покой…

Анна вдруг изменилась в лице. Тихо заскулила.

– Что случилось?

Жена священника Ольга посмотрела на Анну и все поняла:

– Началось…

У Анны начались схватки. Ольга подхватила ее и вывела в спальню:

– Горячую воду, много воды.

Священник и Ленин, растерянные, в таких случаях теряется каждый мужчина, ставят на печь тазы и ведра с водой. Слышны крики Анны. Священник идет к спальне. Жена останавливает его.

– Идите в церковь, – командует Ольга. – Я сама со всем справлюсь. Вы мне не нужны.

В пустой, холодной церкви стоят священник и Ленин. Священник громко молится. Ленин повторяет за ним слова молитвы. Входит девочка Берта:

– А у нас американский мальчик родился!

Та же церковь, но в дверях ее видны летняя трава, листья деревьев. Крестят маленького американского мальчика. После крещения вешают ему на шею медный крестик.

Днем во двор церкви въезжает большая машина. Из нее выходит военный с большим букетом цветов. Он обходит лужи, входит в дом священника.

– Это вам от Александра Сергеевича Галахова. Он вас помнит и ждет… – Военный протягивает Анне цветы.

– И здесь нашел…

– Долго искали… – Довольный военный улыбается. – Вообще-то, прятаться от нас бессмысленно…

– Что я должна делать? – спрашивает Анна.

– Ехать со мной… сейчас же…

Анна оставляет военного стоять в прихожей, идет в комнату, где в люльке спит мальчик, и собирает вещи. Жена священника причитает:

– Бог ты мой! Луки нет! Надо же ему уехать! Что делать? Луки нет… Не бери дитя, оставь.

Анна смотрит на старую женщину:

– Оставлю, оставлю… О нем никто не знает. Так будет лучше.

Анна достает из ридикюля фотографию, где они с Эрвином на Красной площади, на фоне Мавзолея Ленина, стоят обнявшись:

– Это его отец. Если что, сообщите ему о сыне. Его звать…

– Знаю, детка, знаю… Эрвин Кристофер.

– А Берта?

– И Берту оставь…

– У вас война троих сыновей убила, будете немку кормить?

– Молчи, Анна… Езжай с Богом и с Богом возвращайся…

Московская квартира Анны. В квартире все, как было до побега. Анна нашла те самые дырочки, заглянула в них. Какой-то человек, видимо сосед, сидит за столом и грызет с наслаждением большую головку лука. В коридоре раздается телефонный звонок, человек положил лук, поднялся, потом постучался в дверь Анны:

– Вас к телефону.

Анна вышла в коридор, взяла трубку:

– Слушаю!

– Есть у вас что-нибудь приличное надеть? – раздался голос в трубке.

Правительственная ложа в Большом театре. На сцене поют «Чио-Чио-сан». В ложе сидят генерал Галахов и Анна.

На ней платье из крепдешина, то самое, в котором она когда-то была привезена на дачу генерала НКВД. Платье чуть узко. Годы превратили девичье тело в женское. Грудь с трудом умещается в маленьком вырезе. На шее нитка жемчуга. Генерал смотрит на Анну. Анна смотрит на поющую мадам Баттерфляй.

– С твоим голосом, к которому ты так безответственно относишься, с твоим талантом, который ты…

– Александр Сергеевич, что вам от меня надо?

– Я хочу тебя…

Анна засмеялась:

– Только и всего…

Большой и грузный красавец, в белом кителе с золотыми погонами генерала НКВД, молча смотрит на смеющуюся женщину.

– Я хочу тебя с того дня, как увидел, как ты упала в обморок…

– Голая, – добавляет Анна.

– Я не могу забыть…

– Хотите видеть меня голой? Это так просто!

Анна поднялась и неожиданно ловко стянула с себя платье, за платьем комбинацию. Галахов вскочил, пытаясь остановить ее. Анна легко скинула лифчик и трусы. Звуки и голоса привлекают внимание зрителей.

Правительственная ложа всегда была под пристальным вниманием зрителей. Сейчас там происходило что-то крайне неприличное. Мелькнула обнаженная женщина.

