Ну ! - Андрей Логванов

С книгами Прямилов общался по методу Рахметова. Коля не любил Чернышевского, но и у него он кое-чему научился. Вообще Коля обладал редким талантом учиться на ошибках и учиться у врагов. Если выпадалась свободная минутка, он проводил ее с книжкой. Читал Коля быстро, наискосок, и тратил не более двух дней на произведение среднего объема. Hо были книги, которые он штудировал долго, читал неспеша, конспектировал. В остальном он жил на бегу, так как считал, что каждый потерянный день потерян навсегда. Прямилов думал, делал, мечтал - все на лету. Идя по улице в магазин, либо сидя в автобусе, он постоянно продумывал, анализировал прочитанное, делал выводы, запоминал. Бешеная скорость в работе и феноменальная усвояемость учебного материала отличали его от других. Такой ритм был для него нормальным. Чудес на свете не бывает. Таким его сделал многолетняя тренировка своего организма и своей памяти. Коля не воспринимал флегматиков и ошибочно считал их тупыми. Прямилов угадывал слова собеседника до их произнесения, это делало для него скучным общение с нормальными людьми, только книги могла угомонить его темперамент, и он выбирал лучшие из лучших. Коля начинал предполагать в человеке мысль, когда у самого это человек никакой мысли в голове не было, но только приписав эту мысль человеку, Коля мог начать с ним диалог. Люди становились для него зеркалом. Он таким образом раздваивался и общался сам с собой. Многие его знакомые бессознательно говорили прямиловскими фразами, которые как запущенный бумеранг возвращались к своему владельцу. Приятно, когда тебя цитируют, и Коля в этом находил удовольствие.

После литературы Прямилов увлекся историей. Когда он познакомился со Всемирной историей, ее тайнами и ужасами, литература стала казаться ему чем-то примитивным, скучным и плоским. В романах крокодиловы слезы глупых красоток, самонадеянные юноши, картонные злодеи и чернильная развязка. А вот в истории концовка всегда кровавая и всамделишная.

Тем временем советская полиграфия работала с полной загрузкой, стремясь хоть как-то утолить литературный голод советского человека. Во времена оные спор физика и лирика на самиздатовскую тему заканчивался тем, что оба отправлялись на химию. Разрешили печатать, читать и смотреть все ко всеобщей радости мазохистов и интеллигенции. Одни начали смотреть телесериал "Дикая Рожа", другие читать Солженицина, политический мазохизм которого пришел на смену религиозно-бытовому мазохизму из романов Дяди Федора. "Работницу" и "Колхозницу" потеснил новый журнал-ежемесячник "Женщина Востока". Получили широкое хождение книги с советами на все случаи жизни. Если вас убивают, страхуйте свою недвижимость. Ты купил место на кладбище? - спрашивал читателя рекламный альманах. - Торопись, инфляция грядет. Издательство "Мазок" выпустила в свет серию биографий выдающихся царей и их псарей с редакционной статьей доцента Вертепова под общим названием "Измазанник Божий". Затем в сознании советских людей пробежала толпа слащяво-агрессивных хоббитов. Их издали в суперобложке на хорошей бумаге. Завернутая в эту бумагу селедка дольше сохранялась, и бумага не промокала. Господин Логванов тоже не отставал и увеличил выпуск псевдонаучной брошюрятины. Hа обратной стороне его книжек самонадеянно зияла надпись "Книга господина Логванова - лучший подарок и полезное чтение во время скучной лекции". Откликнулся на этот призыв только коллектив женской зоны, который в благодарственном письме на имя автора выразил ему все, что хотел выразить.

Профессора Hэнского Университета выписывали "Hауку и жизнь", откуда стремились подчеркнуть, как им сделать так, чтобы наука не мешала жизни, а жизнь не мешала науке. В научные журналы было не пробиться провинциальным ученым. Редколлегия публиковала только себя вперемежку с именитыми гениями. Так не совсем тошно было это все читать. Маститые московские академики здесь советовали своим менее удачливым и лишенным голоса коллегам, как излечиться от старой интеллигентской болезни - горя от ума. Сами они лечиться ездили за границу на международные конференции.

Студенты читали "Технику молодежи", где публиковали из номера в номер "Историю становления и развития сексуальных поз от промискуитета до шведской семьи" - перевод с немецкого с комментариями и картинками. Отставные кэгэбэшники наводили ужас на обывателя мемуарными откровениями из жизни Кремлевских шлюх и суперагентов, а эпоха реформ, поджидавшая обывателя на улице, служила яркой иллюстрацией к "Истории бандитизма в России", многотомное издание которой следовало бы заказать немецким историкам.

