Криминальные сенсации (Часть 1) - Гюнтер Продьоль

Миссис Грэхэм подтвердила слова мужа о том, что Дэйзи Кинг взяла с собой охотничьи патроны и подарок для дочери. Только в одном их показания не совпадали. Глория Грэхэм сказала, будто Джек собственноручно упаковывал пакет с патронами в подвале дома.

Сотрудник ФБР удивленно посмотрел на нее:

— А вы не ошибаетесь, миссис Грэхэм?

Молодая женщина покачала головой:

— Конечно, нет, мне еще пришлось спуститься в подвал, потому что это было так долго… Джек очень тщательно упаковал патроны, чтобы чего-нибудь не случилось.

Джека Грэхэма снова вызвали и указали на это противоречие. Проводивший допрос сотрудник в данном случае заботился лишь о том, чтобы согласовать между собой оба протокола. Вся эта история и так заняла у него слишком много времени.

И здесь у Грэхэма сдали нервы — он вдруг начал кричать на жену:

— Глория, что за чушь ты тут несешь?! Ведь мать сама уложила свой чемодан! Я и в руки не брал эти патроны!

Глорию Грэхэм, в свою очередь, разозлило такое упрямство мужа, и она сердито проговорила:

— Джек! Да ты что, ведь я сама видела, как ты в подвале обматывал патроны проводом и упаковывал в плотную бумагу. Я еще спросила тебя, для чего ты положил в пакет твои старые карманные часы. Они ведь лежали сверху, на патронах!

Тут наконец до фэбээровца дошло, что с чемоданом миссис Кинг не все в порядке.

Полчаса спустя полдюжины агентов ФБР уже обыскивали дом Грэхэмов от подвала до чердака. В спальне они нашли в комоде страховые полисы, которые Джеку Грэхэму выдал автомат в кассовом зале аэропорта, а в ящике для старого белья — коробку с подарком, купленным миссис Кинг для дочери. Наконец, в подвале сотрудники ФБР наткнулись на спрятанные в шкафчике для инструментов… охотничьи патроны! Здесь же, в углу, обнаружились еще более интересные вещи: пустая картонная коробка с надписью "Взрывоопасно — динамит!" и неполный моток провода, который используется в запальном устройстве динамитных зарядов.

Теперь уже вывод напрашивался сам собой: Джек Грэхэм смастерил в подвале адскую машину и незаметно положил ее в чемодан вместо упакованной матерью коробки с подарком.

Грэхэм с безучастным лицом наблюдал, как агенты ФБР раскладывали на столе в гостиной вещественные доказательства его ужасного преступления. Что происходило у него в душе в этот момент, понять было трудно. Лишь когда один из сотрудников спросил его: "Ну как, может, вы все-таки признаетесь, что взорвали самолет?" — он криво ухмыльнулся: "Это вам еще надо доказать!"

Хотя Грэхэм за свою двадцатидвухлетнюю жизнь уже не раз имел дело с полицией, однако с политическим отделом ему, видимо, сталкиваться не доводилось, иначе он такого бы не сказал. Он не выдержал и двенадцати часов допроса третьей степени. Доведенный до предела беспощадным светом прожекторов и физическим воздействием, Грэхэм к полуночи прекратил бессмысленное запирательство. Его запекшиеся от жары губы почти не шевелились, когда он едва слышно проговорил: "Да, это я сделал. Только оставьте меня в покое!"

Прожекторы погасли, чья-то рука вытерла губкой его лицо, ему дали кока-колы, пододвинули сигареты, помазали губы освежающей мазью и обрызгали холодной водой.

Монотонным голосом Джек Грэхэм продиктовал в микрофон свое признание. Из двадцати пяти динамитных патронов, которые используются в горном деле, старых карманных часов и шестивольтной батарейки для карманного фонарика он смастерил бомбу с часовым механизмом. Необходимые для этого сведения почерпнул в мастерской, куда специально устроился и проработал там десять дней за восемьдесят центов почасовых. Мотив преступления: ему надоело постоянно клянчить деньги у матери, настолько, по его словам, мелочной, что он больше не мог этого выносить.

Грэхэм замолчал, и, когда его спросили, было ли это единственной причиной его злодеяния, он лишь молча кивнул. Ему осталось только подписать заготовленное заявление, которым подтверждалось, что свое признание он сделал добровольно, без принуждения и насилия. После этого его по распоряжению прокурора взяли под стражу.

Злая шутка судьбы заключалась в том, что денег по страховке Грэхэм все равно не получил бы. В волнении он забыл, что страховой полис надо было подписать его матери. Без ее подписи страховой контракт не имел силы.

