Бедная Настя. Книга 4. Через тернии – к звездам - Елена Езерская

— Как мне вас понимать, уважаемый Александр Юрьевич?

— Петр Михайлович, — развел руками Репнин-старший, — вы же понимаете: времена меняются, нынешняя молодежь ведет себя сегодня совсем не так, как иначе воспитанные мы и наши родители, Я не могу приказать Наташе выйти из кареты и предстать перед батюшкой и своим женихом. Она приняла решение, причины которого мне неизвестны, непонятны, но я уважаю: выбор дочери и не намерен заставлять ее идти замуж против собственной воли.

— Это не воля, сударь! — вскипел Долгорукий. — Это… позор! Когда такое было, чтобы невесты бросали своих женихов прямо у алтаря?! Это недопустимое падение нравов!

— Вы, кажется, собираетесь оскорбить мою дочь? — нахмурился Репнин-старший.

— Я всего лишь называю вещи своими именами! — настаивал князь Петр. — Ибо оскорбление нанесено моему сыну — принародно и безжалостно! И я требую от вас и вашей семьи внятных объяснений по этому поводу.

— Боюсь, что любые слова сейчас будут приняты вами в штыки и истолкованы вольно и необъективно, — сухо сказал Репнин-старший. — Впрочем, если вы желаете как-то успокоить ситуацию, то советую вам предложить Андрею Петровичу самому поговорить сейчас с Натали, и все выяснить между собой. Поверьте мне, решение дочери оказалось для нас с супругой столь же неожиданным и необъяснимым, но мы не в силах заставить ее изменить свое решение, и это — не в правилах нашей семьи.

— А в правилах нашей семьи — не прощать оскорблений! — воскликнул Долгорукий, но вышедший к ним Андрей остановил его.

— Отец, тебе опять мерещится неуважение к своей персоне?

— Все далеко не так весело, как ты себе представляешь, — трагическим тоном промолвил Долгорукий.

— Андрей Петрович, — мягко сказал Репнин-старший и отвел жениха в сторону, — простите, что принес вам не радостную весть, но, полагаю, свадьбы не будет.

— Что с Наташей? — вздрогнул Андрей.

— Ничего особенного, если не считать внезапной перемены в ее настроении, вследствие чего она не хочет выходить за вас замуж, — развел руками Репнин-старший.

— Господи! — прошептал Андрей. — Кто мог настроить ее против меня? Я должен тотчас с нею переговорить.

— Да-да, я тоже так считаю, — обрадовался его благоразумию Репнин-старший. — Пожалуйста, пойдемте со мною к карете! Надеюсь, вы встретитесь, и, если и были какие-то недоразумения, то они рассеются, и мы сможем, наконец, приступить к венчанию.

Бросив осуждающий взгляд на отца, Андрей строго попросил его не вмешиваться впредь и вышел вместе с князем Репниным из Церкви.

Зинаида Гавриловна с готовностью предоставила молодым людям возможность еще раз поговорить. Завидев приближающихся Андрея и мужа, она вышла из кареты и ободряюще кивнула незадачливому жениху ее строптивой дочери. И, пока Наташа и Андрей объяснялись, она молилась Богу, чтобы он надоумил ее Натали, и наставил ее на путь истинный.

Время от времени Репнины переглядывались, но, чем дольше длилось ожидание, тем очевидней становилась бессмысленность затянувшихся переговоров. Репнины знали характер Наташи — она принимала решения быстро и никогда не отказывалась от них. И, судя по всему, у Андрея не осталось никаких шансов что-либо изменить — уговорами он только отдалял миг неизбежной разлуки.

Когда Андрей вышел из кареты, он был смертельно бледен, и его молчание свидетельствовало о том, что сердце его разбито. Князь Репнин отвел взгляд в сторону, княгиня тихо ахнула и приложила руку в перчатке к губам, точно боялась разрыдаться. Но Андрей не услышал и словно и не заметил их — он медленно направился к церкви нетвердым шагом и, дойдя до крыльца, опустился без сил на ступеньки.

Репнины переглянулись и заторопились с отъездом. Михаил и появившаяся вслед за ним на крыльце Лиза с удивлением смотрели на поникшего и расстроенного Андрея и уезжавшую, как будто поспешно бежавшую, со двора карету невесты, увозившую Наташу и ее родителей прочь — навсегда от Андрея и из этих мест. Лиза разволновалась и склонилась к брату, безучастно сидевшему на ступеньках — не замечавшему ни мороза, ни любопытных взглядов прицерковных зевак.

— Что случилось, Андрюша? — ласково спросила Лиза.

— Ничего особенного… — повторил слова князя Репнина Андрей. — Просто Наташа бросила меня.

— Не может быть! — воскликнул Михаил.

— Тебе лучше знать, что может или не может быть с твоей сестрой, — горько усмехнулся Андрей. — Это, наверное, у вас семейная черта — бросать тех, кто вас любит.

— Ты несправедлив, Андрей, — смутился Репнин.

— Но почему? — растерялась Лиза. — Наташа как-то объяснила тебе причину своего решения уехать?

— Она объясняла, — кивнул Андрей, — но я не сумел ее понять, и потому сделал еще хуже. Теперь она уже никогда не вернется. Спасибо вам за подарки и поддержку, но мы с Наташей расстались.

— О чем ты говоришь? — на крыльце появилась взволнованная, с безумным взглядом Долгорукая. — Как расстались?! Почему ты позволил ей уйти? Ты… ты — тряпка, такой же, как и твой папенька!

— Маменька! — вскричал Андрей, вставая со ступенек. — Умоляю вас — держите свои домыслы при себе! Вы же ничего не знаете!

— Домыслы? Это я ничего не знаю?! — взвилась Долгорукая. — Боже, а я-то размечталась, что хотя бы твоя жизнь пойдет совершенно иначе! Но нет — ты прямой дорожкой побежал по кривому пути, проложенному твоим драгоценным папенькой! Ты завел интрижку с дворовой девкой, ты оскорбил свою невесту! И еще удивляешься, что она, в конце концов, не решилась связать с тобой свою судьбу! Да княжна — просто ангел, что всего лишь уехала, а не стала мстить тебе!

— Замолчите, маменька! — закричал Андрей. — Оставьте меня в покое! Оставьте меня все! Мне не нужны ваши соболезнования и сочувствие, я справлюсь с этим сам!

Андрей бросился к саням, на которых приехали любопытствующие слуги из имения, и велел немедленно везти его домой. Мужики переглянулись и приказали бабам из саней — вон! А один, встав за возницу, повез барина обратно.

Андрей не видел, как расходились гости, но чувствовал изрядную дурноту, представляя, как все эти кумушки с мужьями судили и рядили произошедшее. Он ощущал на себе их изучающие взгляды — притворно соболезнующие, но азартные и плотоядные, буквально по живому сдирающие кожу со всего его семейства. Андрей думал, и у него кружилась голова, когда в его воображений возникала картина позорного выхода его родных из церкви, как они шли, словно сквозь строй, под осуждающие усмешки соседей, как садились в карету, пытаясь сохранить остатки их принародно униженного достоинства.