Спасти обязан - Игорь Викторович Пидоренко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но другого выхода все равно не было. Оставалось положиться на удачу и крепкие мозги спаса. Я кратко разъяснил, что собираюсь предпринять.
Настя жалобно спросила:
— Неужели ничего больше нельзя придумать?
— Думаю, нет. Я свою память уже истерзал попытками. Не помогает. Борис, к тебе просьба, ты покрепче. Если все пойдет не так, и я из состояния транса не вернусь — пристрели. Мне так будет легче. Да и вам хихикающий идиот ни к чему, только обуза. Стас, Настя, а вы не мешайте ему. Договорились? Стас, ты будешь контролировать процесс и задавать вопросы. Остальные сидят и не мешают. Чтобы ни звука!
Уколы я делать умел. В расстрелянной машине мы нашли чудом уцелевшую бутылку, в которой еще оставалась на донышке водка. Мы со Стасом забрались в наш «УАЗ», который загнали под стоявшее поблизости дерево, чтобы было не так жарко. И все равно я чувствовал, как по лицу стекают капли пота. Это был не страх, просто организм чувствовал, что ему предстоят запредельные нагрузки, и заранее готовился к ним. Я закатал рукав рубашки, сломал головку одной ампулы и набрал в шприц ровно кубик прозрачной жидкости. Самодельным жгутом перетянул руку. Прежде чем делать укол, спросил у Стаса:
— Все понял, как и что надо спрашивать? Ни в коем случае не заставляй отвечать напрямую, осторожно подталкивай меня в нужном направлении, будь настойчив, но не пытайся подавлять. Я должен все рассказать сам. И еще одно. Из-под контроля может на время выйти личность Круталова. Это, конечно, идеальный вариант. Как только поймешь, что это он, обращайся к нему «Олег Афанасьевич», успокой, и говори от лица его начальников, без фамилий, конечно. Потом, когда все выяснишь, без жалости загоняй назад и вызывай меня. Действие мемофара закончится через полчаса. Ты должен успеть. И еще одно. Если все-таки мне не удастся вернуться, зови Бориса и постарайся, чтобы Настя ничего не видела. Хорошо? Вам все равно выбираться надо. Узнаешь, где бомбы — езжайте туда, забирайте их и возвращайтесь. Может быть, Муса слово сдержит, вернет Насте тело. Не узнаешь — убирай Бориса и вдвоем прорывайтесь назад, в Россию. Есть у меня ощущение, что на вас военные выйдут. Там у них Хромов такой, я тебе о нем рассказывал. Торгуйтесь, пусть он со своими генералами с Мусой схлестнется. Помогут Насте — что-нибудь придумаете, как от них отвязаться. Ну, и по обстоятельствам… Все понял?
Стас молча кивнул.
Я поработал пальцами, чтобы вена вздулась, протер кожу водкой и ввел себе все содержимое шприца. С минуту мир вокруг меня оставался прежним, а потом солнце резко погасло, и я вновь оказался в том тоннеле, который снился раньше.
Все те же бетонные стены, влажные от стекающей по ним воде, все тот же пыльный пол, усыпанный мелкими камешками. Тоннель на этот раз не казался бесконечным. С каждым шагом приближалась стальная перегородка, в которой была приоткрытая дверь. Наконец я понял, что это не перегородка, а огромные ворота. Коснулся двери рукой, почувствовал, как она подается, и шагнул через порог. Нет, там не было зеленой травы и яркого солнца. Просто небольшой тамбур. Но вот за ним и находилась свобода! Я стоял на ровной зеленой поверхности у подножия небольшого холма, можно сказать даже — холмика. Вокруг росли деревья, невдалеке протекала узкая, но бурная речка. Вопрос, который мучил меня все последнее время, оставался без ответа. По-прежнему я не мог сказать, где находится тоннель и вход в него, что это за местность. Усилия мои пропали впустую. Отчаяние захлестнуло мое сердце. Все напрасно. Я заплакал… И внезапно от этих слез успокоился, ощутил, как мне легко и хорошо. Тот мир, в который я вышел из тоннеля, был моим, мне предстояло жить в нем и сознание этого наполнило душу весельем. Я шел по траве среди деревьев, тени скользили по моему лицу, слезы высыхали. Жить здесь, жить легко, жить вечно!
Потом почувствовал, что меня сильно бьют по лицу. Было больно и обидно. Как это так — меня бьют, а я не могу дать сдачи. Я попытался замахать руками, открыть глаза, увидеть того, кто меня бьет. Это удалось. Но пришлось приложить немалое усилие, чтобы сфокусировать взгляд. Я лежал на заднем сидении «УАЗа». Передо мной было зареванное лицо Насти. Она опять замахнулась, но я успел пробормотать:
— Все, все, хватит, больно…
Как ни странно, эти слова вызвали у нее новые потоки слез. Загадочные существа эти женщины! Никогда не устаю им удивляться.
Глава 21
Память восстанавливалась. Я понял, что благополучно вернулся из добровольного безумия. Вот только удалось ли узнать то, ради чего все это затевалось? О чем я говорил и что описывал? Если тот тоннель и местность вокруг входа в него, то и мечтать нечего найти, где это находится.
Кряхтя, я выбрался из машины, присел на край кабины. Внутри меня что-то противно дрожало, лицо было мокрым от пота и слез, все тело противно чесалось. Я поискал глазами Стаса, спросил:
— Получилось?
Он обрадовано закивал.
— Еще как получилось! Теперь мы все знаем. Ты такое рассказывал!
— Погоди, потом, позже… — слабо махнул я рукой, стянул рубашку, вытащил из машины канистру с водой.
Холодная вода быстро привела меня в чувства. Стасу пришлось опорожнить почти всю канистру. Не вытираясь, я тряхнул мокрой головой и полез за сигаретой. Борис, сама предупредительность, подскочил с зажигалкой. Злость его исчезла. Жадно затянувшись несколько раз, я решил, что очухался окончательно и велел:
— Ну, давайте, выкладывайте.
Начать хотела Настя, но Стас ее остановил движением руки.
— Если бы сам не видел, ни за что бы не поверил. Ты, даже, кажется, светился…
— Ладно, эмоции и подробности потом. Конкретно — что это и где?
— «Чемоданчики» в хранилище старой ракетной шахты. Она там одна, отсюда часах в трех езды. Хорошо замаскирована, но есть ориентиры по пути. Я все тщательно записал. Замок на входе стоит кодовый, но ты и код вспомнил. Вернее, не ты, а твой клиент. Все получилось, как ты и предсказывал. Растормозилось его сознание, и пришлось действительно разговаривать с ним. Так, это тоже подробности, потом, — одернул себя Стас. — Охраны ни у шахты, ни внутри нет. План подземелья я зарисовал. В общем, проблем не будет. Да, вот еще что. Там пять бомб, но только две