Там, где тьма читает сказки - Луиза Глассова

взрыва, невозможно выжить. Док спас мне жизнь, заранее зная, что Влас собрался уничтожить все. Он больше ничего не мог сделать. Даже если бы мы с отрядом поднялись на крышу, Влас нажал бы на кнопку быстрее, чем мы смогли бы выстрелить. Докер понимал это, поэтому попытался спасти хотя бы нас.

Первое время я был убит горем и не находил себе места, пока не решил, что сделаю все, о чем мы с Доком мечтали с самого детства. Как не странно, никто из наших людей не ушел. Все остались оплакивать своего главаря и воплощать нашу задумку. Каждый месяц мы взрывали по одной организации, пока полностью не стерли с лица земли криминальные группировки. Да, мы не уничтожили все вселенское зло, но хотя бы попытались убрать большую часть. В конечном итоге, когда последняя группировка была уничтожена, я распустил всех, велев им жить нормальной жизнью.

Всё это время я был в неведении, для чего Влас это сделал, пока случайно не встретил Варвару. Оказывается, их отец был директором нашего детского дома, а мать – одной из воспитателей, которых Док спалил заживо. Варя рассказала, что в ночь пожара их с Власом разлучили, ведь никто не знал о родственной связи. Так уж судьба рукой Докера распорядилась. Она плакала и твердила, что лучше бы брат никогда её не нашел. Влас пошел по стопам своего папаши, став беспощадным садистом. Он издевался над Варварой за её любовь к Докеру, повторяя, что она предала их сильную нерушимую связь. Она кривила лицо, вспоминая, как между побоями он наклонялся к ней и спрашивал: «Свет мой, чего же ты плачешь? Ты знаешь, что заслужила это». Моей скорби по лучшему другу нет границ, но я безумно счастлив, что он прихватил с собой этого больного ублюдка.

Моя милая Дина. Какое-то время я наблюдал за твоей жизнью, но решил, что тебе нужно открыть новую страницу. Я не хочу быть напоминанием всех тех ужасов, через которые мы тебя провели. Я бесконечно виноват и прошу не держать на меня зла. Помнишь, мы собирались вместе поехать в горы? Этот дом теперь твой, как и все наши оставшиеся сбережения. Я знаю, что ничто не искупит нашей вины и не избавит от душевных терзаний, но хочу хотя бы попытаться сделать для тебя последний хороший поступок.

Я часто сижу тихими ночами и смотрю в звездное небо, завидуя Докеру, что он теперь с Алиной, надеясь на то, что он увидел все, что я сделал и, наконец, обрел свою обетованную землю. Бывает, разговариваю с ним и прошу передать нашей девочке привет. Знаешь, в тот злосчастный день, он поделился со мной, что ты начала напоминать ему Алину. Я тоже это видел и мимолетно обрадовался, что он уже не такой каменный, каким был раньше. Он искренне переживал и пытался сделать все, что было в его силах, чтобы тебя нашли и спасли. Еще на крыше я видел, как он мимолетно достал телефон и прочитал сообщение от командующего на дом Власа отрядом. Док умер, зная, что ты в безопасности.

Мне искренне жаль, что два года назад ты постучала не в ту дверь, но я безгранично счастлив, что мне довелось узнать тебя. Я прошу, не совершай моих ошибок. На протяжении долгих лет я жил прошлым, забывая о здесь и сейчас. Вдохни полной грудью, забудь обо всем. Начни совершенно новую, чистую страницу своей жизни. Надеюсь, она будет замечательной.

P.S. Пусть эта книга останется с тобой. Сохрани её, пожалуйста, ради двух мальчишек и рыжеволосой девчонки, которые читали друг другу сказки во времена шторма.

Навсегда твой,

Никита»

Я дочитала последние строчки и прижала письмо к сердцу, задыхаясь от собственных слез. Я не могла поверить, что больше никогда их не увижу. Докера больше нет? Этого не может быть. Он всегда виртуозно убегал от смерти, показывая ей средний палец. Как же я его ненавидела в самом начале, но потом, со временем, полюбила и его, и Никиту. Вдруг вспомнилась наша последняя с Докером ночь. Я наслаждалась каждым мгновением, будто понимала, что мы в последний раз разговариваем, в последний раз он берет меня на руки, в последний раз обнимает. Я сидела на подоконнике и втянула носом воздух, все еще чувствуя его запах. Такой уже привычный и дорог сердцу запах ветра и дождя. Вдруг пришло осознание, почему он не выпускал меня из рук на протяжении всей ночи: он чувствовал, что все в последний раз. Я помню, как уже под утро перевернулась лицом к нему и ощутила, как он опустился ниже к моим губам. Я приоткрыла один глаз и увидела его умиротворение, закрытые веки. Мы так и спали. Не прикасаясь, лицом друг к другу. Будто в последний раз мысленно прощаясь, но пытаясь сохранить в себе хоть капельку, хоть маленькую частичку того тепла и нежности, которые мы методично выжигали друг из друга. И в голове было: «Только не буди меня. Оставь в полусонном коконе ночных иллюзий, где сны затертыми кинокадрами бегут под закрытыми веками. Я хочу остаться здесь.

Не буди меня…». Я чувствовала волшебные нити, что обволакивали нас. Эта хрупкая материя. Я помню ямочку между его ключицами и созвездие из родинок на грудной клетке. Рассказывая какие-то истории, он периодически потирал рукой то лоб, то глаза. Помню, как Никита запускал пальцы в волосы, взъерошивая их. Помню первый разговор. Я не забыла. До дрожи, до мурашек, до темных точек под зажмуренными веками. Я раскрываю губы, слипшиеся от невысказанных слов. Это удушье не проглотить и не выплюнуть. Оно вяжет рот, сушит нёбо и встает в горле тошнотворной массой. Докер забрал с собой частичку моей души, а я даже не подозревала, что она ему принадлежит. Я не могла понять, жалею ли, что несколько лет назад постучала не в ту дверь. За окном была глубокая ночь, а я все так же прижимала письмо к сердцу, надеясь на то, что Докеру все же удалось обрести покой и достичь своей земли обетованной.

***

Ник сидел в гостиничном номере за письменным столом, и поставил последнюю точку. Он решил оставить память о друге незапятнанной, поэтому не сказал Дине, что Докер подстроил похищение. Пробежав глазами по тексту, он запечатал письмо и положил его в коробку с книгой, оставив инструкции. Он выключил свет лампы, затем вышел на балкон и посмотрел в звездное небо:

− Мой дорогой друг, − прозвучал его тихий голос