Caged Hearts - Страшный Человек

Неудивительно, что у неё ничего не выходило, она только чуть не сорвала вниз весь стеллаж.

Теперь ясно, каким образом я мог быть здесь полезен. И, похоже, мне самое время вмешаться, пока не произошло никаких несчастных случаев.

— Эй, давай я. Тебе не прыгнуть достаточно высоко, а я не хочу, чтобы ты пострадала в попытках сделать это. К тому же, я тебя раза в два выше, — с лёгким смешком предложил я. Ну, может, и не в два раза, но на голову — точно.

— Вот и нет! — Она повернулась ко мне, пыша негодованием и покраснев.

— Да шучу я, просто шучу. И всё равно, давай я посмотрю, ладно?

Эми снова сердито на меня посмотрела, но не найдя, что ответить, с недовольным «хм!» повернулась ко мне спиной. А она очень мило так выглядит.

Я принялся рыскать по верхней полке в поисках нужной краски, в то время как Эми начала копаться в ящиках, которые могла достать. Убедившись дважды, что она не видит, я снисходительно покачал головой. Странно, что у Эми комплекс насчёт роста. Я бы не подшучивал, если б знал об этом заранее. Характер у неё лёгкий, но, видимо, у всех свои слабости.

Только когда мы разложили все собранные предметы на парте, словно трофеи охотника за сокровищами, я понял, что она необязательно обиделась именно на подколку о росте.

Может быть, ей просто не нравилось, когда другие говорили ей, что она чего-то не может. Например, прыгать. Но Эми, казалось, сама уже обо всём этом забыла. Быстро обижается, быстро прощает… такой она человек? По крайней мере, на обратном пути к Рин она уже вовсю беспечно болтала. Видимо, она не принимала такие пустяки близко к сердцу.

Я по-рыцарски нес кипу вещей, пока мы шли к общежитиям.

— Рин очень волнуется, успеет ли закончить картину. Но сама виновата: надо было начинать раньше, — сообщила Эми.

— А она успеет? — спросил я.

— Даже не знаю. По мне — так уже выглядит хорошо, но с Рин никогда не угадаешь. Я нашла её сегодня утром в позе зародыша на крыльце общаги. Она не спала всю ночь. Поверить не могу, что дежурные медсёстры на неё не наткнулись. А теперь она снова пишет, как сумасшедшая, — задумчиво сказала Эми. О подруге она заметно волновалась.

— Да, я заметил, что она бывает… неуравновешенной, так сказать, — постарался я подобрать наиболее вежливое и корректное определение.

Эта фраза и нотки смущения в моём голосе вызвали у Эми искренний смех.

— Я не сильно-то и удивляюсь, — рассмеялась она. — Просто иногда она бывает немного странной.

Насчёт этого могу с ней согласиться. В отличие от меня, Эми была в ладах с…в общем, с тем, что так настораживало меня в Рин. Но всё же они, похоже, не были так близки, как Миша и Сидзунэ. Те порой действовали как единая сущность, и трудно бывало сказать, где кончается одна и начинается другая. Несмотря на то, что они такие разные, прямо как Эми и Рин.

А Рин отличается от них всех, и ото всех, кого я когда-либо встречал.

— Да, полагаю, она очень… самобытная личность, — я снова вернулся к этому слову, будто оно заключало в себе характеристику Рин, хотя на самом деле просто являлось заменой длинному списку её странностей.

Эми задорно рассмеялась, пока я искал более подходящее описание.

— Она просто странная. Представляешь, недавно она просидела на коробке полчаса. Сверля взглядом свои пальцы. — Она снова захихикала, словно не знала, что именно здесь смешного — просто смешно и всё тут. — Все полчаса.

На рабочей площадке царил полный беспорядок, но фреска стала занимать ещё большую часть стены, с тех пор, как я видел её последний раз. Искаженные фигуры людей, раскрашенные в основном в красные, розовые и оранжевые тона; причудливые, фантастические… штуковины заполонили промежутки между ними.

Выглядело… мило. Я не мог придумать другого слова, которое бы описало работу лаконично и притом всеобъемлюще, поэтому склонился к неопределенному «мило».

Но если честно, по мере продвижения фрески пространство вокруг стен постепенно превращалось во всё больший бардак. Земля была усеяна десятками банок с краской, разными принадлежностями и пустыми бутылками из-под газировки.

Сама Рин очень по-домашнему стояла среди всего этого хаоса и идеально вписывалась в обстановку. Штанины форменных брюк были закатаны до колен, выставляя напоказ тонкие ноги, щеголяющие боевой раскраской, подобной той, что красовалась у Эми на лице.

Эми забежала вперёд и ликующе подпрыгивала перед Рин.

— Я вернулась!

(Рин): — Быстро. Опять бегала по коридорам?

— Хисао мне помог, — Эми победоносно указала на меня, от чего я слегка покраснел.

Следуя за пальцем Эми, Рин повернулась и в упор посмотрела на меня, после чего рассеяно кивнула. Вид у неё был такой, будто она не спала со вчерашнего вечера: взгляд пустой, тусклый, она стрела куда-то мимо меня, а её движения были словно в замедленном кино.

— Привет, Хисао. Спасибо за помощь.

— Да не благодари, — махнул я рукой.

— Только что это сделала, — констатировала Рин. Что ж, против этого возразить нечего.

— Проехали. Похоже, ты продвинулась. Выглядит здорово, насколько я могу судить, с интересом оглядел я фреску.

— Но теперь на тебя обрушится ещё больше невезения, — вздохнула Рин, жалостливо посмотрев на меня.

— Знаю, я готов пойти на такой риск, — на сей раз я постарался, чтобы улыбка выглядела мужественной.

— Это очень мило. Для меня, разумеется, не для тебя, — слегка улыбнулась Тэдзука. — Поэтому художникам вечно не везёт. Им постоянно приходится смотреть на свои незаконченные картины. Поэтому им не видать любовных приключений, их любимые сериалы снимают с показа, или они умирают молодыми от какой-нибудь непонятной болезни. Это — глубокий и таинственный закон Вселенной. Если только они не слепые.

Она обдумывала это какое-то время, выглядя так, как будто сейчас уснёт.

— Есть один мальчик. В кружке рисования. Слепой мальчик. Так вот — он не видит. Ему нужно стать художником. Никакого невезения, гарантировано. Вам это не кажется хорошей мыслью? — произнесла художница, всё ещё погружённая в собственные мысли.

— Что только слепым следует становиться художниками? Нет, по существу — не особо, — задумчиво потёр я подбородок.

— Возможно, ты прав, — забросив эту мыслительную цепочку, Рин снова переключилась на мысли о работе и начала напевать какую-то мелодию, которую я даже узнал, только не мог вспомнить название.

Эми расставила принесённые вещи и передвинула кое-какие банки с краской, пытаясь привнести организованности на площадку.

— Эми, мне нужна прусская лазурь, — попросила Рин, глядя на фреску.