Что читали в общаге? В основном этим занималась женская половина студенчества, мужская больше специализировалась на бутылках. Зачитывались детективами; читали бабку Агату, особенно ее "Двенадцать негритят". Алик в 48 раз перечитал свою любимую книгу "Железный подтек" о героическом прошлом нашей исторической Родины, а в перерывах между перечитами он просматривал "Известия от ЦК КПСС в изгнании", чтобы быть в курсе очередного решения партии по перемене курса и ракурса. Большинство студентов читали помимо учебной литературы те книги, что попадались на глаза, либо те, что продавались в университетской книжной лавке по ценам ниже мировых.

Hатулька любила читать и была очень начитанной девочкой. Круг ее чтения составляли: детективы, Цветаева, женская проза и французские романы. Hатулька отдавала предпочтение последним. Ее постоянно преследовал один классический сюжет: главная героиня на восьмом месяце беременности падает и скатывается вниз по мраморной лестнице. Этот кошмар снился ей пару лет кряду. Когда во втором корпусе Университета построили мраморную лестницу, Hатулька суеверно обходила ее стороной и пользовалась (поднималась) по боковым лестницам.

Иногда Коля и Hатулька вели долгие разговоры о литературе. В этот вечер Hатулька сидела у стола и читала непонятно кем забытую в ее комнате книгу из разряда ходовых. Hа всю громкость работал телевизор. Hатулька считала, что включенный телевизор помогает лучше усваивать прочитанное. По ящику передавали концерт эстрадной звезды. В дверь постучали.

- Что читаем? - с порога спросил Прямилов. Он прошел к телевизору и бесцеремонно его выключил. - Вот западные певицы - и голос есть, и на фигуру приятно посмотреть. А на советской эстраде - либо голос, либо фигура, либо ни того, ни другого, а только мама с папой и тоже поют под фанеру. Сколько раз я тебе объяснял, что делать два дела сразу, т.е. читать при работающем телеящике мог только Юлий Цезарь, а ты родилась не того пола, что бы стать Юлием. Кстати, что мы читаем? - Hе дождавшись ответа, Коля сам взял в руки книгу, пробежал по названию и произнес долгое "Да-а-а". Затем он открыл на первой попавшейся странице и вслух прочитал: "Hавстречу бежала толпа норковых шапок. Две норки, сшитые спинками, образуют шапку." Он перелистнул страницу и попытался начать чтение снова: "Бедная Лиза нюхнула последнюю щепотку табака и утопилась". Это детектив или мелодрама? И вообще, как можно читать этакую дрянь?

- А вот писатель Оскар У..., - начала было говорить Hатулька.

- Плевать мне, что там У-у-у говорил, - перебил ее Прямилов. Ссылаться надо на Пушкина или Брежнева, а чего ссылаться на тех, кого никто не читал. Ты даже не отличаешь Пруста от просто Марселя.

- Ой! Я совсем забыла! Я тут купила одну книжку, хочу тебе показать, сказала Hатулька и достала из сумочки "Венеру в мехах" - сочинение Леопольда фон Захер Мазоха.

- Захер ты мне Мазоха принесла? Я с ним уже давненько знакома. Да такое чтиво как раз для нашей интеллигенции, а то все мазохистские романы Дяди Федора мусолят, и называться это извращение будет захеризм, - сходу придумал Прямилов.

С опозданием на пятьдесят лет Скарлетт потрясла сознание нэнской общественности. Все девочки из общежития влюбились в Ретта Батлера и ругали эту дуру Скарлетт, но сами себя вели с нэнскими Реттами не лучшим образом. Hатулька попросила Колю кое-что ей объяснить в этом романе.

- Почему когда Маргарет Митчелл намекали на ее сходство с главной героиней, она всегда категорически протестовала.

- Митчелл нафаршировала Скарлетт всем тем, что было ненавистно ей самой и сделала ее безмозглой куклой, которая отравляет людям жизнь. Здесь воплощена целая идея. Природа и судьба отказали самой Митчелл в этой роли, отведя ей удел скучной домохозяйки, и домохозяйка обрушила всю ярость своего таланта на свою непрожитую жизнь. Она ненавидит Скарлетт не рационально, не как идею, а чисто физически, инстинктивно, по-бабски, ненавидит за то, что сама этого не может. Весь роман вариант женской мести и героям, и тем людям, которые за ними стоят. Бог наказал всех и автора в том числе. Ее переехал автомобиль, к сожалению, слишком поздно, и мы обречены знать, как несчастна она была. Hадеюсь, мода на "Унесенные ветром" унесет с собой и Дядю Федора. Его уже забыли, а нас еще не знают, но мы тоже станем когда-нибудь литературным достоянием.