Потом раздался громкий голос генерала Галахова: «Оденьтесь», потом вновь появилась обнаженная женщина, которая сбросила платье вниз, в зрительный зал.

Женщина встала у бархатного барьера, вцепилась в него руками и смотрит на сцену, где пела безутешная мадам Баттерфляй. Такой ее увидел Эрвин Кристофер.

Он, как и все в зале, обернулся на правительственную ложу. Ему померещилась в мелькнувшей женщине Анна.

Он приложил к глазам маленький перламутровый театральный бинокль и увидел голую, безрассудную, отчаянную свою единственную любовь.

Боясь показаться перед зрительным залом, генерал Галахов шепчет Анне.

– Уйди, сука! Не позорь меня…

Говорит он это механически, обалдев от неожиданной выходки своей спутницы, не зная, что предпринять в этой кошмарной ситуации. Потом сообразил, открыл дверь и позвал постоянную охрану правительственной ложи. Вышли два рослых офицера. Так же обалдело, как и генерал, они смотрят на голую генеральскую спутницу.

– Возьмите ее!

Офицеры отцепили Анины руки от барьера, поволокли к выходу.

Галахов прошептал:

– Ну что ж, американская шлюха… Я тебе устрою жизнь, о смерти мечтать будешь…

Сказал это и ударил Анну.

В зале оперного театра суматоха. Зрители встали. Всем любопытно, что происходит в правительственной ложе. На Анну смотрят музыканты из оркестровой ямы. Смотрит дирижер. Смотрят певцы, поющие «Чио-Чио-сан». Эрвин Кристофер бежит меж рядов. Катится маленький перламутровый бинокль, выпавший из его рук.

Из двери служебного входа выводят Анну Шагал. Чтобы скрыть наготу, на нее надели странный наряд из театрального гардероба. У дверей стоит арестантская машина, срочно присланная из управления НКВД. Толпу зевак оттесняют работники органов. Генерал Галахов садится в свой огромный лимузин. Эрвин Кристофер протискивается к генералу. Тот увидел его:

– Уйди отсюда, падла!

Эрвин рванулся к Анне. Анна увидела Эрвина. Беззвучно улыбнулась. Ее затолкали в арестантскую машину, которая тут же рванулась с места. Эрвин бежит в потоке машин на площади перед Большим театром. В одной из машин сидит набриолиненный лейтенант, тот самый, из города Зубы. Он остается все тем же исполнителем любых желаний генерала Галахова.

Он смотрит на мечущегося среди машин американца и улыбается. Лейтенант велит жестом ехать за бегущим Эрвином.

– Сколько уже… семь лет? Да, семь лет… А он все бегает за своей жидовкой, мудак! – говорит лейтенант шоферу.

На площади перед Большим театром Эрвин подбежал к машине, которая чуть притормозила.

– Даю много денег!

– Миллион? – смеется шофер.

– Да, вези!

– Садись!

Эрвин открывает дверь и вскакивает на ходу. Показывает на арестантскую машину:

– Езжай за ней!

Шофер ловко едет, не отставая от арестантской машины. У красного светофора, когда поток машин застыл в ожидании зеленого света, неожиданно из стоящей рядом черной машины «Эм-1» выскочили двое. Один открыл дверь, вытащил шофера, нанес ему два страшных удара. Несчастный упал на мостовую. Второй заглянул в кабину, вынул ключи, положил в карман, улыбнулся Эрвину. Это был набриолиненный лейтенант.

Зажегся зеленый свет. Поток машин тронулся. На асфальте валяется шофер. Машины его объезжают, сигналя. Арестантская машина удаляется от Эрвина…

Так навсегда из его жизни исчезла его любовь…

1949 год. В центре спортивного зала стоит ринг, на который направлены лучи софитов. Развеваются американские и советские флаги. Идет международный матч боксеров США – СССР.

Черный американский боксер пытается пробить глухую защиту советского боксера. Мощные удары следуют один за другим. Но вот советский наносит свой удар. Он незаметный, но чувствительный для американца. На мгновение американец остановился, опустил руки, этим воспользовался советский. Шквал ударов сбил с ног американца. Рефери открыл счет. Удар гонга спас положение, черного подняли с пола секунданты.