Процесс над Джеком Грэхэмом начался уже через две недели в суде присяжных Денвера. Когда Грэхэм узнал, что его обвиняют не в диверсии — за это его могли приговорить всего лишь к десяти годам тюремного заключения, — а в убийстве сорока четырех человек, он отказался от своего признания и заявил, будто его пытками принудили взять на себя чужую вину. Однако доказательства, которые предъявил прокурор, были настолько убедительными, что присяжным заседателям потребовалось всего семьдесят две минуты, чтобы признать Грэхэма виновным. Судья Пауэлл, председательствовавший на процессе и определявший меру наказания, ни секунды не раздумывая, приговорил его к казни на электрическом стуле.

Приведение приговора в исполнение состоялось 9 февраля 1956 года. По пути из камеры смертников в помещение, предназначенное для казни, Грэхэм дважды падал в обморок, и каждый раз врач приводил его в чувство, поскольку закон определяет, что осужденный должен подвергаться казни в здравом уме и доброй памяти, то есть психически и физически здоровым.

Казнь Джека Грэхэма продолжалась четыре минуты и тридцать семь секунд и была одной из самых длительных экзекуций на электрическом стуле. На следующий день американские газеты писали, что смерть убийцы была ужаснее, чем смерть его жертв…

Убийца вдов

Королева Елизавета, по-доброму улыбаясь, взирала на безволосый круглый череп шефа истборнской полиции Ричарда Уокера. Ее изображение пересекал прибой Английского канала[7], который всего в сотне метров от здания полиции омывал пляж престижного морского курорта и отражался на стекле портрета. Зеркало воды доходило до королевской диадемы с бриллиантами в сотни карат, и порой казалось, что ее величество смотрит из аквариума.

Инспектор уголовной полиции Джеймс Пью, который, сидя на стуле для посетителей, уже довольно долго наблюдал за этой игрой света, не мог сдержать улыбки. Раздавшееся покашливание заставило его снова стать серьезным. Сэр Ричард Уокер, напротив которого он сидел уже полчаса, вытирал платком со лба крупные капли пота, хотя этот пятый день августа 1956 года был необычайно холодным.

Свободной рукой Уокер отодвинул кипу газет и проговорил уставшим голосом:

— Так, давайте подведем черту, Пью. Доктор Адамс уже тридцать лет является одним из самых уважаемых людей нашего города. И мы не можем вот так, ни с того ни с сего, начинать расследование и подозревать его, врача с безупречной репутацией, в убийстве, опираясь только на сомнительную писанину скандальной прессы. Репортеры все это высосали из пальца. Доктор Адамс — один из богатейших людей Англии, у него нет нужды убивать своих пациентов. Нет, нет, меня увольте от этого!

Инспектор Пью слегка пожал плечами:

— Не думаю, сэр, что мы можем это себе позволить. Газеты публикуют одну статью за другой. Население начинает проявлять беспокойство. Об этой истории с убийствами доктора Адамса говорят уже повсюду в Истборне. В чайных салонах кумушки пересказывают сплетни об убийце вдов. Адамса они называют не иначе как "доктор Синяя Борода". У нас нет другого выхода, даже если доктор Адамс — ваш друг. Мы обязаны начать расследование!

Сэр Ричард Уокер вскочил с кожаного кресла, тяжело ступая, подошел к окну и прижался лбом к прохладному стеклу. Пью показалось, что он слышит учащенное биение его сердца.

Уокер несколько минут раздумывал, затем повернулся и с решительным видом подошел к телефону. Набирая номер центральной телефонной станции, он почти торжествовал:

— А почему обязательно мы должны вести расследование? У нас есть право и возможность подключить вышестоящую инстанцию. Здесь как раз тот случай, когда мы не в состоянии справиться с таким сложным делом. Для чего у нас существует знаменитый Скотланд-Ярд? Вот пусть они и поломают себе голову над этим…

На другом конце провода отозвалась телефонистка. Уокер торопливо сделал заказ:

— Мисс, пожалуйста, Скотланд-Ярд, отдел по расследованию убийств!

Пока начальник полиции ожидал связи с Лондоном и нервно теребил телефонный шнур, инспектор упорно смотрел в пол, чтобы не показать своего разочарования. Слишком велико было его желание самому заняться этим делом, которое газеты называли "преступлением века". Может быть, это помогло бы ему стать старшим инспектором, а то и заслужить перевод в Лондон, в "Ярд"?

Герберт Хэннэм, старший офицер уголовной полиции, или — он предпочитал, чтобы его так называли, — главный инспектор, был коренастым седым мужчиной пятидесяти лет. Выглядел он как корабельный маклер, зимой и летом носил твердый черный котелок в форме дыни, любил Мэрилин Монро и неприличные анекдоты, если их рассказывали не на службе. В остальном же он был человеком, полностью лишенным чувства юмора, педантичным и, пожалуй, как никто другой из англичан, терпеть не мог английские детективные романы и бега борзых. Целью его жизни было стать начальником уголовной полиции. И все двадцать с лишним лет службы он преследовал эту цель с ожесточенной, поначалу даже какой-то фантастической настойчивостью. До поста руководителя отдела по расследованию убийств ему все же удалось подняться.