Национальная система политической экономии - Фридрих Лист

Страна чисто земледельческая является бесконечно менее совершенной, чем страна земледельческая и вместе с тем мануфактурная. Первая всегда находится в большей или меньшей экономической и политической зависимости от тех наций, которые получают у нее земледельческие продукты в обмен на свои фабрично-заводские изделия. Она не может сама определять объем своего производства; она должна ожидать спроса со стороны покупателей из других стран. Эти другие страны, в одно и то же время земледельческие и фабрично-заводские, сами производят огромную массу сырья и пищевых продуктов, а потому и требуют от земледельческих наций только такое количество, которое необходимо для покрытия их дефицита. Следовательно, чисто земледельческие нации стоят относительно сбыта предметов их производства в зависимости от случайностей большего или меньшего урожая в странах одновременно земледельческих и фабрично-заводских; кроме того, они имеют конкурентов в прочих земледельческих странах: таким образом, их неопределенный сам по себе сбыт становится вследствие этой конкуренции еще неопределеннее.

Наконец, они подвержены опасности полного перерыва их торговых сношений с фабрично-заводскими странами вследствие войны или торговых мероприятий, и тогда они принуждены терпеть двойной ущерб: невозможность найти покупателей для своего избытка в земледельческих продуктах и приобрести потребные им фабрично-заводские изделия. Чисто земледельческая нация, как мы уже сказали прежде, является подобной человеку с одной рукой, принужденному опираться на чужую руку, помощь которой, однако, не во всех случаях может быть надежной; нация земледельческая и вместе с тем мануфактурная, напротив, является подобной человеку, располагающему обеими своими собственными руками.

Школа допускает принципиальную ошибку, утверждая, что протекционная система есть дикая выдумка глубокомысленных политиков. Ссылаемся на историю, которая свидетельствует, что покровительственные мероприятия вызывались или естественным стремлением нации к благосостоянию, независимости и могуществу, или являлись результатом войны и враждебных торговых мероприятий со стороны наций, достигших промышленного и торгового господства.

Идея независимости и могущества возникает вместе с представлением о нации. Школа не обратила на это внимания, так как она избрала предметом своих исследований не экономию различных наций, а экономию общества вообще, иначе говоря, целого человечества. Стоит только представить себе, что все нации сольются во всемирной федерации, и взгляд на независимость и могущество исчезнет совершенно. Гарантия самостоятельности каждой нации будет зависеть в таком случае от конституции всемирного союза, подобно тому, как, например, гарантия штатов Rhode-Island и Delaware зависит от союза всех объединенных свободных американских штатов. Со времени возникновения этого союза этим незначительным штатам не приходит и мысли о том, чтобы увеличить свое политическое могущество или считать свою независимость менее обеспеченной, чем независимость самых больших штатов союза.

Как бы ни была разумна такая всемирная федерация, но было бы нелепостью со стороны известной нации, в ожидании великих выгод такого всемирного союза и вечного мира, если бы она вздумала регулировать свою национальную политику так, как если бы эта всемирная федерация уже существовала. Мы спрашиваем: не заподозрит ли всякий разумный человек в безумстве то правительство, которое, признавая выгоды и разумность вечного мира, вздумало бы распустить свои войска, уничтожить военный флот и срыть крепости? В этом случае правительство поступило бы совершенно так, как рекомендует народам школа, когда она, указывая на выгоды вечного мира, советует им отказаться от выгод протекционной системы.

Война оказывает разрушительное действие на международные торговые сношения. Вследствие войны земледелец, живущий в одной стране, силою отделяется от фабриканта или заводчика, живущего в другой стране. Но в то время, как фабрикант или заводчик — раз он принадлежит к нации могущественной и со значительным флотом, ведущей обширную торговлю, — легко находит необходимые ему продукты земледелия у сельских хозяев своей страны или тех стран, которые для него остаются доступными, житель страны чисто земледельческой вследствие этого перерыва международных торговых сношений страдает вдвойне. Он лишается в таком случае рынков сбыта для своих земледельческих продуктов, а следовательно, и возможности рассчитаться за те мануфактурные изделия, которые ему необходимы вследствие прежних торговых сношений; он одновременно ощущает стеснение как в производстве, так и в потреблении.

Когда стесненная войною в производстве и потреблении земледельческая нация сделала уже большие успехи в цивилизации и земледельческой культуре и владеет уже значительным населением, то перерыв торговых сношений вследствие войны вызывает в ней возникновение фабрик и заводов. Война в таком случае действует так же, как запретительная система. Это заставляет нацию понять огромную выгоду собственной фабрично-заводской промышленности, она на деле убеждается, что с перерывом торговых сношений вследствие войны она больше выиграла, чем потеряла. В ней берет перевес убеждение, что для нее настало время из состояния государства исключительно земледельческого перейти в состояние государства земледельческо-мануфактурного и достичь, таким образом, высшей степени благосостояния, цивилизации и могущества. Но когда, после того как такая нация сделала уже значительные успехи в открытой ей войной промышленной карьере, снова наступает мир и когда обе нации желают снова возобновить существующие торговые отношения, они невольно чувствуют, что за время войны возникли новые интересы, которые могут быть совершенно уничтожены возобновлением прежних торговых сношений. Бывшая земледельческая нация чувствует, что, открывая прежний сбыт своим земледельческим продуктам за границу, она должна принести в жертву интересы своих возникших за это время фабрик и заводов; мануфактурная нация чувствует, что часть возникшего за время войны земледельческого производства снова уничтожилась бы при свободе ввоза. Та и другая стремятся поэтому к ограждению этих новых интересов установлением ввозных таможенных пошлин. Вот история торговой политики за истекшие пятьдесят лет.

Войной вызваны новые протекционные системы, и мы не боимся выразить убеждение, что в интересах мануфактурных держав второго и третьего разряда следовало бы их удержать и довершить, даже в том случае, если бы Англия по восстановлении мира не сделала непростительной ошибки, ограничив ввоз пищевых продуктов и сырья, следовательно, оставив в силе мотивы протекционной системы, имевшие значение до заключения мира. Как нация, находящаяся в первобытном и варварско-земледельческом состоянии, может идти вперед лишь при помощи торговли с цивилизованными мануфактурными нациями, так же точно, возвысившись до известной степени культуры, она лишь при помощи своей фабрично-заводской промышленности в состоянии достигнуть высшей ступени благосостояния, цивилизации и могущества. Война, облегчающая стране переход ее из состояния земледельческого в состояние земледельческо-мануфактурное, является, таким образом, благодеянием для нации, подобно тому как война Северо-Американских Соединенных Штатов, несмотря на громадные жертвы, которых она требовала, стала для будущих поколений поистине благодеянием. Мир же, который снова возвращает в земледельческое состояние нацию, призванную к развитию собственной фабрично-заводской промышленности, станет для нее проклятием и будет несравненно вреднее для нее самой войны.

К счастью мануфактурных стран второго и третьего разряда Англия, после восстановления всеобщего мира, ограничив ввоз пищевых продуктов и сырья, сама положила границы своему основному стремлению монополизировать мануфактурный рынок земного шара. Во всяком случае, если бы английские сельские хозяева, которые в течение войны имели в исключительно своем обладании внутренние рынки, были вначале поставлены в тяжелое положение заграничной конкуренцией, то позднее, как мы обстоятельно покажем в другом месте, эти их потери были широко возмещены тем, что Англия достигла всемирной мануфактурной монополии.

Было бы нелепостью со стороны мануфактурных наций второго и третьего порядка, в которых фабрично-заводская промышленность была вызвана к жизни вследствие двадцатипятилетней войны и настолько упрочилась вследствие удаления их земледельческих продуктов с английского рынка, что им достаточно было бы, может быть, еще десяти или пятнадцати лет энергического поощрения для того, чтобы вступить в свободную конкуренцию с английской фабричной промышленностью, — было бы нелепостью, говорим мы, чтобы теперь, после невероятных жертв целого полустолетия, эти нации вздумали отказаться от неизмеримо громадных выгод, вытекающих из их собственной фабрично-заводской промышленности, и перейти с свойственной земледельческо-мануфактурным странам высшей ступени культуры, благосостояния и независимости на низшую ступень зависимых земледельческих наций, и все это потому только, что Англии угодно было заметить свою ошибку и усмотреть предстоящее возвышение конкурирующих с ней стран.